- Пожалуйста, не мог бы ты поделиться со мной своим именем?
Я засмеялся и она улыбнулась. Мне понравилось, что она была счастлива угодить мне.
- Мое имя Джуд, - ответил я и подождал ее реакции.
- Джуд, - сказала она, покатывая его на языке, - Джуд. Мне нравится. Действительно нравится.
- Из-за Джуда Лоу?
- Кого?
- Ты знаешь, типа актер. Женщины любят его.
- Оооо, ладно, я слышала о нем. Но нет, мне просто нравится имя. Каким-то образом оно тебе подходит. В отличие от Ронни, верно?
Я не смог солгать, мне не нравилось ее имя, но больше это не станет проблемой.
- Оно не подходит тебе.
- Почему нет?
- Оно тупое.
- Может быть, я тупая, - сказала она, ее нижняя челюсть вызывающе выступала.
- В любом случае, это не имеет значения, - сказал я ей. Я посмотрел прямо в ее глаза, не отводя взгляд, пока она не отвернулась.
- Почему нет? - наконец-то спросила она.
- Я буду звать тебя Зверушкой. Так ты будешь известна, начиная с сегодняшнего дня.
Она рассмеялась, насмешливый лай, вернувший меня к реальности. Если убрать нечеткие края моей фантазии, она по-прежнему была реальной человеческой девушкой, которую нужно было сломать и преподать урок, где ее место в моей жизни. К счастью для нее, так случилось, что это место было просто со мной.
- Зверушка? Почему зверушка? Я же не собака.
- Нет, но ты будешь жить здесь, и я буду о тебе заботиться. Мне не нравится твое имя, Ронни или Вероника, так что ты будешь отзываться на Зверушку.
- Так я не имею права голоса в этом вопросе?
- В этом - нет. Тебе нужно довериться мне.
Она замолчала. Я видел, что ей хотелось возразить, спросить почему, потребовать ответа. Она была хорошей девочкой, хоть и уже достаточно сломленной, и все понимала, даже если не могла выразить это словами.
- Так чем мы сегодня займемся?- спросила она, прерывая тягостное молчание и забирая мою пустую тарелку. Она положила обе тарелки в раковину и осмотрелась в поисках моющего средства. Даже я не мог ей в этом помочь; я не знал, где оно. Обычно я просто загружал посудомойку и позволял домработнице справиться со всем остальным.
Она нашла его и включила горячую воду, замочила посуду и начала ее мыть. Я наблюдал; это было настолько сюрреалистично, то, что она стояла здесь, занимаясь чем-то столь причудливым, как мытье посуды. Мое сердце забилось быстрей, когда я представил нашу будущую жизнь.
- Удели внимание своим травмам, - сказал я, наконец, - и нам нужно будет обсудить некоторые правила.
Она поставила тарелки и столовые приборы в сушилку и обернулась ко мне.
- Правила? - спросила она, - типа правила дома?
Я встал, подошел к ней, взял ее за руку и сказал:
- Нет, типа мои правила.
Она выглядела испуганной и заинтригованной, эта сторона моей личности на каком-то уровне привлекала ее. Я предполагал, что после стольких лет с Билли, выбивающем дерьмо из всего, что попадется под руку, она, вероятно, не поняла бы, что делать с хорошим парнем, встань он перед ней на колени.
Возможно, в конце концов, мы могли бы быть идеальной парой.
Я повел ее назад в спальню, и она не стала сопротивляться, по факту, она сплела свои пальцы с моими, как делают влюбленные подростки, и шла со мной рука об руку. Ее кожа была теплой, гладкой и немного влажной от мытья посуды.
Дойдя до двери, я остановился, развернулся и взглянул на нее. Вокруг ее горла был синяк в форме отпечатка ремня, мои ладони зудели в желании коснуться этой линии и сжать ее. Я почти заскрипел зубами, но сумел сохранил видимость спокойствия и сказал:
- Это твоя комната. Если я дома, ты можешь попросить разрешения выйти. Когда я ухожу, то буду закрывать ее, и ты должна оставаться внутри. Ты понимаешь?
Она кивнула, но спросила:
- Что если ты не вернешься?
- Я всегда буду возвращаться, не волнуйся об этом. Теперь, что касается моей личной жизни. Ты никогда не войдешь ни в одну из этих боковых дверей, которые видишь здесь в коридоре. Ты не будешь входить в мою спальню без приказа или просьбы, и ты никогда не зайдешь в мой кабинет.
Жестом я указал на закрытую дверь в конце коридора, за которой хранились мои самые секретные достояния.
Она опять кивнула; ее глаза раскрылись так широко, насколько могли, учитывая их плачевное состояние.
- Я могу смотреть телевизор?
- Я позволю, если ты будешь вести себя хорошо. В твоей комнате есть один, но ты не должна его включать, пока я не разрешу. Ты никогда не должна спрашивать меня дважды о чем бы ни шла речь. Если ты это сделаешь, я рассержусь, - сказал я и замолчал, глядя на ее лицо в поисках ответной реакции. - И, Зверушка? - она кивнула в ответ. Я взял ее руку, ту на которой не было отека, в конце концов, я же не чертов недоносок, и продолжил, - ты не захочешь видеть меня злым.
Она стала отступать, но натолкнулась на дверь; посмотрела в сторону, словно ища выход. Я ненавидел то, что мне приходилось так поступать с ней, заставлять дрожать от страха, но нужно было предупредить ее, что я за человек. В конечном счете, ей придется узнать обе мои стороны, так что ради ее безопасности и нашего совместного будущего, она уже сейчас должна осознать весь риск.
Я захотел уложить ее в постель. Беспокойство плохо скажется на ее здоровье, учитывая, что она совсем недавно пережила нападение. А мне нужно, чтобы Зверушка была здорова, так я смог бы постепенно погружать ее в свой мир и открыть ей глаза на единственную объединяющую нас истину... сейчас она была моей и только моей.
- Я делаю это, чтобы защитить тебя, Зверушка, - сказал я и погладил ее по плечу, пробегая ладонью вниз по ее руке и снова сплетая наши пальцы.
- Хорошо, - ответила она, - и спасибо тебе за это, за все. Могу я сейчас прилечь? Я чувствую себя немного одурманенной.
- О, черт, извини, я все забываю, что ты, наверняка, чувствуешь себя дерьмово. Идем, давай вернем тебя обратно в постель.
Она ослабела, и я помог ей сесть. Не знаю, было ли это от страха, вызванного курсирующим по ее венам адреналином, или она действительно была больна.
- Дать тебе что-нибудь обезболивающее? - спросил я и убрал прядь волос с ее щеки.
Она улыбнулась и сказала:
- Да, пожалуйста, если ты не возражаешь.
- Конечно, нет, я сейчас вернусь.
Я пошел в свою комнату, осторожно запер за собой дверь и покопался в аптечке. У меня было по рецепту на каждый вид таблеток, наряду с несколькими незаконными препаратами, просто чтобы оторваться и похихикать.
Я выбрал «Оксикодон», он заставит ее почувствовать себя лучше и, возможно даже, позволит расслабиться и покайфовать. Я потрогал маленькую голубую таблеточку и задался вопросом: «Не слишком ли эта доза велика для нее - тридцать миллиграмм». Если дать чуть меньше, она, возможно, не отключится.
Нужно было, чтобы она отключилась. Так я смогу взять паузу и спланирую свой следующий ход. Прихватив таблетку, я нашел Зверушку почти спящей; от усталости ее веки отяжелели.
Я протянул ей таблетку и стакан воды, помог сесть и погладил ее по спине, когда она проглотила лекарство.
Я испытывал к ней такую нежность; не знаю, откуда это взялось во мне. Как правило, я просто имитировал это чувство так долго, сколько требовалась, чтобы держать всех в уверенности, что на самом деле меня ничего не волнует, но на этот раз оно было подлинным.
Что эта девушка, работающая в дерьмовом месте и живущая в худшем районе города, что она сделала со мной? Что она пробудила во мне?
И смогу ли я это сохранить?
Я двинулся, чтобы встать, но она положила руку мне на колено.
- Останься, - сказала она.
Простая просьба умоляющим голосом.
Я не мог сказать "нет", я хотел остаться, хотя и знал, что это было неправильным решением. Мне нужно было держать большую дистанцию, чтобы собраться с мыслями и обработать последние двадцать четыре часа.
Но я остался.
- Я буду здесь, - сказал я, - прямо здесь.
