Миновав еще один подъемный мост, они попали теперь во внутренний двор. Здесь, кроме самой коробки центральной башни замка, Мартина увидела пристроенный к южной внутренней стене и крытый соломой каменный дом, из которого доносились душераздирающие вопли.

— Силы небесные, что это там?!

— Полагаю, вам приходилось и раньше слышать крик сокола, миледи, — ответил рыцарь по имени Питер.

Внешне Питер был похож на норманна, и даже больше, чем Райнульф. Он был чисто выбрит, а брови и ресницы были такого же бледно-желтого цвета, как и длинные, волнистые волосы — Мартина никогда раньше не встречала у мужчин таких длинных, до пояса волос. «Так вон оно что, соколы», — подумала она.

— Ах да, ну конечно, — поспешно согласилась она.

— Это птичник сэра Торна.

— Птичник лорда Годфри, — поправил его Торн.

— Ну да, — сказал Питер. — Птицы сэра Торна, то есть птицы нашего господина, конечно, соскучились по своему хозяину и теперь забеспокоились, почувствовав его.

Всадники спешились на вымощенной каменными плитами площадке перед башней, а подоспевшие конюхи увели лошадей. Из птичника вышел рыжеволосый юноша и подошел к Торну.

— Сэр! Азура сломала хвостовое перо, ястреб чихает, а Безумный отказывается принимать пищу.

— Это все может подождать до завтра, Кипп, — отмахнулся Торн. — Там в корзинке молодая соколица. Отнеси ее в птичник и проследи, чтобы ее посадили в удобную клетку. Нужно оставить ее в полной темноте, так что не зажигайте огня и свечей и разговаривайте с ней очень тихо. Накройте ее клетку тряпкой.

— Может, дать ей колокольчики и надеть на нее путы?

— Не надо. И вообще поменьше ее беспокойте. Я буду приучать ее сегодня ночью и все остальное сделаю сам.

— Хорошо, сэр.

Торн повернулся к своему слуге:

— Альбин, ступай сообщи лорду Годфри и Эдмонду, что их гости прибыли в замок.

— Да, сэр! — Альбин взбежал по ступеням и исчез в смутно вырисовывающейся на фоне вечернего неба каменной башне.

У Мартины неожиданно пересохло во рту, живот напрягся и похолодел. «Какой он, этот Эдмонд, похож ли хотя бы немножко на сэра Торна? А где Локи? Ему, наверное, непривычно и страшно на новом месте. Надо бы приласкать его».

Чья-то рука опустилась на ее плечо. Она обернулась, и Райнульф бережно положил кота ей на руки.

— Мне показалось, что Локи нервничает, — улыбнувшись, сказал он.

— Да, — кивнула Мартина. — Немного.

В дверном проеме задрожал свет и появился Альбин, держа в одной руке факел, а другой поддерживая под локоть толстого, с трудом стоявшего на ногах старика с кружкой в руках. Мартина услышала, как Торн сердито выдохнул какие-то английские слова. Альбин взглянул на него и беспомощно пожал плечами вместо ответа.

Старику было на вид не меньше шестидесяти. По его дорогому платью, отделанному мехом, Мартина поняла, что это знатная персона, по-видимому, сам барон Годфри. Он был высок и широк в кости и, наверное, в молодости отличался силой и красотой, но сейчас его огромный, свисающий живот производил отталкивающее впечатление. В мерцающем свете факела его коротко подстриженные волосы и остроконечная бородка отливали серебром. Нос и щеки были покрыты красной сеточкой лопнувших кровяных сосудов. Он нетвердо держался на ногах, и чтобы не упасть, цеплялся за Альбина. Увидев Райнульфа, он расплылся в широкой улыбке и радостно загоготал.

— А-а-а, мой юный друг, оказывается, стал священником! — промычал он, спускаясь к ним по ступенькам с помощью слуги. Язык его от большого количества выпитого сильно заплетался. — Когда я впервые повстречал тебя в Париже, тебе было всего… двадцать, кажется?

— Семнадцать, милорд, — уточнил Райнульф.

— Верно, но на вид тебе было больше, да и держался ты как зрелый мужчина. Подойди ко мне!

Райнульф и Годфри обнялись и расцеловались.

Брат подвел старика к Мартине и представил их друг другу. Барон чуть покачивался, несмотря на все старания Альбина и Райнульфа удержать его, взгляд его блуждал, неспособный задержаться на одной точке. Он уставился на Локи, приблизив лицо почти к самому носу животного, чтобы лучше разглядеть его.

— Кошка? Это ваша? — спросил он у Мартины.

— Да, милорд.

— Хм-м. Однако… то-то будет потеха моим псам. — Теперь он перевел свой мутный и пристальный взгляд на Мартину, разглядывая ее с таким же интересом, с каким только что изучал кота. От него шел сильный запах алкоголя. — Так вот, значит, какая она, наша леди Мартина. Ни дать ни взять сама Пресвятая Дева. Да-а, хорошо…

Сэр Торн на мгновение встретился взглядом с Марти-ной. Она ощутила неясный укол сожаления и что-то еще — печальное, не поддающееся точному определению.

— А где Эдмонд, разве его нет в замке, сэр? — обратилась она к барону.

— Он на охоте вместе с Бернардом и его людьми.

То, что Бернард — старший брат Эдмонда, Мартина уже знала.

— Так поздно?

Годфри пожал плечами.

— Они частенько пропадают на целую неделю. Знаете ли, с охотниками это случается.

— Послезавтра должно состояться обручение, сэр, — напомнил Торн.

— Ничего, я уверен, что к этому времени они вернутся. А пока я еще хозяин в этом замке и прекрасно знаю, как полагается встречать моих дорогих гостей. Вы, наверное, проголодались?!

Он развернулся и с помощью Альбина и Райнульфа направился в замок, приглашая гостей следовать за собой. Они поднялись наверх по винтовой лестнице, расположенной внутри одной из угловых башенок. Узкий лестничный проход освещался закрепленными в каменной кладке факелами, которые нещадно чадили и воняли. Внутри было сыро, сквозняк продувал всю башню сверху донизу. Годфри прошел на второй этаж, и остальные последовали за ним.

Мартина услышала этот звук еще с лестницы — это было низкое, угрожающее глухое рычание. Локи зашипел и, взъерошив шерсть, выпустил когти. Войдя в большой зал, Мартина крепко сжала кота и попятилась, обводя глазами его обитателей — людей и собак.

Это была огромная комната, размерами даже больше, чем аудитория, где читал лекции Райнульф, но, конечно, далеко не такая величественная — просто громадная каменная клетка, напоминающая пещеру, неимоверно высокая, широкая и длинная. Окон в ней было немного и все они были очень маленькие для такого огромного помещения, но зато толщина стен в сводчатых проемах составляла примерно три человеческих роста. Вся мебель состояла из поставленных рядами длинных столов. Возле них сновали слуги, убирая объедки после ужина.

У противоположной стены в низком открытом очаге потрескивал огонь. Над очагом был закреплен конусообразный навес, но дым, минуя дымоход, собирался под закопченным потолком и висел там едким и смрадным слоистым облаком. На стене над очагом висел боевой топор неимоверных размеров, украшенный огромными кабаньими клыками. По всем стенам были развешаны набитые соломой головы лосей и оленей с большими и развесистыми, как деревья, рогами.

Вокруг всего зала, где-то посередине его высоты, между полом и потолком проходила галерея, имеющая выходы в помещения третьего этажа. Сейчас в одном из этих арочных проемов стояла какая-то женщина и с любопытством смотрела вниз на Мартину, будто изучая некоего редкого зверька. «Эта женщина сама похожа на диковинную птичку в ярком оперении, пойманную неизвестно где и запертую в этом то ли хлеву, то ли курятнике, называемом замком», — подумала Мартина.

На вид женщине было около тридцати, она была очень худа и, пожалуй, даже красива, но какой-то неживой, искусственной красотой. Она напоминала какое-то породистое животное. Кожа ее казалась неестественно бледной, а румянец на щеках — слишком ярким, видимо, от чрезмерно большого количества белил и краски. Вся она была увешана драгоценностями, на ней было пурпурное платье, очень узкое в талии и в бедрах. «Наверняка оно стянуто у нее на спине шнурками, — догадалась Мартина, — как это теперь модно в Париже. Очевидно, она замужем, так как голова ее покрыта накидкой». Явно подражая манерой одеваться королеве Алиеноре Аквитанской, женщина надела поверх платья кушак, накинула на лицо прозрачную вуаль и закрыла шею доходящим до подбородка стоячим накрахмаленным кружевным воротничком-барбеткой. Позади нее стояла другая женщина, одетая примерно так же, но в платье розового цвета и без вуали, с простым и невыразительным лицом.