— Я не отрицаю этого, и уж тем более не намерен за это извиняться. Да, я делаю все возможное, чтобы занять положение лучше, чем то, которое досталось мне от рождения. Я сделаю все что в моих силах, чтобы мои дети, если они у меня будут, не узнали нищеты и тех несчастий, на которые норманны обрекли людей, подобных мне. Да, ваше замужество послужит моим амбициям, но оно также свидетельствует о моем добром отношении к вашему брату, чье дружеское расположение означает для меня гораздо больше, чем вы можете себе представить.

— Это очень трогательная речь, — произнесла Mapтина, стоя в дверях. — И вы, конечно, тщательно продумали, каким именно образом мое замужество поможет осуществлению ваших планов. Но при этом вы, кажется, совершенно не подумали о том, соответствует ли оно моим планам на будущее.

Она вышла, хлопнув дверью, и направилась в замок.

Обед состоял из мясного пирога и гороховой похлебки с ветчиной. Лорд Годфри, сэр Торн и Альбин отсутствовали за общим столом. Они отправились на охоту и взяли еду с собой. Леди Женива, мать Эйлис, также не спустилась в зал, обедая у себя в комнате, но это никого не удивляло.

Оставшуюся половину дня Мартина бродила по дому вместе с Эйлис, удовлетворяя свой интерес к феодальным замкам.

Весь первый этаж занимала оружейная, такая же огромная, как и зал, расположенный над ней, только без очага и с амбразурами вместо окон, с голым деревянным полом, даже не покрытым как следует соломой, и без малейшего намека на мебель или украшения. Вернее, украшения были, только особого рода: на стенах красовались всех видов и размеров устращающие орудия смерти. Сверкающие мечи и боевые топоры занимали целиком одну стену, другая была, увешана рядами длинных копий, пик и алебард. Здесь были также десятки изящно изогнутых боевых луков и даже запрещенные законом арбалеты. Тысячи стрел и дротиков лежали, связанные в пучки, как щепки для растопки очага. Но наибольшее впечатление на Мартину произвели не эти изощренные изобретения военной мысли, а более примитивные свидетельства человеческой страсти к убийству — тяжелые булавы и окованные железными шипами палицы самых угрожающих размеров.

После осмотра оружейной, прихватив канделябр со свечами, они с Эйлис спустились в подвал — холодную, зловонную пещеру. По каменным стенам сочилась вода, в центре утрамбованного глиняного пола был вырыт колодец. Вокруг лежали сложенные штабелями бочонки и корзины.

Эйлис в восторге вертела головой.

— Тетушка Фильда говорит, что где-то здесь начинается потайной подземный ход! И если я буду вести себя хорошо, она мне его когда-нибудь покажет!

Она подбежала к окованной ржавыми железными полосами тяжелой дубовой двери.

— Там темница для плохих людей. Если я не перестану досаждать маме, она запрет меня туда.

Мартина подошла к двери и отодвинула заржавевшую плашку, закрывающую замочную скважину.

— Подними меня! Я тоже хочу посмотреть! — потребовала Эйлис.

Мартина взяла ее на руки, и они вместе прижались к отверстию, тщетно пытаясь увидеть что-нибудь в кромешной тьме. Из темницы воняло сгнившей соломой, застоялой мочой и сыростью. Что-то противно зашуршало под соломой — наверное, крыса. Должно быть, в замке лорда Оливье есть такая же камера, куда посадили пойманных убийц барона Ансо и Айлентины. Там они и будут сидеть, скованные ржавыми цепями, и молить Бога поскорее послать им смерть как избавление от нечеловеческих пыток.

Капля воды сорвалась с влажного потолка и гулко упала на утрамбованную землю, нарушив гробовую тишину, царящую в подземелье.

Мартина поежилась и повела девочку к лестнице, ведущей из подвала.

— Пойдем-ка отсюда. Найдем моего брата. А потом можешь представить меня твоей маме, я очень хотела бы познакомиться с ней.

— Оставьте меня в покое! — устало простонала Женива. — Мне больше не нужны эти ваши порошки от головной боли.

Райнульф взял из рук сестры чашку с лекарством, подумав про себя, что именно те, кто больше всех нуждается в помощи, почему-то упрямо отвергают ее.

— Это не порошок от головной боли, миледи, — подавая ей чашку, наполненную какой-то коричневой жидкостью, сказал он.

— Это тонизирующий напиток, — подтвердила Мартина. — Настойка валерианы и омелы. Хорошо помогает от меланхолии.

Женива, графиня Киркли, взяла настойку, вылила ее на солому и вернула пустую чашку Райнульфу. Она натянула шерстяное одеяло до подбородка и, откинувшись на подушки, уставилась в пространство немигающими темными глазами.

В ее прямых черных волосах, разметавшихся по простыням, уже появились ниточки серебра, а лицо было бледным и матовым, как воск.

— От меланхолии? — переспросила она. Женива вытянула руку, подзывая дочь, спрятавшуюся за Марти-ной. — Эйлис! Это ты им наговорила о моей якобы меланхолии? Признавайся, что ты им сказала!

— Ничего! Я… я просто… я только сказала, что у тебя болит голова, больше ничего.

— Правильно. Это я предположила, что вы, должно быть, страдаете от депрессии. Ведь вы целыми днями не покидаете спальни и мне известна причина, то есть я знаю, что вас… что вы больше не… — вмешалась Мартина, поглаживая ребенка по голове у себя за спиной.

— Вот как! Значит, вам известно, что мой муж отверг меня и расторг наш брачный договор? Когда человека выбрасывают из дома, как собачьи объедки, то неудивительно, что у него начинается меланхолия, и это естественно, так что оставьте меня в покое, мне не помогут никакие тонизирующие снадобья.

Женива отвернулась к стене. Со двора послышались голоса Торна и лорда Годфри, возвращающихся с охоты. Райнульф выглянул в окно и помахал им рукой.

— Я все же советую вам выпить лекарство, — сказала Мартина Жениве. — Вы должны подняться с постели, одеться и привести себя в порядок. Ведь жизнь не остановилась…

— Мартина… — предостерегающе покачал головой Райнульф.

Но она продолжала говорить, игнорируя его замечание:

— Ваше уныние и печаль, конечно же, вполне естественны. Но вы губите себя, отдаваясь этим вредным чувствам. И не только себя, но и свою дочь. Ведь вы ей так нужны. Ей необходима ваша забота и ласка, а не окрики и угрозы запереть ее в подвал. И если вы способны мыслить здраво, то должны понимать, что вашей дочери нужна мать, так же как и вам самой просто не выжить без вашего ребенка. Она нужна вам, а вы — ей, понимаете?

— Мне нужна Эйлис? — Женива привстала, дрожа от негодования. — А по-вашему, по чьей вине я оказалась здесь? — Она судорожно сжала кулаки и закричала: — Она разрушила всю мою жизнь!

Эйлис зарылась лицом в юбку Мартины. Райнульф взял ребенка на руки и вышел из комнаты. Эструда и Клэр подслушивали снаружи и смеялись, прикрывая ладошками рты. Крики Женивы были слышны даже на галерее.

— Если бы она была мальчиком, я бы и поныне оставалась графиней Киркли! А я здесь, отвергнутая собственным мужем, который теперь разделяет наше ложе со шлюхой! И вы говорите, что мне нужна Эйлис? Да лучше бы она вообще никогда не появлялась на свет!

Издалека послышался звук охотничьего рожка. Эструда и Клэр перестали смеяться, озабоченно переглянувшись. Лицо жены Бернарда приняло выражение усталой покорности. Женива прекратила кричать. Мартина вышла из комнаты.

— О Боже, мальчики возвращаются, — выдавила Эструда.

Послышался лай собак и улюлюканье охотников. Мартина прислушалась, пытаясь отгадать, какой из голосов принадлежал ее жениху. Она вся напряглась от предвкушения встречи с ним.

Появилась Фильда и забрала у Райнульфа девочку.

— Ну вот, святой отец, ястребов вы уже видели, — сказала она. — Теперь познакомьтесь с псами.

Мартина с Райнульфом начали спускаться по винтовой лестнице на первый этаж. Охота приближалась, звуки раздавались все громче и громче.

Когда брат с сестрой вошли в оружейную, охотники уже были там. К удивлению Мартины, они не спешились, а въехали на лошадях по лестнице прямо в комнату. Более того, оказывается, охота еще не закончилась!