Сан-Франциско, Барбари-Коуст, Калифорния Полдень, конец августа 1883 года
— Кто там звонит в этот чертов колоколец?! — Выведенный из глубокого похмельного сна непрестанным звоном колокольчика, Ник Мак-Кейб пробормотал снова:
— Кто, к дьяволу, звонит в этот колоколец!
Ник, не в силах пошевелить даже пальцем, с трудом приоткрыл налитые кровью серо-стальные глаза. Он лежал; прислушиваясь к раздражающему звяканью, и пытался понять, был ли то действительно звон колокольчика, или это звенело у него в голове.
Медленно и с большим трудом Ник приподнял словно налитую свинцом темноволосую голову. И от этого движения мучительная боль стала совсем невыносимой.
— О-о-о! Господи-и-и, — жалобно простонал он и снова уронил голову на подушку.
На лбу и над верхней губой у него выступили капельки пота. В животе сильно урчало. В висках пульсировала кровь.
Колокольчик продолжал звонить.
Сильно сомневаясь в том, что сможет двигать руками и тем более ногами, страждущий хозяин одного из салунов Барбари-Коуст сначала попробовал пошевелить пальцем. Всего лишь пальцем. Какое-то время он не мог понять, двигается ли палец. Не мог сказать наверняка, потому что не решался приподнять гудящую голову, чтобы взглянуть на него.
Черт! Может, проклятый палец и вовсе не двигался. Может, в нем просто пульсировал непрерывный звон колокольчика так же, как он отдавался и в больной голове.
Ник решил больше не думать об этом. Он испытал мимолетное облегчение, когда ему удалось, напрягая ослабевшие руки, подняться на локтях. Упершись заросшим подбородком в голую вздымающуюся грудь, Ник облизал распухшим языком пересохшие губы и, щурясь, медленно повел взглядом вокруг себя. В его просторной квартире, расположенной на втором этаже, было прохладно и стоял полумрак.
Он не заметил ничего необычного. Все те же уютные просторные апартаменты, которые он называл своим домом, с массивной мебелью и задернутыми от солнца шторами. Никакого намека на колокольчик. Или колокольчики.
Ник Мак-Кейб осторожно повернул разламывающуюся от боли голову и внимательно, без намека на игривое настроение посмотрел на женщину, лежащую рядом с ним в постели. Красивая молодая женщина, казалось, крепко спала. Она лежала на животе, а длинная грива блестящих темных волос раскинулась по обнаженной спине и спадала на лицо. Ясно было, что она не причастна ни к каким зловредным колокольчикам.
Все же сомневаясь, Ник протянул руку и стянул со спящей брюнетки простыню, предполагая, что, возможно, она прячет колокольчик.
Обнаженная красавица легко вздохнула во сне, слегка повела голыми матовыми плечами и глубже зарылась в мягкую постель, обхватив бледными тонкими руками пуховую подушку.
И мирно продолжала спать.
Нахмурившись и бормоча проклятия, Ник Мак-Кейб с трудом выбрался из постели. Он долго стоял у кровати, покачиваясь из стороны в сторону на слабых, дрожащих ногах и размышляя о том, сколько времени он простоит и сможет ли двигаться.
Нику казалось, что комната в бешеном ритме кружится вокруг него, а пол ходит ходуном и скользит у него под ногами. Изрыгая проклятия, как портовый матрос, он поднял руки и сжал пульсирующие виски.
Таинственный колокольчик продолжал звонить.
Его настойчивый звон звучал в унисон бешеному стуку в голове Ника.
Мучаясь от приступов тошноты и злобы, голый Ник Мак-Кейб мерил шагами просторную комнату, с тупым упорством пытаясь найти громко звякающий колокольчик. Наконец его осенило. В его комнатах не было никакого колокольчика. Шум доносился с улицы. Какой-то подвыпивший гуляка продолжал кутить, намереваясь разбудить всю округу.
Ну что ж! Ей-богу, неосмотрительный негодяй ответит за это Нику Мак-Кейбу!
Обливаясь потом и кляня все на свете, Ник неуклюже попытался влезть в скомканные брюки. Бестолково прыгая по полу на одной ноге и тщетно пытаясь засунуть другую ногу в штанину, он споткнулся и рухнул плашмя лицом на пол. Почти не чувствуя боли, вне себя от гнева, он тяжело перевернулся на спину и так лежал, пыхтя и постанывая. На влажном лбу пульсировала жилка.
А колокольчик все продолжал звонить.
Ник оставался лежать на полу пока не засунул обе ноги в штанины темных брюк и не натянул их на длинные мускулистые ноги, которые он с трудом держал на весу. После чего они с грохотом упали на пол.
— О Боже! — пробормотал Ник, снова давая себе передышку. — У меня нет сил. Мне не встать. Я не могу надеть эти чертовы штаны.
Потом, вцепившись руками в пояс брюк и сжав от напряжения зубы, Ник приподнял поясницу и, сильно вдавив плечи и ступни в пушистый ковер, с трудом натянул брюки на голый смуглый зад.
Он снова перевел дух, принял сидячее положение и наконец встал. На ходу, застегивая брюки, Ник Мак-Кейб пересек просторную спальню и подошел к занавешенным тяжелыми шторами окнам, выходящим на Пасифик-стрит.
Стоя в не застегнутых до конца брюках, облегающих его плоский живот, с растрепанными и свисающими на потный лоб волосами, Ник Мак-Кейб раздвинул на всю ширину бархатные портьеры, поднял вверх отделанную бахромой штору и высунулся в окно.
Крепко зажмурив покрасневшие глаза, которые резало от всепроникающего солнечного света, Ник громко прокричал надоедливому звонарю:
— Ну, Мак, берегись!
Внизу, на тротуаре, в центре небольшой группы людей стояла молодая женщина — Кей Монтгомери. Напуганная громким криком, она быстро обернулась и вскинула вверх большие голубые глаза. Она успела лишь вскользь увидеть крупного темноволосого мужчину с обнаженным торсом.
Привлеченные звоном колокольчика Кей Монтгомери, попрошайки, бродяги, пьяницы и карманные воришки, являющие собой довольно разношерстное сборище, стали взволнованно переговариваться, возбужденно поблескивая глазами в предвкушении возможной перепалки.
Медленно опустив серебряный колокольчик, Кей Монтгомери тоже стояла в ожидании.
Наверху Ник Мак-Кейб рывком открыл дверь и вышел из своих покоев на широкую лестничную площадку. Он направился к мраморной лестнице и прыжками спустился по сверкающим ступеням.