Я понимал, что за нами все время наблюдают, поэтому нужно было решить, как лучше опустить наши находки в синот: не таясь либо скрытно. Поразмыслив, А пришел к выводу, что следует выбрать второй вариант. Если мы сделали бы это открыто, Гатт мог заволноваться и напасть на нас немедленно, пока мы работаем, и тогда уже ничто его не остановило бы.

Из этого следовало, что нужно вскрывать ящики и переносить их содержимое по частям к воде, вернее, в мой домик, расположенный рядом с синотом. Можно, конечно, и просто побросать находки в воду, но жаль было так поступать, имея возможность спрятать сокровища в подводной пещере. И мы решили опускаться в воду по ночам, а груз нам будет спускать на тросе Рудецки.

Днем все старались делать вид, что жизнь в лагере идет своим чередом: бродили между Домами с непринужденным видом, но постепенно все ценности скапливались в металлических корзинах на полу моего домика. Одновременно шла подготовка к обороне. Не теряя времени даром, Смит и Фоулер собирали подходящие для укрепления стен материалы и складывали их в местах, легко доступных ночью. Время тянулось мучительно медленно, и вот наконец солнце побагровело и опустилось в ореоле красной дымки, напоминающей спекшуюся кровь.

С наступлением темноты работа закипела. Смит с Фоулером начали таскать бревна и доски в домик и обивать ими стены. Рудецки подготовил большие баллоны с воздухом и подтянул плот к берегу, а мы погрузили их на плот. После этого мы перенесли на плот все сокровища и погрузились в синот.

Пещера оказалась в том же состоянии, в котором мы ее и оставили, и воздух в ней был хороший. Выбравшись на уступ, я включил внутреннее освещение, собственный фонарь и помог выбраться из воды Катрин.

 — Здесь достаточно места, чтобы разместить все сокровища, — сказал я ей. Она вяло кивнула мне в ответ.

— Жаль, что Пол причинил всем столько неприятностей. Мне следовало бы раньше прислушаться к твоим словам. Слишком поздно я задумалась над тем, что нас с ним связывает. Ты назвал мое отношение к нему преданностью, а мне раньше казалось, что это и есть любовь. Пол ведь не всегда был таким. Ты думаешь, он убит?

— Не знаю, ведь меня там в тот момент не было. Рудецки считает, что он мертв, но ведь он мог и выжить. Что ты будешь в этом случае делать?

— Неуместный вопрос при сложившихся обстоятельству — нервно усмехнулась она. — Ты считаешь, что от всего этого будет прок? Нам поможет то, что мы спрячем здесь сокровища, которых так добивается этот Гатт? — Она скептически обвела взглядом сырые стены пещеры.

— Не знаю, — сказал я. — Все будет зависеть от того, удастся ли мне убедить Гатта, что у него нет шансов заполучить их. Возможно, это охладит его. Он не похож ни на Сумасшедшего, ни на маньяка-убийцу, так что вряд ли он пойдет на бессмысленное убийство семерых человек.

— Но он может прийти в ярость, узнав,что добыча уплыла у него из-под носа!

— Он будет разъярен, ты права, — согласился с Катрин я. — Следует быть начеку.

— Если мы выберемся отсюда, я разведусь с Полом, — сказала она. — Все равно не смогу больше с ним жить. Я получу развод в Мексике, где мы и поженились, и он будет иметь законную силу везде.

— Я навещу тебя, если ты не возражаешь.

— Нет, Джемми, не возражаю, — вздохнула Катрин. — Может быть, нам удастся начать все сначала.

— Это не так просто, — с грустью сказал я, — нам не удастся забыть прошлое, Катрин. Никогда! Надевай маску, надо работать: Джо, наверное, уже волнуется.

Мы выплыли из пещеры и приступили к изнурительной работе. Рудецки спускал нам сокровища в корзинах вниз по одной, а мы переносили содержимое в пещеру. На это ушло много времени, целых два часа. Поскольку мы не опускались ниже глубины в шестьдесят пять футов, на декомпрессию нам требовался только час. Джо опустил шланг вдоль якорного троса, и мы присоединили переходники к нашим впускным клапанам. В течение часа мы дышали воздухом из баллонов на плоту, после чего поднялись на поверхность.

— Все о’кей? — спросил Рудецки.

— Все нормально, — сказал я и тотчас же выругался, стукнувшись ногой о баллон. — Послушай, Джо, не сбросить ли нам эти баллоны в воду, чтобы у Гатта не возникло никаких идей. А вдруг он сам аквалангист? Без баллонов у него все равно ничего ведь не выйдет.

Мы спихнули тяжелые баллоны в воду и выбрались на берег, валясь с ног от усталости.

— Где Фаллон? — спросил я у Смита, который вместе с Фоулером пытался превратить наш домик в неприступную крепость.

— Кажется, у себя, — ответил Смит, уныло разглядывая жалкие результаты своего труда: материалов оказалось недостаточно.

Я отправился к Фаллону и застал его сидящим с поникшей головой за письменным столом. При моем появлении он обернулся и воскликнул, с горечью:

— Какое несчастье, Джемми! Какая страшная напасть!

— Вам нужно выпить. — Я взял с полки бутылку и два бокала. Налив ему и себе по изрядной порции, я протянул ему бокал со словами:-

— Вашей вины в этом нет!

— Да нет же, — запротестовал он, — это я все испортил! Я слишком легкомысленно отнесся к Гатту. Но кто мог предвидеть, что испанское нашествие повторится вновь в двадцатом столетии! Это же дикость! Свирепые конкистадоры — в наше время!

— Вы сами как-то говорили, что Кинтана-Роо не самое цивилизованное место на свете, — возразил я, делая глоток виски и чувствуя, как тепло растекается по горлу и всему телу. — Эта провинция еще не вышла из восемнадцатого столетия.

— Я послал с ребятами, которые улетели, письма властям Мехико, где сообщил о наших находках, — сказал Фаллон. — Как вы думаете, Гатт не мог им что-нибудь подстроить? — с тревогой спросил он.

— Нет, — подумав, ответил я. — Это довольно сложно и могло насторожить местную полицию.

— Мне бы сделать это пораньше, — убивался Фаллон. — Министерство по делам древних находок чутко следит за всеми новыми открытиями, здесь давно уже было бы полно инспекторов. — Он криво улыбнулся. — Но мне так хотелось насладиться делами своих рук одному. Какой же я глупец!

— Вас предупреждал Пэт Харрис, — не сразу понял я его мысль. — Почему же вы не приняли меры?

— Я проявил эгоизм, — взглянул он мне прямо в глаза. — Чистой воды эгоизм. Я хотел воспользоваться отпущенным мне временем, Джемми. Ведь его у меня так мало осталось!

— Но вы же вернетесь на следующий год! — сказал я, отхлебнув еще глоток виски.

— Увы, нет, — покачал он головой. — Я уже никогда сюда не вернусь. Кто-то другой продолжит мое дело, человек помоложе. Им мог бы стать Пол, не будь он столь опрометчив и нетерпелив.

— К чему вы клоните? — я поставил бокал на стол.

— Через три месяца меня не станет, — печально усмехнулся Фаллон. — Перед отлетом в экспедицию я был у врачей, они отпустили мне полгода, не более. — Он откинулся на спинку стула. — Они даже не хотели отпускать меня сюда, но я все же полетел, и не жалею об этом, Джемми. Теперь я отправлюсь в Мехико умирать в больнице.

— Что с вами?

— Древнейший враг человека — рак! — тяжело выдохнул Фаллон, и в домике воцарилась гнетущая тишина. Мне нечего было ему ответить. Так вот почему он казался таким задумчивым, почему спешил выполнить работу любой ценой. Он хотел провести последние в жизни раскопки и достиг своей цели: они увенчались успехом!

— Извините меня, — наконец произнес я.

— Вы — извиняетесь передо мной? — усмехнулся он. — Мне кажется, что это я должен перед вами извиниться за то, что втянул вас в эту затею! Если с Гаттом все обстоит именно так, как вы говорите, мне не дожить до больницы. Да и никому из нас не выбраться отсюда. Я должен извиниться перед всеми! Но ведь э^ого мало, не правда ли? Зачем мертвецу извинения?

— Успокойтесь, — сказал я.

Он надолго замолчал, потом сказал:

— Когда, по-вашему, Гатт начнет наступление?

— Не знаю, — ответил я. — Но, должно быть, скоро. — Я допил виски. — Вам лучше немного вздремнуть. — Фаллону это предложение не очень поправилось, но он промолчал, и я ушел.