Иван появился дома около восьми вечера, очень довольный собой и с ре-зультатами: он приобрел первое издание «Жизни насекомых», книги Вайд-нера и Шнейдера, а также несколько томиков Хэрриота, Даррелла и Гржи-мека, как будто случайно затесавшиеся в эту компанию.

На следующий день упорно отказывающегося следовать семейной тра-диции аспиранта обыскали не только на предмет ловушек для насекомых, но и на наличие денег, кои безжалостной рукой Лукиана были вытащены из всех многочисленных карманов и карманчиков брюк, рубашки и ветровки. Вмиг погрустневшего Ивана в очередной раз препроводили из квартиры с наказом исполнить-таки свой долг. К вечеру будущий ученый вернулся со-вершенно счастливый и братья уже были готовы подумать, что он нашел избранницу – будущую невесту и, значит, по поводу приданого можно больше не волноваться. Но оказалось, что на лодочной станции спасатели презентовали ему огромного, просто невероятной величины, жука-плавун-ца, и весь оставшийся день Иван ползал по берегу в поисках хотя бы приб-лизительно таких же гигантских экземпляров.

Становилось ясно, что простыми методами Ивана никоим образом не зас-тавить искать себе суженую. Братья горе-ученого уже успели сыграть свадь-бы со своими избранницами, а у Ивана даже намека на невесту не было.

Царь не знал, что и делать. По этому поводу решили собраться на семей-ный ужин, на который прибыли братья с женами.

Пафнутий Сильвестрович все время расспрашивал старших сыновей, как им в браке, те, словно по заученному, отвечали, как у них все хорошо, Царь кидал многозначительные взгляды на младшенького, но тот вроде как на инсинуации не реагировал.

Пафнутий Сильвестрович в сердцах отхлебнул горячий чай из чашки, обжегся, хотел было ругнуться по привычке, но только крякнул, взглянув на Пелагею с Агриппиной, напряженно выпрямивших спины.

– По-купечески буду… – и взял блюдце.

– А чем занимаетесь вы? – обернулась к Ивану жена Лукьяна, крутя на тоненьком пальчике кольцо из белого золота с пятикаратным бриллиантом.

– А он у нас бестолковый, – схрустывая сухарик, заметил средний сын.

– Цьщ у меня! – зыркнул на средненького Царь. – Умный он. Вон, дис-сертацию пишет. Про эту, саранчу. Как южный климат влияет на длину ее пяток. Далеко они там прыгают или нет.

– Саранча – летает. А прыгают – кузнечики! – поправил отца Иван и повернулся к Пелагее. – Я изучаю влияние субтропического климата на длину крыльев у саранчи и кобылок.

– Вы изучаете лошадей? – взглянула заинтересованно и Агриппина, выставляя в сторону Пелагеи безымянный пальчик с обручальным колеч-ком: сапфир в окружении россыпи бриллиантов, мол, мы тоже не лыком шиты.

– Да нет, кобылка голубоватая – Oedipoda caerulescens. Тот же отряд, что кузнечики и саранча, прямокрылые, – начал рассказывать аспирант, но девушки уже потеряли к нему всякий интерес.

Иван что-то еще пытался говорить, но, поняв, что его не слушают, за-молк. Покрутил на столе блюдце с чашкой. Поправил складочку на скатер-ти. Прислушался к разговору, из вежливости попытался принять в нем участие, но вскоре потерял интерес к колебаниям курса валюты, стоимости кругосветного путешествия на «Royal Princess», новому платью жены японского посланника, в котором та была на последнем приеме и прочим великосветским штучкам.

И тут раздался спасительный звонок. Аспирант торпедой сорвался с мес-та и под удивленными взглядами родственников понесся в прихожую. Он был готов расцеловать пришедшего, спасшего его от абсолютно не интерес-ных разговоров. Распахнул дверь и замер: перед ним стоял совершенный ангел, давил кнопочку звонка и не видел, что дверь открыли, потому что чи-тал. «Опыты» Монтеня, как разглядел сверху на странице Иван. И сердце его начало медленно таять, как ледники горы Джомолунгмы.

Из комнаты, встревоженный беспокойными трелями звонка, тихонько выглянул Пафнутий Сильвестрович. И понял: Иван попался. Пара визитов вежливости с этой стороны – мы же цивилизованные люди, пара визитов с той – там тоже поди люди культурные, и можно свататься.

– Надевай кольцо! – сжимая икону в руках, прошептал Пафнутий Сильвестрович.

Но Иван не слышал. Неожиданно ему стали совершенно безразличны даже проблемы саранчи в южных регионах России. Он тонул в синих без-донных глазах Василины и не было ему никакого дела до волнений отца.

Начали бить часы. Лукьян и Киприан с удивлением смотрели, как Царя сначала начинает тихо колотить, потом Пафнутий Сильвестрович затопал ногами. С каждым ударом ходиков лицо его наливалось малиновым все сильнееи сильнее.

– Кольцо надевай! – на четвертом ударе он выхватил у сына фамильную драгоценность, схватил перепуганную Василину за руку и сам стал натяги-вать колечко на тонкий безымянный пальчик руки. Иван хотел было вско-чить, возмутиться, мол, не по закону это, что б кто-то вместо жениха обру-чальное кольцо невесте надевал!

– Бом-м-м! – натужно стукнули часы в последний раз.

Ахнула Василина, вскинулась, да и рухнула замертво на землю. Истош-но завопили, прикрывая разинутые рты ладошками, Пелагея и Агриппина.

На дорогом персидском ковре, булькая горлом, сидели три огромные се-ро-зеленые жабы. А на головах у них красовались маленькие золотые ко-ронки – знак принадлежности к царёву роду.

– И-эх! – горько вздохнул Пафнутий Сильвестрович. – Сынки! Как же так? Говорил ведь: прервется род на корню… А вы – лажа, лажа…

ИМА ПОДКРАДЫВАЕТСЯ ВСЕ БЛИЖЕ, И ВЕЧЕРА СТАНО-вятся прохладными. Никак не могу согреться после прогулки.

Придется растопить самодельную печку. Сегодня дрова можно не экономить.

За окном звезды, яркие, игривые. Позади темной массы про-росших сквозь асфальт кустов виднеется громада многоэтаж-ки. Грузный безглазый остов. На облупившейся стене пляшут слабые отблески огня.

Я знаю, кто жжет свой костер там, в маленьком дворике, огороженном покосившимися бетонными плитами. В закутке между полуразвалив-шейся кирпичной стеной и высокой кучей заросшего травой мусора. Пытается согреться.

Провести под крышей первун) ночь в городе он не решился. Как и я когда-то.

С полчаса назад я был там. С высоты пятого этажа хорошо рассмотрел гостя. Высокий, худощавый и молодой. Он по хозяйски расчистил место ночлега. Подтащил пластиковую коробку, сложил куски бетона, устроив защиту от ветра. С треском наломал веток для костра.

Потом сел к огшо спиной ко мпе. Это хорошо. Я пе должен видеть его ли-цо. А мое он еще увидит. В свое время.

Гость забеспокоился, обернулся, обшарил взглядом пустые окна. По-чувствовал чужое присутствие. Я вовремя успел отступить в темноту. И поспешил уйти. Бесшумно, как дикая полосатая кошка. Их здесь разве-лось предостаточно.

Свет звезд путается в пыльном, расколотом наискось стекле. Оно трсс-пуло еще зимой. Я так и пе собрался найти новое. Целых окоп в городе поч-ти не осталось. Но теперь это уже не важно.

Стоит чуть повернуть голову и одна половина стекла светлеет, отражая свст свечи, другая становится темной. На изогнутом сколе вспыхивают ис-корки. Когда-то один едипствеппый день так же рассек мир на до и после. Я хорошо его помнн›. Хотя мне было всего десять лет.

Мы с родителями жили в этом самом городе. Отсц рао~отал в крупной компании, а Мама в торговом центре. Я любил заходить к • ей па работу. Особенно мне нравились служебные помещения, куда не пускали простых покупателей. Таинственные лабиринты, полные сокровищ и вкусных запа-хов. Пещеры Али-Бабы. Таким он мнс тогда казался.

Недавно я снова его посетил. Купол давно рухнул, только ржавые колон-ны торчат из заросших ясенем обломков.

В тот день Отец почувствовал недомогание первым. Он с трудом встал с постели. Кое-как добрался до ванной. Пришлось звонить на работу, про-сить выходной. Оператор скорой помощи ответил только после пятого звонка и сразу предупредил: ждите, вызовов слишком много.