К концу конвейерной линии бесформенные комья пищевого концентрата превращались в сыпучую массу, которая затем прессовалась в аккуратные брикеты. В состав пищевого концентрата входили и отходы, которые получались при производстве натуральной пищи для инженеров. В основном же пищевые брикеты состояли из синтетических компонентов.

Последний автомат конвейера через минутные интервалы выбрасывал в решетчатый ящик аккуратные брикеты бурого цвета. Это была уже готовая продукция.

— Обратите внимание на биора, который носит ящики с брикетами на склад, — предложил Крайту Эчар.

Он сдвинул один из рычажков на пульте, и на экране начал укрупняться несший ящик биор. Тугие бугры желваков и капли пота на его смуглом лице не оставляли сомнения в том, что ноша очень тяжела…

Носильщик вернулся к конвейеру с пустым ящиком и сел рядом с автоматом, который сбрасывал брикеты. Тонкое лицо биора было по-настоящему красиво. Выражение бесконечной усталости не портило его красоты, а только подчеркивало ее. Он рукавом куртки смахнул с лица пот, бросив мимолетный взгляд вдоль конвейера.

— Эчар, — зло заговорил Крайт, — зачем вы показываете мне этого идиота.

— Это один из тех биоров, которые примерно ведут себя и с большим уважением относятся к нам. Такие благотворно влияют на остальных.

— Он фанатик?

— Не знаю.

— Вот именно, — удовлетворенно хмыкнул Крайт. — Как его зовут?

— Нареш, господин Крайт.

— Запомним его, господин Эчар. К вашим рекомендациям надо относиться с большой осторожностью. Ваш Венк тоже с самой лучшей стороны охарактеризовал мне этого негодяя — зачинщика отказа. А теперь покажите мне номера, названные Смитом.

Эчар повел медленную панораму по лицам биоров.

— Стоп! — резко скомандовал Крайт.

Его внимание привлекли трое биоров. Они работали, не глядя на свои руки. Глаза тройки находились в беспрестанном движении: они прищуривались, мигали, косили, округлялись… В этой странной игре глаз участвовали и брови, и губы, и носы: они дергались, кривились, смещались.

Крайт переглянулся со Смитом.

— Кто это? — спросил он.

— Кто? — не понял вопроса Эчар.

— Эти, — ткнул Крайт указательным пальцем в экран.

— Не знаю.

— Какой вы кретин, Эчар! — заорал вдруг Крайт. — Вы забыли, что должны следить за мимикой биоров и докладывать о каждом, кто злоупотребляет ею?

Крайт вплотную подступил к Эчару, готовый ударить его.

— Вы забыли о языке знаков! — грохнул шеф СБ кулаком по пульту.

Эчар вскочил. Сейчас он очень хорошо понимал Венка. С каким наслаждением ударил бы он Крайта.

— Это же самые настоящие вестники, Эчар, — безнадежно махнул рукой Крайт. — Фанатики, а не вы и ваши инженеры донесли, что они подбивают биоров на мятеж. Бездельники! Куда только смотрят агенты внутренней охраны? — повернулся Крайт к Смиту. — Твои болваны, Смит. Спят, наверное, сволочи! Ничего, с ними я тоже разберусь позже.

Крайт повернулся к Эчару.

— Господин Эчар, что-то здесь не то. Уж не заодно ли вы с вестниками?

— Это уже слишком, — пробормотал Эчар.

— Посмотрим, — бросил Крайт и пошел к двери. — С вами, господин Эчар, — обернулся он на пороге, — еще побеседуем. Вашего Венка мы захватим вместе с Диком и тройкой негодяев. Удивительно свободно чувствуют себя вестники на вашем комбинате. Думаю, что мы забираем не последних. Оставляю вам шанс: если вы раскроете еще кого-нибудь из них, я, быть может, отнесусь к вам лучше, чем того заслуживаете. Если не сделаете… — Крайт погрозил Эчару пальцем и вышел из кабинета.

Джек посмотрел на циферблат больших круглых часов, вмонтированных в вертикальную часть пульта. В этот момент на связь вышел Тонни. Гарди был изумлен: до сих пор инспектор ни разу не тревожил его, когда он дежурил в Центре.

— Не удивляйся, — заметил Тонни. — Я приболел, и начальство позволило мне уехать домой. — Под начальством он подразумевал, конечно, своего отца — члена Магистрата Мишеля Бэма. — Ты мне нужен по работе. После смены жду тебя дома. Все. — Тонни кивнул и сразу отключился.

Гарди еще несколько секунд продолжал смотреть на погасший экран видеотелефона, будто надеясь, что Тонни вернется и объяснит причину столь странного вызова. Какие могут быть дела после рабочей смены? Может, что-то связано с Марией, а говорить открыто нельзя, и поэтому Тонни сказал «по работе»? Джек закрыл лицо ладонями, как бы стараясь спрятать от незримого ока соглядатая-компьютера жаркий румянец волнения, вспыхнувший на щеках. Неужели настал уже роковой час, и Тонни первым узнал об этом? Спохватившись, Гарди отнял ладони от лица и выпрямился в кресле. «Спокойно, — мысленно сказал он себе. — Еще ничего не известно, только твое предположение. Если Тонни узнал что-то о Марии, то…» Здесь Гарди запнулся. Какими аргументами может он опровергнуть свое предположение? Тонни вполне мог узнать о Марии первым, хотя бы через отца, и вызвать его, Джека.

Гарди совсем забыл о работе, полностью отдавшись своим мыслям. Слишком много значила для него Мария, чтобы он мог думать сейчас о чем-то другом.

Они познакомились давно у Бэмов. Мария была двоюродной сестрой Тонни по матери. Подружились и сами не заметили, как детская дружба переросла в любовь. Но стать мужем и женой шансов никаких. Брачные пары среди горожан-небиоров формировала Машина, подбирая только ровесников. А Джек на целый год был младше Марии. С тех пор, как она достигла брачного возраста — двадцати лет, а произошло это неделю назад, каждый день превратился для них в пытку ожидания неминуемого несчастья. И вот, похоже, горький час настал. Иначе чего бы Тонни вызывал его к себе. Хотя…

Размышления Гарди приняли вдруг совсем другое направление. У него мелькнула мысль в связи, казалось бы, с малосущественным обстоятельством. Тонни сказал, что он приболел, но Джек виделся с ним в обеденный перерыв, и тот был вполне здоров и бодр. Как связать его неправду, а Джек не сомневался в том, с Марией? Слишком хорошо вписывалась эта деталь в тот образ Бэма-младшего, который вырисовывался перед Джеком в ходе его размышлений о некоторых странностях или непоследовательности в характере Тонни.

Не всегда он был таким уж честным и старательным в работе, каким показывал себя на словах. Он часто выезжал в инспекционные поездки по второму жилому поясу и не раз брал с собой Джека. Бэм-старший и его служба отвечали за нормальное обеспечение жилого пояса биоров теплом, пищей, водой, одеждой, санитарным обслуживанием, одним словом, всем необходимым в пределах существовавших для биоров норм.

Тонни во время поездок частенько заглядывал в капсулы к биорам, иногда даже вступал с ними в разговоры. И то, что раньше в поведении Бэма-младшего воспринималось Джеком как забота об интересах дела, при пристрастном анализе приобретало уже иной смысл, позволявший Джеку предполагать, что Тонни не такой уж ярый сторонник Магистрата, каким мог казаться.

Джек хорошо запомнил свое первое участие в инспекционной поездке. Тогда ему все представлялось интересным. Он увидел вблизи биоров, услышал их голоса, побывал в капсулах, но вместе с тем, сколько горечи оставили в нем те, первые, встречи. Потом случались другие поездки и другие тяжелые впечатления.

В первую произошел и такой эпизод. Агент, сопровождавший инспектора и его помощника, замешкался во дворе зоны, и они на несколько минут остались в капсуле наедине с молодой женщиной. И Джек страшно испугался, потому что она стала проклинать Магистрат, СБ, сам Город и тех, кто его создал. Очевидно, женщина была вне себя от горя. В тот день агенты застрелили на работе ее мужа за то, что он отказался избивать своего соседа по конвейеру. Такое развлечение придумали агенты: во время десятиминутного обеденного перерыва устраивать драки между биорами.

Бэм-младший поспешно покинул капсулу сумасшедшей, как он выразился, бабы. Она уже наказана, говорил он тогда Джеку. Глупо, конечно, лезть на рожон, но сейчас она этого не понимает. Биоров надо воспитывать и наказанием, и милосердием.