Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Хитер, зверюга! А день, Миша, кажется, не такой уж и бесполезный.

— Пользы не вижу. Наоборот. Сплошная путаница получается. Кто-то нам лжет.

— Тебя это удивляет?

— Да нет! Но должны же мы кому-то верить! Я хочу еще раз поговорить с Дымовым.

Вышли к кустам смородины. Кедровки по-прежнему кружились над головой, надоедливо стрекотали. Зыков следил за мельтешением суетливых птиц, машинально срывал с веток ягоды, по одной кидал в рот.

— Дымова пока оставим в покое. Вернемся, ты, Миша, сходишь в больницу…

Снова в вершинах деревьев прошумел ветер, и лес словно бы вздохнул, встрепенулся, стряхивая глубокое забытье.

У огня складывал свои вещи Миньков. Он с беспокойством посматривал на Байкал. Сверкающая гладь его взрыхлилась. Ветер раскачивал ветви берез, и с них в воду роем бабочек летели листья.

— Послушайте, мне не хочется уходить отсюда, — сказала Соня, обращаясь к Мише и Зыкову.

— Нельзя больше оставаться. «Баргузин» зашевелился. — Миньков принялся скатывать брезент. — Я бы и сам… Поговорил вот с вами, и на душе легче стало. Хорошие вы люди…

XXVIII

А на самом деле этот день не принес Минькову душевного облегчения. Напротив, вконец измотал его. От водки или от нелегких разговоров разболелась голова, и боль с тупой неубывающей силой давила на виски. Больше всего ему хотелось сейчас остаться одному. Он уже не раз покаялся, что вызвался ехать. Хотелось угодить этой очкастой стрекотухе, ее сердечное участие располагало к ней. А эти двое, особенно Зыков, все меньше нравились ему. В Зыкове раздражало и розовое лицо здоровяка, и клетчатый, такой неуместный здесь, пиджак, обтягивающий борцовские плечи…

«Баргузин» взборонил море. Пока он был еще слабый, но его холодное дыхание становилось все ощутимее, волны набирали крутизну, замелькали беляки — пенные шапки. Лодка, вознесенная на вершину очередной волны, стремительно падала вниз, глухой удар сотрясал днище. В сердце закрадывался страх, казалось, от следующего удара днище лопнет и вода захлестнет лодку, утянет ее вниз, в темную бездну. И слезы пролить по нему будет некому, разве что Тимоха поплачет после выпитой поллитровки.

Подумал об этом и сердито сплюнул в наползавшую волну. Грошовые мыслишки. Надо крепче держать руль в руках и зорче всматриваться вперед. Только и всего…

Холодные брызги дробью били по дождевику, секли лицо. Прямо перед собой смотреть было трудно. Отвернуться — нельзя.

Трудно. Но править своей жизнью и того труднее. Сколько в ней было глупого, пустого, случайного. Вот и Виктор… Друг… Дружба обычно связывает людей в чем-то сходных, а они очень разные. И дружба их всегда была странной.

Началась она давно, в бабушкиной деревне. Еще до школы. Витька был крепким, задиристым парнишкой. Его, Степку, городского слабачка, он ни во что не ставил. Но вот пошли в школу. Ученье в ту пору давалось легко, все схватывал на лету и без усилий запоминал. Иное дело Виктор. Перебивался с двойки на тройку. В классе его задиристость исчезала, он выглядел линялым, а порой и смешным. Однажды было дано задание выучить стихотворение «Поет зима, аукает, мохнатый лес баюкает…». Рассказать стихотворение выпало Виктору. Он встал у доски, бойко начал: «Поет зима, аукает…» Дальше он ничего не помнил. Повторил строку снова. А он, Степка, забавы ради возьми да и подскажи первое, что пришло в голову. «Кукушечка кукукает…» Витька не задумываясь подхватил подсказку. «Поет зима, аукает, кукушечка кукукает…» Смеялся весь класс.

А ему Витька после уроков насовал подзатыльников и сказал: «Плакать не смей. Плакать будешь, когда лучше тебя учиться стану».

Пыхтел Витька над учебниками старательно. Получив хорошую оценку, весело подмигивал: «Видал?». А что «видал»? Оценка, добытая потом, зубрежкой — одно, полученная легко, играючи — совсем другое.

Тем не менее их состязание продолжалось. И не только в школе.

За деревней были озера. В них водились утки. Особенно много собиралось птицы осенью перед отлетом. Все деревенские ребята были заядлыми охотниками.

Лучший среди сверстников — конечно же, Витька.

Прибираясь в кладовой, бабушка нашла ружье деда. Керосином снял с него ржавчину, под руководством старого Пахомыча, соседа бабушки, стал учиться стрелять. Сначала лупил по пятну, наведенному углем на газете, потом и на озера вышел.

Оказалось, охота — чудо. Высоко над тобой, недостижимая, летит птица, быстр, стремителен ее полет, но легкое движение пальцем — над стволами ружья молнией взметывается пламя, грохочет гром, и птица комом валится вниз, и сам себе кажешься богом.

Видимо, Пахомыч был способным наставником, а он — прилежным учеником. Как стрелок он скоро уже не уступал Витьке.

Смерть бабушки заставила возвратиться в город. Состязание с Виктором кончилось. Тогда казалось — навсегда.

Так не хотелось ехать в город! Вражда с первым отчимом оставила в памяти глубокую зарубку. С новым отчимом воевать не пришлось. Неплохим мужиком оказался. Жизнерадостный толстячок с округлым брюшком, великий мастер рассказывать анекдоты, он постоянно приезжал, уезжал. У снабженцев такая работа… Вокруг него всегда крутились самые разные люди. Мать всех принимала, угощала, но это ее не тяготило. Наоборот…

Он рос сам по себе, без надоедливой опеки. Учеба по-прежнему давалась легко. Свободного времени — полно, деньги всегда есть. Кино, концерты, каток, плавательный бассейн… Жилось легко, беззаботно. Но в последнем, десятом, классе неожиданно начались затруднения с учебой. Надо было повторять много материала, давно пройденного. Сидеть же над учебниками он не любил и не хотел.

Аттестат получил бледноватый.

На семейном совете было решено: поступит в технологический. Довод матери: не надо никуда ехать. Намек отчима: в институте работает один друг, хороший друг…

И в это самое время появляется Виктор. Зовет попытать счастья в другом городе. Знаменитый институт. И город знаменитый… А конкурс? Но Виктор уверяет — прорвемся.

Долго не раздумывал. Хватит держаться за юбку матери. И отчим пусть не воображает, что без его «руки» он не поступит. Уж если Виктор на себя надеется…

Покатили. По конкурсу он не прошел. А Виктор — прошел. Зубрила Виктор! Что же это получается? Способности весят меньше элементарной усидчивости. Чего человек не добивается головой, можно, оказывается, добиться противоположным местом.

Дома опять начали толковать о технологическом. Ну нет, дудки! Он не может допустить, чтобы Виктор с его посредственностью оказался в победителях.

Год сидел дома. Преодолевая отвращение к учебникам, занимался. И — поступил.

Гордился собой…

Институт… «От сессии до сессии студенту делать нечего…» Когда у тебя исправно варит черепушка, хорошо подвешен язык, сессия не страшна. Крайний случай — лишат «стипешки». Но это его нисколько не волновало. Переводы из дома поступали аккуратно, как из госбанка. Пошло-поехало. Новые друзья… Вечеринки… Девчата… Недурно научился играть на гитаре, пригодились и анекдоты отчима. Везде легко и быстро становился своим человеком.

А Виктор? По своему обыкновению он корпел над учебниками и конспектами. Редко вылезал из общежития. И деньги тратил с крестьянской осмотрительностью. Временами Степан жалел его. Ведь молодость, лучшие годы жизни…

Думал: незримый спор с Виктором завершился. Жизнь все поставила на свое место.

Но спор только начинался.

На одной из вечеринок познакомился с землячкой, студенткой-медичкой, Верой. Были девушки и до этого. Длительная дружба ни с одной почему-то не склеивалась. Они появлялись, исчезали, снова появлялись. Ничего серьезного не намечалось и с Верой. Побалагурили несколько раз на скамейке у общежития, сходили в кино. Вскоре, видимо, и разошлись бы навсегда.

И тут возник на горизонте Виктор. Случайно попался им навстречу. Пошли гулять по улице втроем. С этого дня такие прогулки — втроем — стали довольно частыми. Забавно было наблюдать за Виктором. Пристальный взгляд Веры, прикосновение ее руки заставляли его краснеть и умолкать на полуслове. Сказывалась деревенская неотесанность.

35
{"b":"227588","o":1}