— Тут я немного приподниму завесу тайны, — сказал Судских. — Сладковский считался астрологом Кремля. В те времена это не афишировали, но прогнозы учитывались. Только скажи мне, каким боком он касался розыска книг?

— Никаким. Видимо, распоряжение Берии было устным.

— А в масонской ложе он состоял?

— Сложный вопрос, — затруднился Бехтеренко. — Мы почти ничего не знаем о масонах тех лет. Спецархив КГБ исчез по личному приказу Берии в 1953 году. Известно, в частности, что Берия предлагал Хрущеву этот архив в обмен на жизнь. Никиту он не заинтересовал, его масонские тайны не пугали, боялся он другого архива. Уж он точно в масонах не состоял.

«Теперь дело за Любашей, — отчетливо решил Судских. — Она обязательно устранит просветы в биографии папаши».

Двумя днями позже ему пришлось спешно выезжать на Сорокапятку: Любаша Сладковская отравилась газом в своей квартире, как раз в день их намеченного свидания, и Гуртового пора было побеспокоить по причине смертей, с тех пор как УСИ занялось поиском книг Ивана Грозного. Вежливо нечего ждать.

Гуртового он нашел в прекрасном расположении духа. Лечение Судских ему нравилось. Кожа на лице посвежела, Тусклый взгляд посветлел, даже кадык уменьшился, и он заметно поправился.

— Я рад за вас, — выслушал его восторженный отчет Судских. — Но приехал с плохими вестями. Любовь Сладковскую нашли в собственной квартире мертвой. Уверен, смерть насильственная.

— Игорь Петрович, даю честное слово, что не имею к этому никакого отношения! — рьяно защищался Гуртовой.

— Кто же тогда мог быть причастным?

— Указанный в записке, — спокойно выдержал пристальный взгляд Судских Гуртовой. — Но мы с вами условились затевать все разговоры спустя месяц. Будьте джентльменом, Игорь Петрович. Даже смерть близкого вам человека не может его расстроить.

Последнее покоробило Судских, но Гуртовой был прав. Он сразу обозначил имя главного масона, чему Судских не хотел верить…

Президент не досаждал ему в первый год. Ненастойчиво интересовался поиском книг, деятельность УСИ контролировал в обычном порядке на рядовых совещаниях. За год он преуспел на своем посту, положение в стране менялось к лучшему, и все это без надрывных заявлений типа: «…Нынешнее поколение людей будет жить при коммунизме!» Или оголтелого вранья, каким славились предыдущие властители. Чересчур скучно шла его перестройка. Без скандальных разоблачений отдельных лиц, без заказных убийств, уличных разборок криминальных группировок. Россия, привыкшая к сумятице, скучала, и не особенно ее растормошили «Куликовская битва» или неожиданные смерти людей малознакомых. Разве что президент пообещал вести беспощадную борьбу с наркотиками и что-то там вскользь о выпячивании секс-меньшинств, порнографии… Сказал и сказал. А скандалов нет. И как-то незаметно поменялся журналистский корпус.

Крикливые разоблачители ушли. Или их ушли? Никто не заметил. Среди управляющих банков появились Ивановы. Без взрывов и взрыдов началась в обратном порядке национализация крупных объектов промышленности. Ну и что? Ах как ожидали от нового президента топорной работы! Чтоб кровавые щепки по сторонам! И ничего. Скука. Оставались только дороги и дураки, а в остальном скука и неизвестность.

С чем не мог согласиться Судских, так это с кажущейся тишиной. За чертой взгляда обывателя кипело и клокотало, шла тайная война со сторонниками прежних порядков, когда можно рвать Россию на части, высасывать последние соки и ни за что не отвечать. Война была безжалостной, чьи-то руки рвали нити, которые связывали прошлое и настоящее, без чего нет будущего.

После таинственной смерти Любаши произошли неприметные, но интересные события: согласованы сроки приезда Хироси Тамуры и выдворен из России как персона нон грата Мойзес Дейл. Ему инкриминировали участие в наркоторговле.

Судских удивился. Мойзес Дейл работал аккуратно и никак не мог скомпрометировать себя и свою организацию. Брали его люди Воливача, и деталей задержания Судских не знал.

— Виктор Вилорович, — связался он с Воливачом. — Ничего не понимаю, Мойзес Дейл опытный разведчик, как это произошло?

— Дейл тоже ничего не понимает, но факты изобличающие.

— Нахаловка?

— Она самая, — подтвердил Воливач. — Хватит с ним чикаться. Можно доказать его причастность к нашим масонам, но этого к делу не пришьешь, публике неинтересно. А наркотики оживляют интерес обывателей. Достойная огласка.

— Не совсем приличная.

— Не до приличий, Игорь. Готовилось покушение на президента, тебя, меня, а это не туфта, — нажал голосом Воливач. — Это доказано. Руководил операцией Мойзес Дейл. Ниточки он дергал, хотя прямых улик нет. Попутно убирались те, к кому мы подбирали ключики. Кстати, Гуртовой исчез.

— Он не исчез, — возразил Судских. — Он у меня.

— А почему я не знаю? — повысил голос Воливач.

— Поймите меня правильно, Виктор Вилорович, но ставка высока. До поры до времени решил о Гуртовом не говорить вам.

— С огнем играешь, Игорь. Гуртовой живет без принципов.

— Пока живет, — весомо сказал Судских, и Воливач промолчал.

— Ладно, — сказал он после паузы. — Гляди, чтоб не переиграл тебя. Небось посулил ему долгую жизнь, — умудрился вычислить Судских Воливач.

— Посулил, — не стал отнекиваться Судских.

— А с книжками прогресс есть? Встречался недавно с президентом, его патриарх теребит. В Церкви скандал назревает, хотят владыку сместить и жить по старинке, а дедка против.

— Двигаемся, — уклончиво ответил Судских и вернулся к Дейлу: — Вы правы, кто-то рвет веревочки.

— Осознал? — посмеялся Воливач. — А теперь посмотрим, есть другой резидент или нет. Игорь Петрович, — переключился и он, — к тебе, слышал, японский сейсмолог едет?

— Едет. Сегодня встречаем, — кратко ответил Судских.

— А с чем едет? Он года два добивался встречи именно с тобой. Я, грешным делом, даже позавидовал.

— Не стоит, Виктор Вилорович. Причины пока и мне не известны. Выложит, поделюсь, — пообещал Судских.

Судских лично выехал встречать Тамуру. Сразу договорились, японец будет жить в одном из загородных особняков УСИ. Тамура с радостью согласился.

— Очень хорошо, — ответил он. — Мой визит очень и очень особый.

По пути из аэропорта о серьезном не говорили. Судских предложил Тамуре отдохнуть с дороги, а с утра встречаться.

— Нет, нет! — энергично запротестовал японец. — Сразу!

— Почему такая спешка, Тамура-сан?

— Едва я начну, вы сразу поймете. Это очень важно. Много времени упущено зря, и в вашей стране ситуация вышла из-под контроля.

— Так мрачно, Тамура-сан? — спросил Судских, внимательно глядя на японца.

— Еще мрачнее, чем вы думаете, — с тоской ответил японец. — У вас есть ас-программист? Я бы не хотел, чтобы некоторые сведения ушли дальше вас, — подчеркнул он.

— Есть, — подтвердил Судских. — И очень опытный. Скажите, а почему именно мне вы решили довериться?

Японец, прежде чем вымолвить слово, поклонился глубоко.

— Я не мистик, но, будучи на Тибете, спросил у Далай-ламы, кому я могу довериться. Он ответил: человеку, кто пережил две смерти — физическую и духовную. Составленный гороскоп показал, что таких людей на земле только двое.

Один из них вы. Линии энергетических полей привели к вам. Два года я потратил, чтобы найти вас и не вызвать подозрений у могущественных сил зла. Думаю, мне удалось это. И давайте не откладывать разговор. Я бодр и готов выполнить мою миссию.

Судских раздумывал над словами Тамуры и вовсе не о тщательной секретности визита: какой катаклизм выпал из его внимания? Японец по-своему истолковал его молчание.

— Господин Судских, — решил он чуть шире пояснить спешность своего визита. — Катаклизмы, чтобы максимально точно определить эпицентры, надо обсчитывать тщательно. Я разработал собственную систему обсчетов и пошел дальше обычных подземных извержений. Тогда мне открылось неведомое прежде.

Он замолчал, и Судских не задавал вопросов.