— Берите да ищите, — остыл президент. И вовсе обретя разумный тон, спросил: — Помощь нужна?

— Нужна, — подтвердил Судских. — Требуется ваш указ, чтобы УСИ обладало приоритетным правом поиска книг, имело доступ всюду, а другие службы и органы хотя бы не мешали нам в этом. Дело того стоит.

— Делайте, — поднял на него глаза президент, будто он уговаривал Судских спешно заниматься поиском и наконец уговорил. — Долго ли продлится поиск?

«Быстро соображает!» — похвалил про себя Судских. Когда-то президента любили выказать эдаким сапогом противники, начисто забывая, что сапог бывает мягким, но о-чч-ень сильно бьет по чужой заднице, надетый на сильную ногу. Да и в сапогах легче топать по грязи последних лет.

— Месяца за три думаем уложиться. Кое-какие наметки есть, — уверил его Судских.

— Так уж и за три? — не поверил президент. — Столько лет искали и следов не нашли, а бравый генерал Судских берется посрамить научный поиск, детективный и все разведки мира.

— А я не стану искать, где светло, а где лежат в темном месте, — подчеркнул Судских. — Люди у меня опытные.

— В добрый путь, — кивнул президент.

Как раз последнее он понимал хорошо. У него среди последних правителей России было главное — команда сподвижников, не один год проверенных единым строем. Вроде бы у каждого претендента на власть была команда единомышленников. Была у Ленина, но шайка авантюристов, была у Сталина, но опричнина, остальных и в вожди записывать стыдно — временщики. Вожди нужны дикарям. А нынешний к походу готовился тщательно, гороховый концентрат в рацион не брал, маршальских жезлов не сулил и обозом не обременял движение. От теоретиков и практиков, проще говоря, от алхимиков, предлагающих свой способ получения золота из ничего, он не отмахивался, а предлагал получить такой самородок в каждом отдельно взятом мешке, который и вручал соискателю. По мешку получили Абалкин, Явлинский, Гайдар целых два. Мешок на двоих получили Зюганов с Николаем Рыжковым, но без  дна. Слова президента: «Хватит опытов с Россией» — стали крылатыми. Желающих работать оказалось много больше, чем объясняющих, как надо работать. Призадумались и думские. Выяснилось, что красивых глаз ни у кого не оказалось. Напрашивался жуткий для них вывод. Хуже не бывает…

Из Кремля Судских покатил к себе в Ясенево. Дежурство кончилось, а работа — работой. За ночь он принял несколько важных сообщений, сделал необходимые распоряжения, поломав голову над ними, но подчиненные видели перед собой подтянутого, щеголеватого генерала, несколько ироничного, готового взбодрить шуткой, шуткой и наказать.

Управление Судских работало по раз заведенному порядку, авралы его не колотили, ритм не сбивался. Многие считали шефа УСИ любимчиком всех президентов, какие приходили к рулю страны, Воливач благоволил к нему неизменно, и все же успех Судских крылся в другом — в его научной лаборатории, которую возглавлял Григорий Лаптев. Сторонник пифагорейцев, он подвергал любое задание математическому анализу и вообще жил под лозунгом: где появляется математика, там начинается наука. Поэтому любое задание для УСИ не начиналось с нуля, оно предвосхищалось на компьютерах лаптевской лаборатории.

О библиотеке Ивана Грозного рассуждали много и давно, ее искали на уровне любителей, и лишь один Лаптев заметил больше года назад: на стыке тысячелетий о библиотеке вспомнят основательно, она потребуется многим, и без научного подхода к поиску не обойтись. Прежде всего — почему она остро потребуется, и сразу всем? На это у Лаптева был готовый ответ: новое — это хорошо забытое старое. Кому-то очень потребовалось забыть или затушевать прошлое, а на стыке веков, тем более тысячелетий, всегда есть соблазн покопаться в минувшем, скорректировать, так сказать, настоящее. Среди книг Ивана Грозного хранились уникальные издания, которым лет было побольше, чем самому) времени от Рождества Христова: арианские заповеди, писания древних христиан, хронологии, которые в угоду себе изменяли могущественные правители. Времена владычества! ветшают, тоща одним требуется подновить фасад возведенного здания, а другим — развалить его до основания. Учение Христа порядком износилось за две тысячи лет, перелицовке оно не поддается, выбрасывать грешно, так не лучше ли отыскать забытое лекало?

К древним книгам, твердил Лаптев, приложили гадкие ручонки еще в Византии, к библиотеке Грозного — Романовы. И тем и другим было крайне выгодно уничтожить опасного конкурента в виде древних знаний. Константинополь — второй Рим, Москва взялась быть третьим и торжественно провозгласила: четвертому не бывать. Чего это вдруг? А вот, мол, мы какие — древние и великие, Романовы на века с христовою верою заедино, земли российские нам от Бога принадлежат, и путь нашей 18-й гвардейской армии у нас никто не отберет!

Есть у Романовых конкуренты, твердил Гриша, масоны. Эти запросто докажут: четвертый Рим — это мы.

В дьявольском 1998 году он нашел точку отсчета поиска древних книг: Константинополь, 666 год. Тогда христианство перестало убеждать словом и взялось за меч, огонь и веревку. Блаженный Иисус благословил погромы и разбой, иначе не выжить его последователям. Хватит убеждать непонятливых, того и гляди пророк Мохаммед возвестит иную благую весть: правоверные! бей жидов, спасай планету!

Судских ниже и ниже опускался по ступеням истории, слои времени расступались перед ним, мрачнея с каждым шагом. Менялись одежды встречных, язык говоривших терял эластичность, становясь гортанным, отрывистым, будто сплошь состоял из воинских команд: встань! принеси! пади! Чужое время, неприятное…

Он двигался среди возбужденной толпы, его толкали со всех сторон, и толчки эти направляли Судских в одну сторону — к нижнему городу. Он не рискнул спрашивать, чем разгневаны эти люди. Вопрос мог оказаться опасным, на него уже косились окружающие: не так одет, смотрит не так… Задние стали напирать на передних, движение прекратилось.

— Бей солдат Зенона! — взвился истошный вопль, и толпа подхватила братоубийственный клич. Сжатый со всех сторон, Судских пытался разглядеть, на какую преграду натолкнулась толпа, увлекшая его в опасное плавание, но только ряд копий с долгими жалами видел он шагах в десяти поверх голов.

«Зачем я именно здесь очутился?» — стучало в голове, и он злился на себя за неразумное решение скакнуть сразу сквозь время в желаемый отрезок. Да, именно так он пожелал: хочу к истокам, мне надо идти от истока… И попал к истокам вражды. Дьявольский трехшестерочный год и Византия с ее пурпурными цветами изощренности Древнего Рима. Изощренность в роскоши, изощренность в убийствах, где казни выдаются за праздники при многолюдном стечении масс, а пышные праздники венчают массовые убийства по случаю. Достойный преемник Рима, новая вера не изменила сущности поступков вождей…

— Пропустите нас к ариям! — завопил сосед слева, а толпа подхватила вопль. Сосед покосился на Судских, что-то шепнул другому, и толчок выбросил Судских вперед, прямо под копья и копыта лошадей. Плотный строй конной гвардии Зенона, управителя Константинополя, спокойно дожидался пика беснования толпы.

Копья с долгими жалами частоколом опустились перед Судских. Толпа отодвинулась прочь, оставив его один на один перед хмурыми гвардейцами с неминуемой расправой.

Подъехал сотник и, свесившись с седла пониже, к уху Судских, сказал негромко:

— А теперь уходи, Лисимах, свое дело ты сделал. Зенон останется доволен.

«Весело, — мельком подумал Судских. — Я попал в гапоны…»

Не выясняя, чего вдруг он записан в Лисимахи, Судских заспешил меж троерядным заслоном конных гвардейцев и только за строем пеших копьеносцев перевел дух. Тут пулеметов не водится, дистанция коротка, много не разговаривают… Крайний десятник, пожилой воин, смотрел на него неуважительно, явно собираясь словом выразить к нему презрение.

— А что поделаешь, брат? — нашелся Судских, лишь бы миновать быстрее горячий пятачок событий.

— Кому брат, а кому и гад, — ответил воин ворчливо. — Доволен? Эту веру ты проповедуешь? Сейчас поклонников Иисуса раздразнят сильнее и всю свору пустят на ариев. Мало вражды?