И, наконец, землетрясения происходили не в одной Италии, но во всей восточной части побережья Средиземного моря. В течение двух веков в Малой Азии постоянно происходили сотрясения почвы. Города только и делали, что обстраивались; в некоторых местах, как, например, в Филадельфии, сотрясения наблюдались почти ежедневно. Траллес находился в состоянии вечного кипения; пришлось придумывать для домов целую систему временных подпорок. В 17 году было разрушено 14 городов в области Тмола и Мессогиса: это была самая страшная из катастроф этого рода, о которой когда-либо до тех пор слыхали. В 23 году, 33 году, 37 году, 46 году, 51 году, 53 году происходили частичные катастрофы в Греции, Азии, Италии. Фера находилась в периоде деятельности; в Антиохии постоянно происходили сотрясения. Наконец, начиная с 59 года не было почти ни одного года, не отмеченного какой-нибудь катастрофой. В 60 году особенно пострадала долина р. Лика, с ее христианскими городами Лаодикеей, Колоссами. Если вспомнить, что это был именно центр идей тысячелетников, сердце семи Церквей, колыбель Апокалипсиса, то нельзя не прийти к убеждению, что существовала тесная связь между откровением, написанным на Патмосе, и земными катастрофами. Едва ли этот факт не принадлежит к числу редких примеров, где можно установить взаимную связь между физической историей планеты и историей развития человеческой мысли. Впечатление, произведенное катастрофами в долине Лика, отразилось также и в сивиллиных поэмах. Землетрясения в Азии всюду распространяли ужас; о них говорили в целом мире, и немногочисленны были люди, которые не видели во всех этих случаях знамения гнева Божия.

Все это порождало мрачную атмосферу, среди которой христианское воображение находилось в сильнейшем возбуждении. Возможно ли, чтобы, видя такое распадение мира физического и духовного, верующие не восклицали бы с большей уверенностью, нежели когда-либо: «Маранафа! Маранафа! Господь наш грядет! Господь наш грядет!»? Им казалось, что земной шар рушится, и они уже ждали момента, когда цари, сильные, богатые, обратятся в бегство с криком: «Горы, падите на нас! Холмы, укройте нас!» Древние пророки всегда имели обыкновение пользоваться каким-либо гибельным явлением природы как предлогом для того, чтобы возвестить предстоящее наступление «дня Иеговы». В одном тексте Иоиля, который применяли к мессианским временам, приводятся в качестве несомненных предвестников великого дня знамения на небе и на земле, появление со всех сторон пророков, реки крови, огня, столбы дыма в виде дерева, помрачение солнца, кроваво-красная луна. Равным образом думали, что Иисус предсказывал также землетрясения, голод и чуму как начало великих болезней и затем, в качестве предшествующих признаков его пришествия, — затмения, помрачение луны, падение звезд с небесного свода; все силы небесные поколеблются, море восшумит и возмутится, все народы обратятся в ужасе в бегство, не зная, откуда им грозит смерть и вде спасение. Таким образом, ужас является элементом всякого апокалипсиса; к нему присоединили идею гонений: было установлено, что зло перед своей конечной гибелью удвоит свое неистовство и проявит особенное искусство в истреблении святых.

Все эти ужасы более всего волновали провинцию Азию. Катастрофа 60 года нанесла Церкви в Колоссах смертельный удар. Иераполис, хотя и расположенный среди самых удивительных вулканических очагов, по-видимому, не пострадал. Быть может, сюда бежали верующие из Колосс. Все доказывает, что начиная с этой эпохи Иераполис получил особенное значение. В нем открыто исповедовался иудаизм. Надписи, до сих пор попадающиеся среди чудесно уцелевших развалин этого необыкновенного города, говорят о ежегодных пособиях, распределяемых между рабочими корпорациями во время праздников «опресноков» и «пятидесятницы». Нище не получили такого важного значения всякого рода добрые дела, благотворительные учреждения, общества взаимопомощи среди людей, занятых однородным ремеслом. Разного рода приюты для сирот, ясли для детей свидетельствуют о высоком развитии здесь филантропии. То же самое наблюдалось и в Филадельфии; сословные корпорации легли здесь в основу политических партий. Мирная рабочая демократия, организованная в ассоциации, не занимающаяся политикой, являлась социальной формой почти всех богатых городов Азии и Фригии. Добродетель здесь не только не была запретным плодом для раба, но рассматривалась как специальное наследие страждущего. Около этого времени в самом Иераполисе родился ребенок, настолько бедный, что его продали еще в колыбели и никогда иначе не называли, как «купленным рабом», Эпиктетом; благодаря ему само это имя стало синонимом добродетельного человека. Впоследствии из его поучений создалась дивная книга, руководство для людей сильных духом, которые отворачиваются от сверхъестественного элемента Евангелия и думают, что придавать долгу иную чарующую силу, кроме заключающейся в нем самом, значит его фальсифицировать.

В глазах христианства Иераполису принадлежала честь, которая совершенно затмевает собой честь быть родиной Эпиктета. Город этот приютил у себя одного из немногих апостолов, остававшихся в живых из первого христианского поколения; одного из тех, кто лично видел Иисуса, — апостола Филиппа. Можно предположить, что Филипп прибыл в Азию после тех кризисов, из-за которых в Иерусалиме сделалось невозможным жить для людей мирных и которые выгнали оттуда христиан. Азия была провинция, где евреев более всего оставляли в покое; они и стекались сюда. Отношения между Римом и Иераполисом были также нормальными. Филипп принадлежал к священнической расе и к старой школе и в достаточной степени походил на Иакова. Ему приписывали чудеса, даже воскрешения мертвых. У него было четыре дочери, которые все стали пророчицами. Одна из них, по-видимому, умерла прежде, нежели Филипп прибыл в Азию. Из остальных трех две состарились, сохраняя свое девство, третья же вышла замуж при жизни своего отца, пророчествовала, подобно своим сестрам, и умерла в Ефесе. Эти странные женщины получили в Азии большую известность. Папий, который около 130 года был в Иераполисе епископом, знал их, но самого апостола не видал. Он слыхал от этих экзальтированных старых дев удивительные повествования о чудесах их отца, о чрезвычайных его деяниях. Они знали также многое о других апостолах и апостольских личностях, в частности, об Иосифе Варсаве, который, по их словам, выпил без всякого вреда для себя смертельный яд.

Таким образом, рядом с Иоанном в Азии образовался еще второй центр авторитета и апостольского предания. Иоанн и Филипп возвысили страну, которую они избрали своим местопребыванием, почти до уровня Иудеи. «Эти два великие светила Азии», как их прозвали, в течение нескольких лет были как бы маяком Церкви, лишенной других своих пастырей. Филипп умер и погребен в Иераполисе. Его девствующие дочери достигли весьма преклонных лет и были положены рядом с ним, замужняя дочь была погребена в Ефесе; говорят, все эти гробницы можно было видеть еще во II веке. Таким образом, Иераполис имел свои апостольские гробницы, соперничавшие с ефесскими. Вся провинция как бы облагородилась этими святыми телами, ибо представлялось, что они восстанут из своих гробов в день пришествия Господа в славе и величии, который воскресит их.

Кризис в Иудее, рассеявший около 68 года апостолов и апостольских мужей, мог привести в Ефес и в долину Меандра еще и других крупных деятелей нарождающейся Церкви. Значительное число учеников, видевших апостолов в Иерусалиме, теперь встретились в Азии и, по-видимому, все сообща вели здесь тот бродяжнический образ жизни, который так сильно по вкусу евреям. Быть может, загадочные личности, называемые пресвитером Иоанном и Аристионом, были также в числе таких эмигрантов. Эти ученики Двенадцати распространяли в Азии предание Иерусалимской Церкви и окончательно склонили здесь верующих в сторону иудео-христианства. Их жадно расспрашивали по поводу речей апостолов и по поводу подлинных слов самого Иисуса. Впоследствии те, кто их видел, настолько гордились тем, что им довелось черпать свою веру из столь чистого источника, что они даже пренебрегали небольшими сочинениями, которые имели претензию передавать подлинные поучения самого Иисуса.