Шумный говоръ сталъ скоро смолкать. Кое-гдѣ слышались тихіе разсказы о тэкинджѣ[11]). Вотъ и они прекратились. Начали гаснуть и костры, постепенно замирая…

Бивуакъ засылалъ…

Среди ночи я былъ неожиданно разбуженъ ощущеніемъ горячаго дыханія на моемъ лицѣ. Мнѣ показалось сначала, что кто-то силится стащить съ меня бурку. Проснувшись, я рефлективно схватился за револьверъ, который положилъ возлѣ себя, и чуть не прострѣлилъ голову своей верховой. лошади, которая, отвязавшись, подошла ко мнѣ й сначала принялась за бурку, искусавъ ея край, а потомъ начала обнюхивать мою бороду, подозрѣвая въ ней нѣчто съѣдобное. Этимъ эпизодомъ и ознаменовалась ночь, прошедшая благополучно. Хотя мы и видѣли нѣсколько слабыхъ огоньковъ на противуположномъ берегу, но тэкинцы, по всей вѣроятности, высмотрѣвъ нашъ довольно сильный конвой, не рискнули напасть.

Едва только забрезжилось утро, какъ мы тронулись въ путь и прибыли на постъ Чатъ послѣ полудня.

Чатъ принадлежитъ къ числу самыхъ нездоровыхъ мѣстъ по Атрекской линіи.

Плохія гигіеническія условія поста во многомъ были созданы полнымъ отсутствіемъ санитарныхъ мѣръ на постовой стоянкѣ въ предшествовавшую экспедицію и заключались, главнымъ образомъ, въ поверхностномъ зарытіи труповъ павшихъ верблюдовъ подлѣ поста. Благодаря рыхлому, глинистому грунту и большимъ проваламъ въ почвѣ, которые образовались во множествѣ, запахъ отъ разлагавшихся труповъ выходилъ изъ этихъ проваловъ, какъ изъ отдушинъ и чувствовался уже на значительномъ разстояніи отъ него. Постъ этотъ былъ бы давно упраздненъ, но занятіе его являлось необходимымъ въ силу стратегическихъ соображеній. Расположенный на небольшой возвышенности, одна сторона которой обрывалась въ глубокій оврагъ, съ протекавшимъ по дну его грязнымъ Сумбаромъ, Чатъ, болѣе или менѣе, командовалъ прилегавшею мѣстностью, по которой часто передвигались тэкинскія партіи. Рыхлое свойство земли и постоянное просачиваніе Сумбара дѣлали стоянку на посту не всегда безопасною. Бывали случаи, когда проваливались въ землю верблюды съ вьюками и такъ глубоко, что ихъ не могли уже вытащить. Разсказывали про одного казака, который провалился вмѣстѣ съ лошадью, сидя на ней верхомъ и спасся тѣмъ, что, очутившись въ глубокой пещерѣ, нашелъ боковой выходъ, сообщавшійся съ оврагомъ, изъ котораго и вылѣзъ на свѣтъ божій.

Грязноватый медицинскій околодокъ, помѣщавшійся въ дырявой кибиткѣ, былъ наполненъ больными, — преимущественно желудочно-кишечными катаррами; уходъ за которыми существовалъ весьма плохой.

Комендантъ поста, блѣдный молодой поручикъ, съ блуждающими глазами, котораго я мелькомъ видѣлъ въ Чигишлярѣ и въ первую минуту принялъ за больнаго, отличался, какъ разсказывали про него, двумя склонностями: былъ неимовѣрно придирчивъ къ солдатамъ, — часто безъ всякой причины, и чувствовалъ страсть къ дисциплинарнымъ взысканіямъ… Одно изъ этихъ взысканій совпало съ моимъ прибытіемъ на постъ и заключалось въ строжайшемъ запрещеніи солдатамъ пѣть пѣсни по вечерамъ. Поручикъ не прочь былъ и отъ кулачной расправы, къ которой онъ прибѣгалъ при всякомъ удобномъ случаѣ. Дѣлалъ ли онъ это ради скуки, шли же мозговая его дѣятельность была не совсѣмъ въ порядкѣ — Богъ его вѣдаетъ! Коменданта этого впослѣдствіи смѣнили другимъ.

Въ Чатѣ мнѣ пришлось остаться до утра слѣдующаго дня и затѣмъ отправиться далѣе, на постъ Дузъ-Олумъ, въ 42 верстахъ отъ Чата, который имѣлъ значеніе передоваго пункта въ прошлую экспедицію; въ настоящее-же время служилъ отчасти среднимъ складочнымъ мѣстомъ продовольствія для Атрекской линіи. Дорога къ нему пролегаетъ въ холмистой мѣстности, пересѣченной кое-гдѣ оврагами, но съ полнымъ отсутствіемъ всякой растительности, какъ и голая степь пройденнаго пути. Дузъ-олумскій постъ по величинѣ принадлежитъ къ числу самыхъ большихъ постовѣ на всей Атрекской коммуникаціонной линіи. Расположенный на высокомъ плоскогорьи, съ крутыми и глубокими оврагами по бокамъ, на днѣ которыхъ протекаютъ рѣчки: Сумбаръ и Чандырь, Дузъ-олумскій постъ, кромѣ того, окруженъ съ трехъ сторонъ скалистыми обнаженными горами и лежитъ какъ бы въ котловинѣ ихъ. Широкое и гладкое плато поста искусственно раздѣлено на три части. Въ самой задней, обнесенной рвомъ, помѣщаются склады хлѣба и овса; во второй части развернуто въ дивизіонныхъ шатрахъ отдѣленіе госпиталя, вторая половина котораго находится въ Бами. Здѣсь-же въ кибиткахъ устроены: медицинскій околодокъ, склады вещей Краснаго Креста и помѣщенія врачей. Наконецъ, въ третьей части, служащей непосредственнымъ продолженіемъ второй, въ кибиткахъ, палаткахъ и землянкахъ — расположены части войскъ. Постъ изобилуетъ маркитантами, торгующими живностью, водкой и ситцами. Они хотя и побаивались коменданта, въ то-же время и воинскаго начальника Дузъ-Олума, маіора Пагирева, постоянно желчнаго и недовольнаго, но, несмотря да страхъ, при удобномъ случаѣ, всячески надували покупателей.

За исключеніемъ пополненія склада Краснаго Креста различными вещами, устроивать на этомъ посту что-либо мнѣ не приходилось.

Благодаря стараніямъ завѣдывавшаго госпиталемъ, все здѣсь находилось, болѣе или Менѣе, въ исправности. Уходъ за больными лежалъ на сестрѣ милосердія Стряковой, прибывшей съ Кавказа въ Закаспійскій край въ 1879 г., но принятой въ сестры милосердія Краснаго Креста только въ настоящую экспедицію.

Съ Дузъ-Олума до передоваго пункта оставалось уже менѣе половины пройденнаго пути. На этомъ пространствѣ находилось три военныхъ поста, организованныхъ въ настоящую экспедицію. Переходъ въ 30 верстъ къ первому изъ нихъ, называемому Терсъ — Оканъ, я разсчитывалъ сдѣлать въ одинъ день, выѣхавъ рано утромъ.

Спустившись съ крутаго Дузъ-Олумскаго плоскогорья, мы очутились среди цѣпи мѣловыхъ холмовъ съ глинистой наслойкой, которые, постепенно переходя въ горные отроги, сливались съ далекой синевой. Глубокій оврагъ съ Сумбаромъ тянулся, извиваясь, во все время пути. По берегамъ его росли кустарники, перемѣшиваясь съ небольшими деревьями. Въ широкой прогалинѣ[12]), образуемой оврагомъ, на половинѣ дороги, раскидывались уже группы большихъ строевыхъ деревьевъ. Гористый типъ мѣстности и растительность производили пріятное, оживляющее впечатлѣніе послѣ долгой, однообразной пустыни. Къ сожалѣнію, этой рѣдкой цѣнной растительности закаспійской степи наступала уже лебединая пѣсня. Во многихъ мѣстахъ виднѣлись только пни или кучи срубленныхъ полувѣковыхъ деревьевъ, очищенныхъ отъ вѣтвей и съ навинченными на верхушкахъ ихъ бѣлыми стеклянными шляпками. Всё это шло на телеграфные столбы. Проволока телеграфа не была еще доведена до передоваго пункта. Она проходила 270 верстъ и оставалось еще провести около 46 верстъ. До Дузъ — олумскаго поста телеграфные столбы были привозные съ западнаго берега, а затѣмъ начинались кривые, сучковатые, мѣстной обработки нашихъ солдатъ.

Странная разсчетливость! Сохранить десятка два тысячъ рублей, а взамѣнъ этого обезлѣсить берегъ единственной рѣчки въ этой части пустыни и тѣмъ подвергать ее высыханію, уничтожая такимъ оврагомъ и жизненность края.

Вся тяжесть работъ по срубкѣ и обработкѣ этихъ столбовъ лежала, почти исключительно, на солдатахъ Терсъ-окановскаго поста, расположеннаго въ лѣсистой мѣстности.

Приближался вечеръ. Въ воздухѣ подуло вѣтеркомъ и запахло свѣжестью. Спереди доносился шумъ какъ бы отъ водяной мельницы. Мы въѣзжали въ небольшую кустарниковую рощу и стали огибать холмъ, наверху котораго выглядывало горное орудіе и шалашъ сторожеваго пикета. Проѣхали еще немного, и передъ нами открылась, между двумя высокими горами, небольшая лощина, усѣянная множествомъ лиственныхъ навѣсовъ, изъ которыхъ торчали верхушки кибитокъ и палатокъ. Сумбаръ въ этомъ мѣстѣ, благодаря порогамъ на днѣ его, превратился иэъ тихой рѣчки въ бурливую и своимъ шумомъ еще болѣе оживлялъ живописную стоянку. Это былъ Терсъ-Оканъ, съ расположеннымъ въ немъ баталіономъ маіора Сивиниса, въ званіи начальника Терсъ-окановскаго отряда.