Я ответил, что понятия не имею.
– Ваша доктрина моральной ответственности не стоит даже этого окунька, – сурово подвел итог доктор, словно я самолично воплощал эту доктрину и отвечал за моральную ответственность. Он снял с крючка крохотную рыбешку и презрительно зашвырнул ее обратно в воду. – Вы когда-нибудь слышали про случай близнецов Доу?
Я никогда не слышал про случай близнецов Доу.
– Так вот, – продолжил доктор, – они родились тридцать с чем-то лет назад в семье Хайрама Доу, который жил в красном фермерском доме за тем холмом позади нас. Мой предшественник старый доктор Гукин присутствовал при родах и часто рассказывал мне о том, как все происходило. Когда близнецы Доу пришли в этот мир, их спинные хребты соединялись мясистым отростком примерно посредине. Если бы они попали в руки вашим хирургам из большого города, то, наверно, так бы и прожили всю жизнь в тесной связке друг с другом. Ведь эти ваши хирурги побоялись разделить Чанга и Энга[11] и спорили между собой по поводу операции до тех пор, пока бедняги так и не умерли сросшимися между собой. А вот старый доктор Гукин, который долгие годы не занимался хирургией и только время от времени рвал зубы да вырезал жировики, спокойно взялся за дело. Наточив свой старый ржавый скальпель, он одним махом разделил близнецов, которые успели подышать земным воздухом всего три часа. Такое проворство Гукина помогло двойняшкам Доу избежать множества неудобств.
– Надо думать!
– А между тем, – задумчиво добавил доктор, – возможно, для них обоих было бы лучше, если бы они остались сросшимися. Особенно для Джехиэла, потому что тогда бы его не поставили в ложное положение. Впрочем, моей теории недостает иллюстрирующего и подтверждающего ее примера. Хотите услышать всю историю?
– Обязательно.
– Ну, хорошо… Джейкоб и Джехиэл росли рослыми, здоровыми ребятами, похожими друг на друга, как две горошины. Правда, только внешне, но не по уму и характеру. Джехиэл был вылитый Доу – медлительный тугодум, склонный к меланхолии и строгому соблюдению десяти заповедей. А вот Джейк своим легкомыслием напоминал мать – она была из семьи Фоксов с Лисьих островов – и с той поры как достаточно вырос, чтобы воткнуть своей бабушке репейник пониже спины, постоянно попадал в передряги. Доктор Гукин с огромным интересом наблюдал за развитием близнецов. Он частенько говорил, что Джейка и Джехиэла связывает невидимый нерв телеграфа. Джехиэл, казалось, чувствовал, когда Джейк затевает какую-нибудь очередную проделку. Например, однажды ночью, когда Джейк отправился грабить курятник, Джехиэл, не просыпаясь, сел на постели и закукарекал, как всполошенный петух, подняв на ноги всю семью.
Я приехал сюда и открыл свою приемную лет десять назад. К этому времени Джехиэл уже стал степенным, работящим юношей, примерным прихожанином конгрегационистской церкви и таким трезвым и чинным, что односельчане доверили ему вождение местного катафалка. Когда я с ним познакомился, он как раз ухаживал за молодой женщиной по имени Джайлз, которая жила в семи милях от города. По профессии Джехиэл был жестянщиком, и вряд ли вы могли бы найти еще одного такого же набожного, благоразумного и надежного жестянщика.
Джейк вырос совсем другим. К своему двадцать первому дню рождения он уже проел все печенки жителям Сатердей-Коува, так что все, включая и его близнеца Джехиэла, обрадовались, когда он записался в полк морской пехоты. Я никогда в жизни не видел Джейка, потому что прибыл сюда уже после его отъезда, но получил вполне ясное представление о том, каким он был отчаянным, крикливым, бесшабашным греховодником. После войны он отправился на запад страны, и до нас доходили только случайные известия о нем. Сперва он работал перегонщиком пароходов в Сент-Луисе, потом сидел в тюрьме в Джефферсоне за обман слепого голландца, потом был игроком и хулиганом в Шайенне и наконец занялся выбиванием долгов во Фриско. Между тем, по поведению Джехиэла всегда можно было угадать, что Джейк ввязался в очередную авантюру. В такие периоды Джехиэл места себе не находил. Стучал по жести как-то неуверенно и порывисто, чего обычно с ним не случалось, и выглядел хмурым и мрачным, как гробовщик.
В обращении с жителями Сатердей-Коува он бывал тогда раздражителен и неразговорчив и, очевидно, изо всех сил старался не сорваться на грубость. Похоже, скальпель доктора Гукина разделил близнецов только физически, но не духовно.
Особенно заметно это проявлялось в отношениях Джехиэла с молодой женщиной по имени Джайлз. Она была скромной, рассудительной и прилежно посещала церковь, так что Джейкоб никогда бы не проявил к ней интереса. В то же время, по мнению всех жителей деревни, она могла бы стать прекрасной подругой для Джехиэла. Казалось, он очень внимательно к ней относился, хотя, конечно, на свой лад, то есть неторопливо и спокойно, и даже почитал своей обязанностью дважды в неделю привозить ее в бухту на молитвенные собрания. Однако когда случались его странные приступы, он полностью ее игнорировал и неделями, к ее великому горю, проезжал мимо, не сворачивая к ее воротам. По мере того, как Джейк опускался все ниже и ниже, такие периоды безразличия становились все более частыми и продолжительными, так что молодая женщина по имени Джайлз совсем падала духом и проливала море слез.
В один прекрасный день летом 1871 года Джейкобу Доу, как мы после узнали, один мексиканец в Сан-Диего по пьяной лавочке прострелил сердце. При этом Джейк высоко подпрыгнул и упал на землю ничком, а когда его похоронили, добрый католический священник прочитал мессу за упокой его души.
В тот же день, когда это произошло, старого доктора Гукина собирались хоронить вон на том кладбище. Он умер за день или за два до этого в очень почтенном возрасте, но в твердом уме и светлой памяти. Его последними словами было сожаление, что он не сможет больше наблюдать за жизнью близнецов Доу.
В печальную обязанность Джехиэла входила подготовка катафалка к похоронам доктора Гукина, и когда он чистил плюмажи и драил эбонитовые стенки экипажа, то невольно задумался о той величайшей услуге, которую оказал ему в младенчестве этот замечательный врач. Потом его мысли перекинулись на брата-близнеца Джейкоба, и ему захотелось узнать, где он сейчас и как у него дела. Потом он перевел взгляд на катафалк и почувствовал смутную гордость за его благопристойный вид. В лучах солнца экипаж выглядел ярким и блестящим, а до назначенного времени похорон оставалась еще пара часов, так что он решил отправиться на ферму Джайлз и привезти свою возлюбленную с собой на облучке в деревню. Молодая женщина по имени Джайлз нередко ездила с Джехиэлом на катафалке, ее серьезное лицо и скромная одежда не отнимали у экипажа респектабельности и торжественности.
Джехиэл горделиво подкатил к дверям своей суженой, которая была не прочь пережить на похоронах небольшое волнение и, взгромоздившись на облучок, удобно устроилась рядом с ним. Они покатили в Сатердей-Коув легкой рысцой, оживленно беседуя.
Мисс Джайлз утверждает, что все случилось вблизи от каменной стены фруктового сада Хоси Гетчелла, у третьей яблони, как раз напротив поворота на частную дорогу мистера Лорда. С Джехиэлом внезапно произошло совершенно невероятное преображение. Он, по словам молодой женщины, высоко подпрыгнул и рухнул плашмя на песчаную дорогу у катафалка, вопя так ужасно, что ей с большим трудом удалось удержать напуганных лошадей. Вскочив, он пробормотал крепкое ругательство (которое никогда раньше не оскверняло целомудренные уста Джехиэла) и, подскочив к лошадям, принялся охаживать их ногами и кулаками, пока они не утихомирились. Потом он срезал ветку с придорожной ивы и сделал из нее хлыст, надвинул свою скромную шелковую шляпу на один глаз и, бросив вторым глазом дерзкий взгляд на изумленную мисс Джайлз, одним прыжком взлетел на сиденье рядом с ней.
– Доу, – обратилась молодая женщина к Джехиэлу, – что все это значит?
