– Это мне звонят, – сообщил я. – Меня с детства звали Волька ибн Алёша. Алексей, это мой отец. Из книжки про старика Хоттабыча. Приклеилось. И в школе тоже.

Все четверо тупо смотрели на меня.

– А Свешников в твоей сказке тогда кто, подельник? – наконец спросил четвёртый. – Ты колись, колись, парень, мы всё равно всё узнаем.

– А Свешников – КолаНикола, главный редактор, – как о понятном, сообщил я. – Вы же слышали.

– КолаНикола, говоришь. Спрайт-пепси-кола? – прикрывая трубку рукой, съехидничал второй. – Погоняло такое, значит. Понятно. А чего он звонит, как думаешь?

– Меня наверное ищет. Я утром прилетел… Не стал беспокоить…

– Утром, говоришь… Сейчас узнаем. – Сказал второй, и спросил в трубку. – Так зачем вы, говорите, звоните, господин главный редактор… этому… вашему… эээ… ибн Алёше? А, узнать прилетел ли? Информирую. Мы в курсе. Прилетел. Да, похоже и залетел. Как в каком, в прямом. Нет, не для прессы. Это без комментариев. Он пока задержан по подозрению… В чём, в чём… Вам не обязательно знать. Да, тайна следствия. Нет, не беспокойтесь, репортёров мы не допустим… И вас тоже. Хорошо-хорошо, ваше дело. – Почти прорычал следователь, и отключил телефон. – Грозит каким-то начальством, редакторишка! Сейчас нагрянут, сказал. – С ухмылкой поведал угрозу остальным присутствующим. – Короче, вы, – он ткнул пальцем в мою сторону, – остаётесь в номере, и в городе под подписку о не выезде. Условно, пока. Вам понятно?

– Понятно.

В номер заглянул милиционер в форме.

– Товарищ капитан, можно вас на минуточку. – Позвал он, и понизив тон сообщил. Говорил он тихо, но я слышал всё. У меня не только зрение, у меня слух обострился, как у собаки, так я был напуган. – Номер осмотрели! труповозка приехала! увезли! Джуля след взяла, но на стоянке след потеряла. На машине преступники уехали. Трое. Есть ещё следы, дактилоскописты сняли отпечатки. Кинолога отпускать? Он отработал.

– Кинолога отпустить, объявить план-перехват.

– Есть, объявить план-перехват.

– Приметы машины-то хоть кто-нибудь сообщил, нашли?

– Нет. Мы сейчас плёнку видеонаблюдения просматриваем. Чётко снято. Оптика хорошая.

– Вот и прекрасно, что хоть оптика хорошая. Всё, мы идём.

Капитан вернулся, ткнул в мою сторону пальцем, строго спросил:

– А к нам, говоришь, за чем приехал? Я забыл…

– На работу устраиваться. – Первое, что на ум пришло, без запинки выдал я. – В торговый флот или на плавбазу. Обещали устроить. Владивосток же, Тихий океан.

– Этот Свешников обещал, да?

– Да.

– Проверим.

– И, значит, с соседями ты, конечно, не знаком, да? – включился в допрос четвёртый. Он уже демонстративно щёлкал предохранителем ПМа.

– Нет, – косясь на «игрушку» в его руках, ответил я. – Откуда?

– Понятно. – Опять повторил капитан. А второй наигранно удивился.

– Не вяжется, что-то, морячок. В одном самолёте прилетели, из одного города, в одной маршрутке ехали, в одну гостиницу поселились, номера рядом… Согласись, это не случайность. Не вяжется.

– Там целый самолёт таких был… – заявил я.

– Каких таких?

– Ну этих, случайных… Их же не выбирают… Да и вообще, я только из армии, мне в жизни устраиваться надо.

– Ну, с этим проблем у тебя похоже у нас не будет. Место мы тебе найдём!

– Товарищ капитан, не надо мне у вас, я сам хочу…

– Разберёмся. Повторяю, из номера не выходить, из города не… Понял? Сбежишь, приговор подпишешь.

– Не сбегу. Что я, дурак что ли…

– Ага. И правильно.

– Посмотрим.

Они ушли, а я остался размышлять… Точнее, приходить в себя. Вспомнил, мне ведь нужно позвонить. Я же должен, этому, заказчику. Я позвонил. Выслушал… Тц… Разговор передавать не хочется. Потому что «дядя» на меня наорал: куда я смотрел? кому он доверил? достали! везде сплошной фальсификат! он на меня в суд подаст! права передаст третьим лицам, тогда я узнаю, как людей обманывать и тому подобную белиберду. Я с ним в принципе был полностью согласен, хотя можно было и не орать: я прозевал, да. Прозевал. Да, проспал. Организм потому что молодой, неопытный. Не оправдал доверие, да, и вообще, поверил в стуки за стенкой… Я ведь думал они любовью занимаются, точнее – трахаются. А оказалось, и не кролик он вовсе, а магнитофон это сам себя… понятное дело что делал, а его самого и девушку… Ужас! Я проспал. Я прошляпил. Каюсь… Каюсь! Дурак! Идиот! Вляпался!

Короткий стук в дверь прервал мои грустные размышления. «Открыто», крикнул я, потому что не закрывал её. Даже с места не вставал. Думал. В себя приходил. Она и открылась.

В дверях возник двойник портрета товарища Эйнштейна, что в нашем классе над доской всю мою школьную жизнь висел, и такой же – один в один – помню, только физически материализованный и в очках, в армии, в учебке, читал нам лекцию по теме арабо-израильского конфликта. Маленький человечек, волосатый, носатый, в мятом костюме, при галстуке… а жара у нас на Юге, кто не знает, я там именно службу Родине проходил, как на солнце, он сильно потел, но терпел. Потому что лектор. Кстати, интересно рассказывал. Умный. Начитанный. К тому же шесть языков знает. Да-да, убедил нас в этом. Знает. Мы проверили.

– Можно? – спросил гость.

– А вы кто? – вместо ответа спросил я. Потому что удивился, так уж велико было сходство и с портретом, и с тем живым лектором. Я было подумал, не он ли…

– Я – Свешников. Николай Николаевич. – Ответил «тройник». – А вы, я понимаю, Волька, да?

– Да, – ответил я. – Только без Ибн. Это в прошлом, в детстве.

– А, понимаю-понимаю! А в настоящем, извините? – нацелившись на меня взглядом, спросил Николай Николаевич, и пояснил. – Как отчество?

– Можно без отчества, – отмахнулся я. – Волька и Волька, так привычнее.

Коротко окинув гостиничный номер оценивающим взглядом, Свешников прошёл, сел напротив меня. На «копии» была не по возрасту цветная линялая молодёжная футболка, с иностранным текстом в обратной записи, светлые летние брюки и шлёпки с фривольным изображением зайчика. Брови кустистые, глаза чуть выцветшие, но выразительные и живые, на голове колыхалась лёгкая копна мелко вьющихся седых волос, над губами чуть скошенный крупный нос, ниже сами губы и, естественно, подбородок. Над всем этим круглые очки в белой тонкой оправе. Ну точно портрет этого… эээ…

– Мне Гриша позвонил, я тотчас и пришёл, – поведал Николай Николаевич, – Что-то не так? – вдруг спросил он. – Вы так на меня смотрите? Я вам кого-то напоминаю?

– Да, – признался я. – Портрет…

– Знаю-знаю, – махнув рукой, перебил гость. – Не обращайте внимания. Мне все так говорят. Но я, – Николай Николаевич поднял указательный палец, – к нему ни каким боком! Ни в физике, ни в математике я ни бум-бум. Только в словесности. Я литератор. Главный редактор краевой газеты. Журналист! Слыхали? Хотя, откуда! Я либерал, демократ и главный оппозиционер в одном лице. И газета такая. За что и бьют… – главный редактор коротко хохотнул. – К счастью не по фейсу… пока. Ха-ха-ха…

Мы посмеялись шутке. Я – кисло, он от души. Хороший дядька, весёлый, мне понравился, не замшелый. Если бы не проблема. Моя проблема! Став серьёзным, Николай Николаевич сказал:

– Я вам сочувствую, молодой человек. Начинать с прокола всегда трудно, и психологически и часто физически, я понимаю, но Гриша – Гриша мой друг – сказал: будь с ним, поддержи, приеду разберусь. Главное, не вешать нос, гардемарины – это Гриша вам сказал – песня такая была, помните? Я передал. Так что, ждём-с. Вам, как я понимаю, из гостиницы «органы» запретили уже выходить, запретили?

– Да. Из города тоже.

– И правильно, – подхватил главный редактор. – Не посмотрев такой красивый город, уезжать нельзя. Это не честно, по отношению к нему и к нам, старожилам. Я вам потом всё покажу… Когда разрешат… Да и ждать, я думаю, не долго. Гриша через… через… – Николай Николаевич, вскинув брови, настроил взгляд на свои наручные часы, – будет уже через пять – шесть часов. У нас уйма свободного времени. О! У меня идея! Мы его профессионально сожжём в ресторане. Как кутилы… Кстати, Волька, мой друг, вы не кутила?