Эту «солдатскую биографию» В. А. Солоухина мне поведал писатель Александр Михайлович Борщаговский. Солоухина призвали в армию в 1942 году. Определили в Полк специального назначения, который охранял Кремль. Считалось, что именно в Кремле неотступно находился Сталин, хотя на самом деле он жил и работал в тоннеле метро, в бункере под станцией метро «Кировская».

В кремлевскую охрану зачисляли новобранцев из самых глухих мест; отбирали на эту службу парней наименее культурных, чуждых интеллигентских «штучек»: начитанности, стремления думать и что-то обсуждать. Партийные идеологи были убеждены: именно такие неотесанные парни из глухомани более других преданы советскому строю и лично товарищу Сталину.

Жилось Солоухину за кремлевской стеной скучно, однако сытно. Волнения возникали раз в три месяца. В полк прибывала комиссия. Она формировала команды для отправки на фронт. Солоухин в холодные окопы не хотел. Однако здоровьем его природа не обидела. Зрением тоже. Здесь на недомогания или куриную слепоту жаловаться было нельзя — выгонят.

И вот что придумал Солоухин (по его же признаниям). Был для тех, кого отбирали для передовой, всего один экзамен — по стрельбе. Ставили мишень. Давали винтовку. И Солоухин как бы по неспособности попадал только в «молоко», только в край мишени, или его пули вообще нельзя было найти. И беднягу браковали. Было так несколько раз. За какие особые заслуги с подобными показателями по стрельбе Солоухина оставляли охранять Кремль, остается полузагадкой.

Солоухин потом объяснял, что делал это не из трусости, а по глубоким религиозным убеждениям. Гордился своей дружбой с патриархом и любил повторять: счастлив, что во время войны, где погибли 27 миллионов советских людей, он, Владимир Солоухин, не убил, даже не поранил ни одного гитлеровца. Это он предоставил делать другим. В том числе Аркадию Петровичу Гайдару.

Можно сойти с ума, что на роль обличителя А. П. Гайдара, который в июле 1941 года ушел добровольцем на фронт и погиб в бою, был выбран многократный, профессиональный дезертир, который использовал уникальные жульнические приемы, чтобы отсидеться за Кремлевской стеной, не попасть на передовую.

О двуличии Солоухина свидетельствует его единственное широко известное стихотворение «Мужчины»:

К портрету автора песни мне остается лишь добавить последний мазок. Как сообщает писатель-фронтовик Владимир Бушин, Солоухин был осведомителем КГБ и получал за это «неусыпным трудом заработанные рубли»[48].

Заявление Владимира Бушина позволяет понять, почему Солоухина всю войну продолжали держать в охране Кремля, хотя он был для этого профессионально непригоден, и в каком учреждении Владимир Алексеевич получал разрешение на «свободу слова» в своих публикациях.

Первым выступлением Солоухина против А. П. Гайдара оказалась статья в «Огоньке». Называлась она «Не наливают новое вино в старые мехи». Гайдару в ней было посвящено 28 строчек. Это была статейка-проба, как бы «разведка боем». Солоухин страдал хронической трусостью и всегда проявлял осторожность.

Солоухин будто бы между делом обвинил Гайдара, тогда еще Голикова, в преступлениях, якобы совершенных в годы Гражданской войны сначала в Тамбовской губернии, а затем в Хакасии.

Единственным человеком, который по горячим следам успел выступить в защиту А. П. Гайдара, оказался Александр Михайлович Борщаговский. Его открытое письмо появилось в «Литературной газете». Автор сценария знаменитого фильма «Три тополя на Плющихе», бывший фронтовик, Борщаговский был возмущен хамским, бездоказательным тоном статьи в «Огоньке». Борщаговский первым подметил особенности «творческой» манеры Солоухина. «Когда речь идет о жизни, смерти и чести человека, — писал Борщаговский, — все доказательства Солоухин заменил словечком "говорят"».

И второе меткое наблюдение, сделанное Борщаговским: «Чем очевиднее нехватка знаний (у Солоухина о Гайдаре. — Б. К.), тем более резок тон его обличений».

Солоухин ответил Борщаговскому грубой статьей в той же «Литературке».

Когда возникла эта полемика, я был в отъезде. По возвращении я решил дать Солоухину сокрушительный отпор.

Я созвонился с редакцией, где часто печатали мои статьи о Гайдаре. Объяснил, что случилось, и выразил желание ответить Солоухину. Мне отказали. Я позвонил в другое место. В третье. Все уже читали «Огонек». Вступать с Солоухиным в спор никто не хотел. Голоса в трубке были полуиспуганные и даже злые.

Стоял разгар лета. В Москве — никого. Случайно в городе оказался поэт Евгений Аронович Долматовский. Нас познакомил бывший фронтовой кинооператор Абрам Наумович Казаков. Это он был главным оператором фильма «Сталинград». Картина в годы войны обошла экраны всего мира. Копии фильма И. В. Сталин подарил президенту США Ф. Рузвельту и премьер-министру Великобритании У. Черчиллю.

— Очень хорошо, что вы позвонили, — сказал мне Долматовский.

Ровно полвека назад, летом 1941-го, Евгений Аронович и Гайдар были в одной писательской бригаде на Юго-Западном фронте. Оба перед падением Киева отказались лететь в Москву. Оба приняли мужественное решение остаться с окруженной армией.

Гайдар с окруженцами отыскали партизанский отряд, где Аркадий Петрович погиб. Долматовский с другой группой окруженцев попал в плен, оказался в известном лагере смерти — под Уманью. С помощью товарищей по заключению Евгений Аронович бежал, чтобы сообщить в Москву, что в лагере томятся и умирают десятки тысяч командиров и бойцов. Тогда еще многие думали, что И. В. Сталин этого не знает, но когда ему сообщат — тут же придет на помощь.

Скрываясь после побега, Долматовский попал в те же самые места под Каневом, где воевал Гайдар.

«Ведь мы с Аркадием могли встретиться», — удивился Долматовский, когда прочитал мою книгу «Партизанской тропой Гайдара».

По поводу статьи в «Огоньке» Евгений Аронович сказал, что был у руководителей Союза писателей, пытался убедить их выступить в защиту Гайдара. Литературное начальство не стало этого делать, ссылаясь на то обстоятельство, что оно не располагает документами для опровержения Солоухина.

Драма Долматовского, глубоко обиженного за Гайдара, заключалась еще и в том, что Солоухин после войны был слушателем его семинара в Литературном институте имени Горького.

Поэт обнаружил у владимирского, окающего, простецки улыбающегося паренька способности. Чувства в его стихах были бедные, но словом он владел. Евгений Аронович потратил много сил, чтобы оставить Солоухина после окончания института в Москве. Долматовский даже добыл для него (это после войны-то!) отдельную комнату. Когда же Евгений Аронович, прочитав статью в «Огоньке», попытался встретиться с бывшим студентом, Солоухин заявил, что очень занят…

Из моих попыток опубликовать ответ Солоухину тоже ничего не вышло. Это походило на заговор — не против меня, а против Гайдара. Полагая, что в короткой статье всего не объяснишь, я сел и в короткий срок написал книгу. Называлась она: «Кто Вы, Аркадий Гайдар?»

Она была построена в манере катехизиса. Я цитировал какое-нибудь «обвинение» и демонстрировал его несостоятельность, показывая, как и что было на самом деле.