Рудецки шумно вздохнул и взглянул на Холстеда с неприязнью:

— Черт меня подери! Да этот малый й меня чуть было не сбил с толку! Мне следовало бы давно приглядеться к нему. Так что же нам делать, мистер Уил?

Я уже раскрыл было рот, чтобы в свою очередь спросить, почему он меня об этом спрашивает, но заметил, как переменился Фаллон. Он поник головой и весь словно бы сжался, погрузившись в размышления. Мне стало ясно, что он больше не годится на роль руководителя. Холстед не смог бы и слепого перевести через дорогу, а Рудецки был лишь прекрасный исполнитель, но не более. Смит и Фоулер во всем следовали за ним. Мне никогда не приходилось быть вожаком, да и желания руководить у меня никогда не возникало. Я считал, что у всякого свои мозги, так что если правильно ими пользоваться, то не будет нужды идти по чужим следам. Тем более, не следует здравомыслящему человеку ждать, что за ним пойдут другие. Я был как бы одиноким волком, за что и прослыл серым эгоистом. У меня не было потребности склонять кого-либо на свою сторону, навязывать свое мнение, и за это окружающие — любители подобного рода деятельности — навесили на меня ярлык человека, которому нечего сказать, в чем сильно заблуждались.

Теперь все замерли, ожидая, что я сделаю нечто решительное и возьму роль лидера на себя. Все, за исключением Фаллона, ушедшего в свой внутренний мир, и Холстеда, по неизвестным мне причинам настроенного против меня.

— Нужно что-то делать! — нарушил тишину Рудецки.

— Гатт скоро перейдет к решительным действиям, — сказал я. — Какое у нас есть оружие?

— Есть дробовик и винтовка, — ответил Рудецки. — Еще у меня есть личный пистолет.

— А у меня револьвер, — добавил Фоулер.

— Еще что-нибудь? — обвел я всех взглядом.

Фаллон покачал головой, а Холстед уставился на меня немигающим взглядом, не говоря ни слова. Катрин сказала:

— У Пола есть пистолет.

— Дробовик, винтовка, три пистолета — это уже кое-что, — подытожил я. — Джо, как ты думаешь, в каком домике лучше держать оборону?

— Вы что, собираетесь здесь устраивать сражение? — заволновался Холстед.— Да если Гатт появится здесь, в чем я не уверен, у вас не останется ни одного шанса! Да вы сумасшедший, Уил!

— А вы предпочитаете подставить Гатту под нож горло?

—Этот домик подходит лучше всего, — сказал Рудецки. — Он стоит перед синотом, значит, к нему нельзя подобраться с тыла.

— А где все наши находки? — посмотрел я на пустые полки.

— Я все упаковал, — сказал Фаллон, — приготовил к отправке на вертолете.

— Придется все распаковать, и как можно скорее,— озабоченно заметил я. — Мы должны от всего избавиться.

— Черт возьми, как прикажете это понимать? — вскочил на ноги Холстед. — Ведь это уникальные вещи! Они бесценны!*

— А вот и нет! — резко возразил я. — Их цена — семь человеческих жизней. Если Гатт овладеет добычей, он нас всех тотчас же и прикончит. Но если мы спрячем сокровища так, что он их не сможет достать, он, возможно, сообразит, что игра не стоит свеч.

— Что ж, в этом есть смысл, — сказал Фаллон. — Но что вы предлагаете с ними сделать?

— Сбросить все в синот! — решительно сказал я. — Он не сможет их оттуда быстро достать, а задерживаться ему тоже нет смысла.

— Нет! Вы не посмеете! — заорал Холстед, явно потеряв над собой контроль. — Ведь нам уже не удастся их извлечь оттуда!

— Но почему? Никуда эти предметы со дна синота не денутся. Да и не стоят все эти безделушки наших жизней, — сказал я.

— Верно, черт подери! — воскликнул Рудецки. — Я тоже за то, чтобы утопить их.

— Но ведь вы не позволите сделать этого, профессор! — воззвал Холстед к Фаллону.

— Джемми принял решение, и он его выполнит, — холодно взглянул на него Фаллон. — И вряд ли вы помешаете, Пол, — саркастически усмехнулся он.

— Пещера! — воскликнула Катрин. — Ведь можно сложить все предметы в пещере!

— В какой такой пещере? — резко обернулся на нее Холстед.

— В синоте на глубине шестидесяти пяти футов есть подводная пещера, — пояснил я. — Катрин, это гениальная мысль! Уж там их Гатту точно не найти!

— Я помогу тебе, — сказала она.

— Нет, ты не сделаешь этого! — взревел Холстед. — Я не позволю тебе участвовать в этой бредовой затее!

— Я не намерена подчиняться тебе, Пол, — спокойно взглянула на него Катрин. — Я пойду своим путем, буду делать то, что нахожу нужным. Здесь, в Уаксуаноке, ты превратился в другого человека, Пол, ты не похож на того, за которого я выходила замуж. Я не собираюсь служить орудием для осуществления твоих навязчивых идей! Между нами все кончено — раз и навсегда.

И тут он ударил ее — не открытой ладонью по щеке, а сжатым кулаком в подбородок. Катрин отлетела через всю комнату в угол и сползла без чувств по стене. Не долго думая, я схватил со стола бутылку и треснул Холстеда по башке. Бутылка, правда, не разбилась, но от этого ему не стало легче: широко раскрыв рот, он закачался, согнув колени, и я дал ему еще разок по затылку. Лишь после этого Холстед медленно осел на пол.

— Порядок, — тяжело дыша, сказал я. — Еще вопросы будут?

— Ты молодец! — одобрительно хмыкнул Рудецки. — У меня у самого давно чесались на этого ублюдка руки.

Они с Фоулером подняли Катрин с пола и усадили на стул у стола. На Холстеда никто даже не взглянул, и он продолжал валяться там, где упал.

У Катрин кружилась голова, и Фаллон налил ей чистого виски в бокал.

— Я же просил вас избавить меня от этого типа, — укоризненно сказал мне он.

— Теперь об этом уже бесполезно говорить. Джо, заберите у этого ублюдка пистолет, на него нельзя полагаться. Спросите у Катрин, где он.

— В ящике возле кровати, — слабым голосом сказала она.

— Заберите его, Смитти, — приказал Рудецки помощнику. — А ты славно ему врезал, Джемми, —пнул он ногой Холстеда. — У него теперь долго еще будет раскалываться башка.

Катрин глотнула виски и раскашлялась. Я с тревогой спросил, все ли с ней в порядке. Она потерла подбородок:

— Он сошел с ума, — прошептала она. — Он ненормальный.

— Отнеси Холстеда в его домик и запри там, — сказал я Рудецки, кладя ему руку на могучее плечо. — У нас и без дураков хватает забот.

— А все-таки здорово ты ему врезал, — радостно осклабился Джо. — Эх, жаль, я не успел!

— Можешь сделать это в любой момент, тебя за это не уволят, — успокоил его я. — Мое терпение лопнуло, мне надоело за него заступаться.

Рудецки с Фоулером поставили Холстеда на ноги, он взглянул на меня с ненавистью, поводя головой, и Фоулер вытолкнул его за дверь. Я обернулся к Катрин:

— Как ты себя чувствуешь?

— А как я могу себя чувствовать после драки с мужем у всех на глазах? — криво усмехнулась она. — Он сильно изменился, — добавила она, опуская глаза.

— Он изменится еще больше, если и дальше будет делать пакости, — сказал я. — И совсем не так, как ему этого хотелось бы. Катрин, веры ему больше нет, и ты больше не сможешь защитить его. Да и не должна этого делать.

— Я понимаю, — тихо произнесла она.

Снаружи послышался крик, потом грохнул выстрел, и тотчас же началась настоящая пальба. Выскочив из домика, я побежал к домику Рудецки. Он сделал мне рукой знак пригнуться, прячась за задней стеной.

— Холстед вырвался и побежал к лесу, — тяжело дыша, сообщил мне он. — Мы кинулись было следом, но они начали по нам стрелять. Мне кажется, Холстеда убили. Я видел, как он упал, добежав до леса.

За спиной кто-то всхлипнул, я обернулся и увидел Катрин.

— Скорее спрячься в дом! — сердито крикнул ей я. — Здесь опасно!

Две крупные слезы скатились по ее щекам, она повернулась и пошла, ссутулившись, прочь. Плечи ее вздрагивали. Я еще немного постоял на окраине поселка, но ничего больше не произошло: ни выстрелов, ни криков, никаких проявлений жизни живых существ. В гнетущей тишине над Уаксуаноком завис сплошной стеной ядовито-зеленый непроходимый лес.