Висса и Модест у бывшего здания сельсовета дождались Мокея, кото-рый прибыл с пулеметной ротой. Здесь же был Прох, батальонный ордина-рец, он пытался водой из пожарной бочки хоть как-то умыться после окопа. Связники тащили рацию. Внутри здания искали попрятавшихся и там сто-ял кавардак. Прямо на крыльце бойцы саперными лопатками били по за-тылкам трупы – гарантированно успокаивали.

В воздухе носилось усталое веселье – самое на сегодня страшное позади, дело сделано, и сегодня смерть от них всех будет брать только малую долю. И еще была настороженность. Не столько от нового боя, который никуда денется и вот-вот начнется, сколько от вещей вокруг. Они еще не приобре-ли статус трофеев, не стали своими, законными: повсюду были надписи этим жирным, кособоким, непоймешь-что-выбито шрифтом, и только не хватало бирок с именами владельцев.

Кха… кха…..капитан, будем считать, что ты принял командование, Виссу перегибал кашель.

– Да. Принимаю. Модест, взвод Картоша пополни, кто остался, и по до-роге пусти. Раздолбают нам Торозова, весело будет. – начальник штаба прятал за напускным хладнокровием неуверенность, однако растерянности не испытывал, – Занимаем оборону, огневые ставить будем. Прох! Глаза продерешь – быстро к Фирсу, пусть поторопится.

Ординарец вытянулся по стойке смирно, но тут же снова наклонился к бочке.

Виссу перегнул новый приступ кашля и он, держась за стенку, отошел в сторону.

– Ещё! Первому фельдшеру скажешь, как обработает тела, сразу пусть в подвалы свозит.

– Так точно, – глазастый Прох, отплевываясь, углядел первого фельд-шера. Тот как раз сидел перед широким окопом, над очередным телом. Сосредоточенный, торопящийся обработать всех, кого можно в руках держал шприц, а рядом дымилась прижигалка для ран. Но ординарец по-казывать пальцем на Водина не стал – последние дни старался отучивать-ся от дурных манер.

Мокей подозвал к себе связистов, пора было доложить о ситуации и зап-росить координаты для огня – он понятия не имел как изменилась обста-новка на шоссе за последние двадцать часов.

Новый артналёт заставил их всех бежать в укрытие.

Через сутки стало и легче и тяжелее одновременно.

По гати подтащили ещё боеприпасов, пришло подкрепление – стрелко-вая рота. Миномёты раз за разом накрывали шоссе, оно перестало быть сколько-нибудь надежной коммуникацией, и теперь Волуйки из проблемы армейского масштаба превращались в частный эпизод.

Но «бурые» нажимали взяли остатки какого-то полка, кинули от шос-се вдоль грунтовки. Торозов откатился почти к самой гари. Единственное орудие разбили, расчет там же и полёг. остатки тулово были в зоне действия артиллерии, и в домах не осталось целых крыш.

Однако на той стороне войска откатывались, штабам было не до баталь-онов, и ни у кого не было времени нормально спланировать операцию по подавлению новоявленного «чиряка». Хватили первые попавшиеся ору-дия, били, убеждались, что танков со стороны Тулова не будет, глухого мешка не получится, и для артиллерии тут же находились задачи поважнее.

Мокей созвал ещё живых офицеров на военный совет. В подвале магази-на – на мешках с картошкой и мукой. Из ламп были керосинки. У стены рядком лежали собранные тела, а на груди Виссы сидел и сверкал глазами батальонный кот Трубач. Он всегда истреблял крыс и ни разу не пытался есть человечину или царапать тела. Тянуло кислым запахом консерванта.

Начштаба ощущал себя тореадором, который стоит перед раненным, умирающим зверем. И всё бы хорошо, да только в руках вилка и до смерти быку ещё минут пять. И убегать он права не имеет.

– Пора воскрешать. Ещё день, и нас будет слишком мало. Раньше ночи подкрепление просто не дойдет.

Командир первой роты молча поднял руку. Партизан тоже согласился и тут же начал прикидывать, как всё провернуть.

– Воскрешать, это правильно, это мы организуем. Вот вытащим народ попервой к болотцу, там пригорки есть хорошие, добрые, трава не мятая, земля спокойная. Всё скоренько и пройдет. А другим делом… Ермил то-ропливо стал загибать пальцы.

– Отставить. Какое болото? Мы половину живых угробим, пока до рас-падка донесём, начштаба устал и говорил тихим голосом.

– Так что, здесь? Тут земля плохая. И вообще, – партизан хотел что-то объяснить, но по наверху скрипнули дверные петли и по лесенке начал спускаться замполит. Керосиновая лампа на столе давала мало света, толь-ко дыры в спине и левом боку были видны очень хорошо.

– Арефий, ты что надумал? – Мокей привстал и прошипел эти слова та-ким тоном, какой действует посильнее иных матюгов.

– Всё одно не жилец, – замполит повернулся к остальным и весело под-мигнул. В глазах лихорадочный блеск, и лицо уже начинало худеть, Сердце не задето, так что сутки нормы имею, своими мозгами думать буду.

– По другому не мог? – Модест не упрекал его. Просто спрашивал.

Там горячо, между прочим. Чичибаев с Хорсом тоже.

– Где вы только консервант пережигать умудряетесь? – первый фельд-шер задал риторический вопрос.

Этот молодой человек всегда щеголял чисто выбритыми щеками, белозу-бой улыбкой и новой формой. И хоть приходилось ему идти практически в строю и работать с тёплыми трупами, за нагловатый форс его не любили.

– С такими темпами ещё две атаки и колоться придется всем, – Арефий привалился к стене.

– Тогда немедленно. Будем попеременно раненых и консервированных работать, – Мокей повернулся к партизану, – Сколько людей можешь дать? В пределах часа.

Годящих? Десятка три наскребём помаленьку, Елена Семёновна, Лу-кия Дмитриевна, Валерия Давыдовна, Клавдия Устиновна, – он перечис-лял ба и дальше, да только напоролся на взгляд начштаба и торопливо за-кончил, – У нас за это дело Ярина Семёновна отвечает.

– Действуй.

Тот бросился в лестнице.

Начштаба повернулся к первому фельдшеру. Медик услужливо поднял брови, дескать, чего изволите.

– Имей в виду, Водин, станешь от общего каравая отщипывать, и трибу-нала не будет.

– Так точно. Я сколько с вами вместе воюю? – улыбаясь чему-то свое-му, спросил в ответ фельдшер.

– Мало. Для таких вещей жизни мало.

Водин сделал вид, что не обиделся. Прошёл в центр подвала, достал из саквояжа – изрядно потёртого, много раз от пыли и глины чищенного, но всё-таки настоящего докторского саквояжа коробку со шприцем. Начал раскладывать инструменты.

Мокей встретился взглядом с Арефием – чего здесь завтрашнему тухля-ку сидеть, там живые под огнём. Замполит отдал честь и ушёл. С ним под-нялся наверх Захлебный, который теперь командовал второй ротой.

Редкие разрывы снарядов восьмидесятом, которыми «бурые» угощали от шоссе. Плохо слышные металлические щелчки – выстрелы ближайшего миномёта. Мокей попытался успокоиться, и по рации выбить ещё хоть ка-кие-то подкрепления.

Через какое-то время его отвлекла старуха. Бодрая женщина с прямой спиной, но сморщенным, как плохо вымешанное тесто лицом, и запавшими губами. В руках она держала немалый бутыль самогона, и было видно, что кожа на тыльной стороне ладоней вся в старческих пятнах..

– Шо, принимай, я тебе людей привела.

В подвале уже было с десяток селян. Только начштаба больше смотрел на женщину.

– Ярина СемёнОвна?

– Тошно так.

Сколько лет?

– Дак тридцать третий пошел, – она будто смеялась над собой.

Мокей посуровел.

– Дети? Из-за них?

Она тоже перестала смеяться.

– Шиновья, блишнята. Воевать подалиш. Им шас по пятнадцать было бы. Я их оболтушов два раша вытягивала. Ранеными валялись. Митька по-том шгиб, его каратели поверили. И за шо? Гебитшу тутошнему чуделошь, будто он ш него военную мысль крадет. Ну какой ш Митьки мышляк?

Факт. Настоящих телепатов во всем фронте по пальцам одной руки пе-ресчитать можно было. Да и кто их пустит на фронт? начштаба ещё хотел спросить Ярину, не хватит ли с неё, только понял, что для себя она уже всё решила. Он кивнул и пригласил рассаживаться.