На следующее утро, девятнадцатого августа, когда я еще не встал со своей раскладушки, в лабораторию вбежал запыхавшийся Каспар. «Герр Флэк! Герр Флэк! – крикнул он. – Герр доктор профессор умер от апоплексического удара…»

V

Рассказ подошел к концу. Я надолго задумался. Что я могу предпринять? Что мне сказать этому несчастному? В каких словах выразить свои соболезнования?

Невидимый Флэк горько всхлипывал.

Он первым прервал молчание.

– Это невыносимо, невыносимо, невыносимо! Я не преступник перед людьми, я не грешник перед Богом, но осужден на страдания в тысячу раз страшнее адских мук. Я рожден, чтобы ходить по земле, как обычный человек, живя, любя, постигая окружающий мир, но от того, за что мы ценим жизнь, меня отделяет барьер, который невозможно преодолеть никогда. Даже привидение можно увидеть. Я фактически живой труп, меня не существует. Ни один друг не может взглянуть мне в глаза. Если я попытаюсь прижать к груди любимую женщину, ответом мне будет лишь невыразимый ужас. Я вижу ее почти каждый день. Проходя мимо нее по лестнице, я прикасаюсь к ее платью. Любила ли она меня? Любит ли она меня? Если я узнаю это, не станут ли мои муки еще страшнее? И все-таки я хочу знать правду. Именно поэтому я и пригласил вас сюда.

И тут я совершил величайшую ошибку в своей жизни.

– Хочу вас обрадовать, – сказал я. – Пандора всегда вас любила.

Столик внезапно опрокинулся, и я понял, что Флэк в страстном порыве вскочил на ноги. Обеими руками он судорожно схватил меня за плечи.

– Да, – подтвердил я, – Пандора верна вашей памяти. Не стоит отчаиваться. Секрет изобретения Фрёликера умер вместе с ним. Но разве так уж невозможно при вашем содействии вновь открыть его с помощью экспериментов и логических умозаключений ab initio[16]? Не теряйте мужества и надежды. Она любит вас. Через пять минут вы услышите это из ее собственных уст.

Такого душераздирающего вопля не боли, а радости я еще никогда не слышал.

Я поспешил на лестницу и пригласил мисс Блисс на площадку. В нескольких словах я объяснил ей ситуацию. К моему удивлению, она не упала в обморок и не впала в истерику.

– Ну, конечно, я пойду с вами, – сказала она с улыбкой, значения которой я тогда не понял.

Вместе со мной она зашла в квартиру Флэка и с той же застывшей улыбкой внимательно огляделась кругом. Даже явившись на званый вечер, она выказала бы больше волнения. Она не удивилась и не испугалась, когда невидимые руки схватили, а невидимые губы покрыли ее руку поцелуями. С полным хладнокровием она выслушала поток нежностей и любовных признаний, которые излил на нее мой несчастный друг.

Ошеломленный и растерянный, я молча наблюдал за этой сценой.

Наконец мисс Блисс убрала свою руку.

– Мистер Флэк, – произнесла она с легким смешком, – вы действительно чрезвычайно экспансивны. Это вы в Европе привыкли так вести себя?

– Пандора! – услышал я его восклицание. – Я ничего не понимаю…

– Возможно, вы рассматриваете это как одно из преимуществ невидимости, – все так же спокойно продолжала она. – Позвольте поздравить вас с успехом вашего эксперимента. Этот ваш профессор – как там его звали? – должно быть, был очень умен. Вы можете стать очень богатым, выступая перед публикой.

Неужели это была та же самая женщина, которая долгие месяцы демонстрировала неизбывную печаль из-за потери этого человека? Я терялся в догадках. Кому под силу разобраться в мотивах поведения кокетки? Какая наука в состоянии объяснить ее подсознательные прихоти и капризы?

– Пандора! – снова воскликнул он в полной растерянности. – Что это значит? Почему вы так обращаетесь со мной? Это все, что вы хотите мне сказать?

– Полагаю, что все, – холодно ответила она и направилась к выходу. – Вы джентльмен, так что у меня нет необходимости просить вас больше не докучать мне.

– У вас не сердце, а камень, – прошептал я, когда она проходила мимо меня. – Вы недостойны этого человека.

На отчаянный крик Флэка в комнату вбежал Каспар. Опыт долгой и верной службы помог ему определить, где находится его хозяин. Я увидел, как он хватает воздух и, напрягая все свои силы, старается удержать невидимого человека. Однако его тут же яростно отбросили в сторону. Он едва удержался на ногах, побледнел и замер на месте, вытянув шею и внимательно прислушиваясь. Потом вдруг бросился к выходу и помчался вниз по лестнице. Я последовал за ним.

Дверь на улицу была распахнута. На тротуаре Каспар остановился в нерешительности. Наконец он бросился на запад с такой скоростью, что мне пришлось напрячь все свои силы, чтобы не отстать от него.

Приближалась полночь. Мы пересекали улицу за улицей. Наконец Каспар удовлетворенно пробормотал что-то неразборчивое. Я увидел, как невдалеке от нас стоящий на углу мужчина неожиданно рухнул на землю. Мы прибавили ходу. Я уже различал впереди торопливые шаги. Я схватил Каспара за руку. Он только кивнул.

Я тяжело дышал, жадно хватая воздух. Мы шагали теперь не по мостовой, а по палубе какой-то баржи среди разбросанных в беспорядке досок и бревен. Впереди ни огонька, только черная пустота. Внезапно Каспар метнулся вперед, пытаясь схватить беглеца, но промахнулся и с испуганным криком упал навзничь.

А я стоял и смотрел под ноги, на темную воду текущей внизу реки, и в ушах у меня все звучал и звучал долетевший оттуда короткий негромкий всплеск.

I

На берегу реки Шипскот, перед домом моей двоюродной бабушки Гертруды, высился длинный ряд пирамидальных тополей. Сама бабушка удивительно напоминала такое же дерево. Высокая, строгая,  чрезвычайно тощая, в плотно облегающем одеянии, она, не в пример другим более полнокровным видам живых существ, выглядела так, будто страдала безнадежной анемией. Если бы по прихоти богов ее постигла судьба Дафны, которую Аполлон, как известно, превратил в лавровое дерево, она легко и естественно влилась бы в угрюмый древесный строй, став таким же унылым тополем, как и другие.

К этой достойной родственнице относятся некоторые мои самые ранние  воспоминания. А кроме того, и при жизни, и после смерти она сыграла важную роль в событиях, которые я собираюсь изложить. В событиях, ничего похожего на которые, по моему глубокому убеждению, в истории человечества не найдется.

Мы с кузеном Гарри считали своим долгом время от времени заглядывать в Мэн к тетушке Гертруде и  каждый раз гадали, сколько же ей все-таки лет. Шестьдесят? А может, сто двадцать? Точных сведений у нас не было, так что любое число могло оказаться  верным.

Старую леди и вещи окружали старомодные. Похоже, она продолжала жить в прошлом. В краткие, примерно получасовые периоды разговорчивости, обычно после второй чашки чая на веранде, когда тополя отбрасывали жиденькие тени точно на восток, она любила рассказывать нам о своих предполагаемых предках. Я говорю предполагаемых, потому что мы с кузеном никак не могли поверить, что у нее вообще существовали какие-то предки.

Генеалогия – вещь, вообще-то, глупая. Вот вкратце какая она была у тетушки Гертруды.

Ее прапрапрабабушка (1599–1642) происходила из Голландии. Она вышла замуж за изгнанника-пуританина и отправилась с ним из Лейдена в Плимут на судне «Энн» в лето Господне 1632-е. У этой колонистки родилась дочь, прапрабабушка тетушки Гертруды (1640–1718). В начале восемнадцатого века она переехала в восточную часть Массачусетса,  и там во время сражения у форта Пенобскот ее похитили индейцы. Ее дочь (1680–1776) дожила до тех времен, когда британские колонии в Северной Америке  завоевали свободу и независимость, и значительно увеличила население молодой республики, произведя на свет общим числом ни много ни мало  девятнадцать крепких сыновей и пригожих дочерей. Одна из ее дочерей (1735–1802) вышла замуж за шкипера из Уискассета, работавшего на Вест-Индскую торговую компанию, и плавала по морям и океанам вместе с ним. Дважды она пережила кораблекрушения: один раз у острова, который сейчас называется Сегуин, а второй – на пути к Сан-Сальвадору. Как раз там, у Сан-Сальвадора, и родилась тетушка Гертруда.