Клевета, письма с угрозами и телефонные звонки могут показаться вам тривиальными, но должен признать, что порой они выводили меня из себя, заставляли терять терпение и, что уж совсем непростительно, чувство юмора тоже.

Понедельник, 2 сентября

Утро я посвятил продолжению изучения обвинительного заключения. Важно было помнить, что только по первому пункту суд имел право вынести смертный приговор, а он будет во многом зависеть от доказательства преступного умысла, с которым Абель вступил в заговор и реально передавал информацию России. Абель заявил, что подобных прямых доказательств обвинение не имело, и это, вероятно, делало позиции правительственной стороны несколько шаткими. Вторым пунктом было обвинение в заговоре в целях сбора информации, где о ее передаче не упоминалось. И если только последнее прокурор сумел бы доказать в суде, мы смогли бы потребовать снятия первого обвинения и в случае успеха спасти полковнику жизнь.

Позже в тот день я прочитал большую часть новой книги «Лабиринт», написанной Вальтером Шелленбергом, шефом гитлеровской контрразведки. Шелленберг, которого я видел лично во время дачи им показаний в ходе Нюрнбергского процесса, упомянул одну интересную историю. Он вспомнил о своем личном участии в допросе «несгибаемого» (хотя и подвергнутого пыткам) польского шпиона и о том, как с удивлением обнаружил: стоило этому человеку понять, что они оба занимаются «одной и той же профессией», он вдруг стал совершенно свободно делиться с Шелленбергом секретами своих шпионских приемов. И это несмотря на то, что человек прекрасно знал о своей неизбежной грядущей смертной казни.

Именно с чем-то подобным сейчас столкнулся я сам. Тот факт, что во время войны я работал в сфере шпионажа, явно позволил Абелю признать во мне кого-то вроде отставного разведчика, способного оценить и понять профессиональные трудности, с которыми ему приходилось сталкиваться. Но в то же время, как мне показалось, он поверил в искренность моих намерений сделать для него все от меня зависящее.

Вторник, 3 сентября

Потерянный день. Время дорого, и потому так обидно терять его на каждом шагу. Мы заняли под офис комнату в помещении бруклинской ассоциации адвокатов на Ремсден-стрит в центральной части Бруклина. Так мы, во-первых, оказывались в непосредственной близости от здания федерального суда, а во-вторых, перестали появляться в собственных юридических фирмах, где наше внимание часто отвлекали, мешая работать над делом.

Мы сразу же постарались добиться установки для нас отдельной телефонной линии, но потерпели неудачу: слишком много других заявок было подано задолго до нашей, и мы оказались в конце длинной очереди. Затем мы предприняли попытку связаться с прокурором Муром и судьей Абруццо, чтобы обсудить с ними запланированные действия. И снова нас ожидало разочарование: оба оказались за пределами города. Наконец, мы приложили усилия, чтобы получить еще одного «добровольного» помощника-юриста в нашу команду. Ничего не вышло.

В большинстве фирм нас ожидал стандартный ответ: «Поскольку сезон отпусков еще не закончился, нам самим остро не хватает персонала». Но, конечно же, мы не раз услышали и такое: «Наше руководство не уверено, что клиенты останутся довольны, если название нашей фирмы будет фигурировать в подобном деле, хотя как профессионалы мы с пониманием относимся к вашему затруднительному положению».

Единственным светлым пятном за весь день оказался новый костюм Рудольфа и другие предметы его нового гардероба. Брюки подшили, и костюм был доставлен ему. Он выглядел теперь одетым не хуже, чем начальник тюрьмы.

Я решил, что моя нервная система нуждается в смене обстановки. Вечером мы с Мэри отправились в известный ресторан «Лундиз» в Шипсхед-Беэй, где я заказал свои любимые блюда – сваренных на пару морских моллюсков и жареного омара. Вернувшись домой, мы с удовольствием посмотрели по телевизору гангстерский боевик с Джорджем Рафтом в главной роли.

Среда, 4 сентября

Утром состоялась наша встреча с прокурором США Муром, и мы изложили ему предварительный план наших действий, подчеркнув, безусловно, настоятельную необходимость отложить начало слушаний в суде. Он согласился на отсрочку в две недели при условии, что получит одобрение из Вашингтона. Кроме того, он дал понять, что, если по истечении двух недель мы все еще не будем готовы, он, вероятно, сможет дать нам две дополнительные недели.

Покинув кабинет прокурора, мы снова встретились с Абелем в другой части того же здания федерального суда. На нем был купленный мной костюм, и он выглядел совершенно по-новому в сером «банкирском» пиджаке, белой сорочке и консервативных тонов «Лиги плюща» полосатом галстуке. Встав, чтобы приветствовать нас, он приветливо улыбался.

Мы сразу же перешли к основной теме дня, которая касалась Хейханена. Отвечая на мои вопросы, Абель дал исчерпывающий словесный портрет своего бывшего сообщника:

– Примерно тридцать пять лет… Рост пять футов и восемь дюймов, вес около ста семидесяти пяти фунтов. Крепкого телосложения, светлокожее лицо, густые русые волосы… Тонкие губы, квадратный подбородок… Светлые серовато-голубые глаза…

По словам Абеля, Хейханен долго жил в недорогих отелях на Манхэттене, время от времени перебираясь в Бруклин (в «финский квартал»), а в начале 1955 года переехал в Ньюарк, штат Нью-Джерси, где арендовал помещение пустовавшего магазина с квартирой в задней части этажа. Адреса Абель не знал, но, понуждаемый нашими вопросами, вспомнил, что прежде там располагался магазин мелочных товаров, мимо которого проезжал автобус маршрута номер восемь Ньюарка, а за углом находился бар, где по вечерам играл польский аккордеонист. Припомнил Абель и тот факт, что Хейханен состоял членом какого-то финского общественного клуба, еще когда обитал в Бруклине. Я тщательно записал весь набор этой пестрой информации в надежде на ее полезность в нашем дальнейшем расследовании.

Абель пребывал в твердой уверенности, что Хейханен пошел на сделку с ФБР раньше, а в Европу отправился, уже имея их указание создать себе славу «перебежчика». Подобное мнение сложилось у него после того, как он узнал, что в январе или в феврале Хейханен попал в автомобильную аварию и был доставлен в больницу Ньюарка. При этом у него в кармане обнаружили тысячу долларов наличными, а когда полиция произвела обыск у него дома, то нашла среди прочих вещей коротковолновый радиоприемник. Как выразился полковник, вслед за этим кому-то не составило труда вычислить, сколько будет дважды два.

Абель рассказал, что Хейханену странным образом вечно не хватало денег и ему постоянно приходилось выдавать своему помощнику крупные авансы. Еще раньше он поведал нам о чрезмерном пристрастии Хейханена к водке. Абель считал, что Хейханен осознавал, насколько не справляется со своей работой, и потому боялся возвращаться на родину. С этим, по мнению Абеля, Хейханен свалял большого дурака.

– Ему совершенно ничто не угрожало, – сказал он. – Он рисковал всего лишь небольшим понижением в должности.

Я же пришел к несколько иному выводу, не имея охоты делиться им с Абелем. И состоял он вот в чем: при всех своих прочих недостатках Хейханен отнюдь не был болваном, если речь шла о чувстве самосохранения. Он, несомненно, понял предложение Абеля отправиться «отдохнуть» домой по-своему, предполагая, что ему предстоит пройти курс терапии и отдыха где-то в Сибири.

Когда мы вернулись к теме, которую уже обсуждали, Абель вновь отрицал передачу им информации по радио с территории Соединенных Штатов. Это, как подчеркнул он, было бы «опасно и совершенно лишено необходимости». Он отрицал также получение инструкций из Москвы похищать атомные секреты США. Он заявил, что в конце 1954-го или в начале 1955 года отказался от задания, связанного с размещением ракет «Найк», ссылаясь на недостаточную подготовку к его выполнению, а также на отсутствие в его распоряжении агентов, способных выполнить подобную миссию. По его мнению, наиболее полную информацию по данной теме можно было почерпнуть из открытых источников – научных журналов и газет вроде «Нью-Йорк таймс». О своем решении Абель тогда уведомил и Хейханена.