Справедливо подмечено, думаешь ты.

Но ведь вполне разумно ожидать от семейного бизнеса чего-нибудь получше бессмысленного и нелепого развлекательного продукта, неотличимого от любого другого бессмысленного и нелепого развлекательного продукта. С тем же успехом можно выпускать пластмассовые вешалки.

– Мэттью Полсон? – спрашивает оператор томографа.

Ты глядишь, киваешь.

– Мы готовы, прошу вас.

Ты заходишь в комнату с томографом, медик показывает, где переодеться в больничный халат и оставить свои вещи. Рядом с аппаратом не должно быть ничего металлического. Ты раздеваешься, залазишь в халат и выходишь. Оператор же смотрит в твою историю.

– Кажется, вы здесь уже были и, вероятно, помните, что нужно делать, – говорит он.

– Вообще-то, я не помню, был ли здесь раньше. Потому, собственно, я и здесь.

Оператор снова глядит в медкарту и слегка краснеет.

– Простите, – бормочет он. – Я не всегда такой болван.

– Когда я был здесь в последний раз?

– Чуть больше недели назад, – отвечает он и хмурится, перечитывая. – Кажется, ваши данные перепутались с чьими-то еще.

– Почему вы так думаете?

Оператор глядит на тебя пристально:

– С вашего разрешения, я пока не стану отвечать. Если это результат путаницы – в чем я уверен, – то я не хочу отвечать за разглашение информации о другом пациенте.

– Хорошо. Но вы же можете сообщить мне мои данные?

– Само собой. Это же ваши данные. Но давайте сейчас сосредоточимся на процедуре.

И он велит тебе лечь на стол и задвигает твою голову и туловище в клаустрофобически тесную трубу.

– Ну и что, по-твоему, высматривал медик? – интересуется Сандра во время вашего совместного ланча в «Китайском бистро П. Ф. Чанга».

Китайское бистро ты не слишком любишь, но к нему – по причинам, объяснению не поддающимся, – питает слабость Сандра, а ты все еще питаешь слабость к Сандре. Ты встречаешь ее у бистро, видишь ее впервые после аварии, и она утыкается носом в твою жилетку, чуть не плача от радости, обнимает – но быстро выпускает, отступает на шаг и угощает шутливой оплеухой за то, что не позвонил ей раньше. Затем вы оба заходите в то место, где подают претенциозную разномастную снедь.

– Не знаю, – отвечаешь ты. – Я хотел взглянуть в карту, но оператор сразу велел мне одеваться и сказал, что результаты сообщат потом. Я не успел и штаны натянуть, как он был таков.

– Что бы там ни было, вряд ли это что-то хорошее, – заключает Сандра.

– Что бы там ни было, скорее всего, оно не слишком совместимо со мной, без труда ходящим и говорящим. Особенно с тем, какой я был неделю назад.

– Ошибки в записях случаются сплошь и рядом. Моя фирма на них и зарабатывает. Причем очень неплохо.

Сандра учится на первом курсе факультета юриспруденции Южнокалифорнийского университета и практикуется сейчас в адвокатской конторе, специализирующейся на медицинских делах.

– Возможно, – замечаешь ты задумчиво.

– То есть? – спрашивает Сандра, посмотрев с минуту на твое лицо. – Ты, случаем, не думаешь ли, что родители тебе врут?

– А ты помнишь что-нибудь обо мне после аварии?

– Твои родители не пускали к тебе, – говорит Сандра, и лицо ее делается холодным, напряженным, будто она хочет что-то сказать и боится, что потом пожалеет.

– Они даже не звонили нам, – добавляет она через секунду. – Я узнала из заметки «Лос-Анджелес таймс», которую Камаль послал мне в «Фейсбуке».

– Там была заметка обо мне? – спрашиваешь ты удивленно.

– Ну да. Только не совсем о тебе, а о засранце, который поехал на красный свет. Он партнер в «Уикомб Лассен Дженкинс и Бинг». Внешний консультант в половине дел.

– Мне нужна эта статья.

– Я перешлю.

– Спасибо!

– Меня злит, что я узнаю из «Лос-Анджелес таймс» о настоящей беде с тобой. Я думала, что котируюсь несколько выше.

– Ты не очень-то нравишься моей маме. Ты ж разбила мне сердце.

– Мы были всего лишь школьниками. И ты быстро оправился. Даже слишком. Через неделю уже вздыхал вовсю по Дженне.

– Может быть, – соглашаешься ты.

Да уж. Вспомнишь – вздрогнешь. С Дженной было все сикось-накось. Причем постоянно.

– Да и в любом случае – пусть не мне, но твои старики могли сказать хотя бы Нарену. Он же твой лучший друг. Или Келу могли сказать. Или Гвен. А когда мы все же узнали, они не пустили нас к тебе. Сказали, не хотят, чтобы мы увидели тебя таким.

– Они и в самом деле это сказали?

Сандра отвечает не сразу.

– Буквально не сказали, но подтекст был такой. И мы поняли, что они не хотят. Знаешь, Нарен больше всех давил на них, настаивал. Готов был из Принстона приехать и ночевать под дверью, пока не пустят повидать тебя. А потом ты пошел на поправку.

Ты улыбаешься, вспоминая, как друг захлебывался от восторга, услышав твой голос в трубке.

А потом перестаешь улыбаться.

– Но это же бред, – говоришь ты.

– Что именно? – спрашивает Сандра.

– Отец сказал, что я поправился, ходил и говорил еще за несколько дней до того, как вернулась память. И что я вел себя как обычно в это время.

– И?..

– Так почему я не позвонил тебе? Мы ж встречаемся и говорим каждую неделю, когда я в городе. А почему я не позвонил Нарену? Я ж говорил с ним каждый день. Почему я не писал в «Фейсбук», не рассылал эсэмэски? Почему не сказал никому, что со мной все в порядке? Я же все это сделал в первую очередь, как только вернулась память.

Сандра открывает рот, но раздумывает говорить.

– Ты прав, бред какой-то. Ты бы позвонил или эсэмэску послал – хотя бы затем, чтобы мы тебя живьем не съели за молчанку.

– Именно!

– Ты и в самом деле считаешь, что родители врут тебе?

– Возможно.

– И ты думаешь, что это связано с информацией в твоей медицинской карте? Там написано что-то странное?

– Возможно, – повторяешь ты.

– Как же, по-твоему, одно связано с другим?

– Без понятия.

– Знаешь, по закону ты имеешь полное право увидеть свою историю болезни. Если дело как-то связано с медицинскими данными, начать стоит именно с них.

– Сколько нужно времени?

– Чтобы пойти в больницу и составить запрос?.. Тебе дадут заполнить форму, а потом отправят ее в какой-нибудь чулан, станут перекладывать из папки в папку, посуетятся, а после выдадут резюме. Может быть, оно прояснит что-нибудь. А может, и нет.

– Ты улыбаешься. Значит, есть и другой вариант?

Сандра, и в самом деле улыбаясь, вынимает телефон, звонит, бодро и радостно называет твое имя и прерывается лишь для того, чтобы узнать у тебя название больницы. Еще минута – и отключается.

– Кто это был? – спрашиваешь ты.

– Иногда фирме, где я прохожу практику, нужна информация быстрее, чем по официальным каналам. Я звонила парню, который дает ее нам. У него своя рука во всех больницах от Эскондидо до Санта-Круса. Твои данные будут к вечеру.

– Как ты узнала об этом парне?

– Думаешь, партнер фирмы позволит себе расхаживать с номером этого типа в записной книге? Подобными вещами занимаются практиканты. Фирма всегда выйдет сухой из воды, если попадешься. Виноват глупый, сверхамбициозный студент. Гениально.

– Но ты-то не выйдешь сухой из воды, если парня словят.

– Я выживу, – говорит Сандра, пожимая плечами.

Ты вспоминаешь, что ее отец продал свою программистскую компанию «Майкрософту» в конце девяностых за три миллиарда шестьсот миллионов долларов и успел выйти из дела до того, как лопнул пузырь с интернет-компаниями. В некотором смысле факультет юриспруденции для Сандры – всего лишь хобби.

Она замечает странное выражение на твоем лице.

– Что такое? – спрашивает, улыбаясь.

– Да ничего. Всего лишь думаю о жизни богатеньких баловней судьбы.

– На себя посмотри – за время обучения восемь раз сменил специализацию и все еще не знаешь, что делать со своей жизнью, унылый ты ублюдок. Я, конечно, рада, что ты остался жив, но, честное слово, я тебя прибью.