Тут как раз появилась пригожая Эмма со своей корзинкой.

– Я собираюсь покинуть вас, – сообщил я ей. – Поищу себе жилье получше, чем замок Швинкеншванк.

– А вы не собираетесь в Кельн? – живо спросила она. – Туда, где стоит гарнизон солдат императора?

– Может быть… По пути в открытый мир.

– А вы не сможете повидаться с Фрицем? – краснея, продолжала она. – Хочу передать ему хорошую новость. Вчера ночью умер его дядя, старый скупой нотариус. Фриц теперь получит небольшое наследство и может вернуться домой ко мне прямо сейчас.

– Нотариус? – задумчиво проговорил я. – Умер сегодня ночью?

– Да, сэр. И говорят, что к утру все лицо у него почернело… Но это хорошая новость для меня и Фрица.

– Но может быть… – медленно продолжал я. – Может быть, Фриц не поверит мне. Я чужак, а люди, которые повидали мир, как твой молодой солдат, бывают подозрительными.

– Возьмите это кольцо, – торопливо проговорила она, снимая с пальца дешевую побрякушку. – Ее подарил мне Фриц, так что он поймет, что я вам доверяю…

Следующим посетителем оказался профессор Калькариус. Едва переводя дух, он вошел в помещение, которое я собирался покинуть.

– Как обстоит дело с нашим метампсихозом, мой драгоценный ученик? – спросил он. – Я приехал из Бонна еще вчера вечером, но не решился провести еще одну ночь с твоими ужасными сожителями и позволил ограбить себя хозяину сельской гостиницы. Мошенник надул меня, – продолжал он, доставая кошелек и пересчитывая свой скудный запас серебра. – Он содрал с меня сорок грошей за постель и завтрак.

Вид серебра и сладостный звон монет в ладони профессора Калькариуса возбудил в моей новой душе чувство, которого я раньше не испытывал. В тот момент серебро показалось  мне самой лучшей вещью в мире, а его накопление – наилучшим приложением энергии человека. Повинуясь неожиданному импульсу, которому я не мог противостоять, я бросился к своему другу и наставнику и вырвал кошелек у него из рук. Он издал крик удивления и испуга.

– Зря кричишь! – заорал я. – Это бесполезно. Твой слабый писк услышат только крысы, совы да призраки. Деньги мои!

– Невероятно! – воскликнул профессор. – Ты грабишь своего гостя, своего друга, наставника и проводника по возвышенным путям метафизической науки! Кто вероломно захватил твою душу?

Я схватил герра профессора за ноги и яростно швырнул его на пол. Он сопротивлялся не хуже серой крысы. Я оторвал от сетки куски проволоки и связал ему руки и ноги так сильно, что проволока врезалась в мясо.

– Ого-го! – заметил я, стоя над ним. – Какая туша! Вот будет сегодня праздник для крыс!

И повернулся, чтобы уйти прочь.

– Господи Боже! – взмолился профессор. – Ты же не оставишь меня здесь… Сюда же никто никогда не заглянет…

– Тем лучше, – ответил я, скрежеща зубами и водя кулаком у него перед носом. – Крысы получат возможность без помех освободить тебя от твоей избыточной плоти. Ох, как они проголодались! Уверяю тебя, герр метафизик, они мигом перережут ту таинственную нить, которая связывает душу с живой плотью. Они-то отлично знают, как освободить индивидуальное эго от плотской оболочки. Поздравляю тебя с перспективой провести редкий эксперимент.

Пока я спускался с горы, крики профессора Калькариуса доносились все глуше и глуше. Когда они стали не слышны совсем, я остановился, чтобы подсчитать свою добычу. Снова и снова я с восторгом пересчитывал талеры в кошельке профессора, получая каждый раз тот же результат. Там было ровно тридцать серебряных монет.

Мой путь в мир товарообмена и прибыли лежал через Кельн. В казармах я отыскал Фрица Шнайдера из Швинкеншванка.

– Друг мой, – сказал я, положив ему руку на плечо, – я пришел, чтобы оказать тебе величайшую услугу, которую один мужчина может оказать другому. Ты ведь любишь маленькую Эмму, дочь хозяина гостиницы?

– Это правда, – ответил он. – Вы принесли мне весточку от нее?

– Сегодня я едва сумел вырваться из ее страстных объятий.

– Это ложь! – крикнул он. – Эта маленькая девушка честна, как золото!

– Она так же фальшива, как металл в этой побрякушке, – хладнокровно заявил я, кидая ему Эммино колечко. – Она дала его мне вчера, когда мы расставались.

Он взглянул на колечко и схватился за голову.

– Это правда! – простонал он. – Наше обручальное кольцо!

Я наблюдал за его страданиями с философским интересом.

– Посмотрите, – продолжал он, доставая из-за пазухи аккуратно связанный кошелек.  – Эти деньги она мне прислала, чтобы я купил офицерский патент. Наверно, они принадлежат вам?

– Вполне возможно, – уверенно ответил я. – Мне знакомы эти монеты.

Не говоря больше ни слова, солдат швырнул кошелек к моим ногам и, повернувшись, зашагал прочь. Я слышал, как он всхлипывает, и эти звуки показались мне сладостной музыкой. Потом я подобрал кошелек и поспешил в ближайшее кафе, где посчитал свою добычу. Там тоже было ровно тридцать серебряных монет.

Для моей новой натуры приобретение серебра было высшей радостью. Разве это не наслаждение? Нет, все-таки мне очень повезло, что в мое тело в замке вселился не дух Сократа. Кем бы я стал тогда? В лучшем случае, мрачным умником вроде Калькариуса. Хорошо, что в мое тело переселилась душа задушенной мною крысы. Правда, сначала я решил, что унаследовал душу умершего деревенского нотариуса. Но нет, теперь я уверен, что именно крыса наградила меня моей нынешней душой, и не сомневаюсь, что некогда она обитала в теле величайшего представителя  финансистов и биржевиков – Иуды из Искариота.

I

Впервые я повстречал мисс Борджер на чайной партии в городке Р., где тогда посещал лекции по медицине. Это была высокая, не слишком привлекательная девушка. Лицо ее выглядело безжизненным, одни только глаза не знали покоя. Их нельзя было назвать яркими или выразительными, но они постоянно блуждали и, казалось, успевали поймать и отразить тысячу предметов. В то же время, стоило ей остановить на чем-то взгляд хотя бы на пару секунд, как глаза становились тупыми и сонными. Цвет глаз мисс Борджер мне так и не удалось определить.

После чая я оказался в числе тех, кого наш хозяин, преподобный мистер Тинкер, решил развлечь просмотром набора фотографий со Святой Земли. Пытаясь изобразить интерес к снимкам и объяснениям мистера Тинкера, которые слушал не в первый раз, я вдруг заметил, что мисс Борджер удостоила меня неотрывного взгляда. Встретившись с ней глазами, я почувствовал, что даже ради спасения собственной жизни не смог бы отвернуться от нее. Вынужденный стать участником небольшого эксперимента, я с профессиональной скрупулезностью постарался запомнить его течение.

Я ощутил легкое оцепенение мускулов лица и онемение нервов, которые обычно предшествуют физическому ступору, вызванному приемом наркотика. Мне пришлось бороться с ощущение вялости в теле, но в то же время мозг работал чрезвычайно интенсивно. Таким образом, получалось, что ее глаза, наподобие опиума, сковывали тело, но стимулировали умственную деятельность. Полностью осознавая окружающую обстановку, я в то же время не просто слушал рассказ мистера Тинкера о возвращении из Яффы, а реально сопровождал его в этом путешествии. Когда наконец мы достигли того места, где ослик преподобного мистера Тинкера делает последний крутой зигзаг, обходя скалу, закрывающую вид впереди, и преподобный мистер Тинкер с удивлением и радостью окидывает взором простирающуюся перед ним панораму Иерусалима, я тоже увидел все это в деталях и подробностях. Я видел Иерусалим в глазах мисс Борджер.

Когда ее взгляд возобновил наконец привычную пляску по комнате и освободил меня от унизительного порабощения, я с облегчением поблагодарил про себя фортуну. Избавленный от этого странного воздействия, я даже посмеялся над собственной слабостью. «Фу! – сказал я себе. – Оказывается, ты отлично подходишь для проведения экспериментов молодыми леди с гипнотическими способностями».