Ей было грустно оттого, что она рассталась с ним. Он ей очень нравился. Он был добрый и пытался понять ее. С ним она чувствовала себя в безопасности. Но эта Дебора Уилкинс испортила все своей бесконечной враждой в тот последний день, когда она с такой злобой перебинтовывала рану Брид. Она снова принесла с собой иголку, которая могла утянуть Брид в бесконечный сон. Ее глаза на мгновение сузились, но затем видение исчезло. Теперь уже эта женщина была ей не опасна и поэтому безразлична. Как уже давно стала безразлична ей Джинни Бэррон. А те люди, которые не представляли для нее особого значения, не стоили того, чтобы она о них помнила.

Заставляя себя идти вперед, Брид повернула за угол улицы и увидела, что на автобусной остановке в ожидании пассажиров стоит автобус. Она подошла ближе. Автобус был пустой. Водитель и кондуктор, прислонившись к стене, спокойно курили под приятным весенним солнцем и ждали времени отправления. Она поднялась по ступенькам и направилась к переднему сиденью. Здесь она снова окутала себя пустотой. Это был один из самых простых приемов, которым она выучилась в Крэг-Федреге. Когда пассажиры заполнили автобус, водитель занял свое место за рулем, но ее никто не побеспокоил. Передние сиденья, которые обычно очень популярны среди пассажиров, по непонятным причинам остались незанятыми. Когда Брид поднялась, прошла через весь автобус к задней двери, чтобы сойти, кондуктор не потребовал у нее платы. Если бы кого-нибудь из пассажиров спросили, они бы наверняка сказали, что да, они очень смутно помнят, что на переднем сиденье сидела какая-то женщина. Но они не в состоянии будут описать ее и не смогут сказать, на какой именно остановке она вышла.

Брид решила сойти, когда автобус свернул с оживленных улиц и направился в пригород. Концом маршрута являлась деревня, находящаяся в пятнадцати километрах севернее Лондона. Брид встала на платформу, готовясь сойти, и автобус тотчас же остановился на остановке, на которой совершенно не было народа. Она быстро спрыгнула с подножки, и автобус поехал дальше. Водитель сам не мог понять, зачем он совершил остановку, если никто не желал ни зайти, ни выйти из автобуса. Никто не нажимал кнопку звонка.

Некоторое время она стояла и осматривалась вокруг. Потом направилась к воротам, ведущим в поле. Был теплый весенний вечер, и трава, приготовившись ко сну, поднялась вверх. Брид легким шагом шла по полю, чувствуя себя безмерно счастливой оттого, что она находилась далеко от тех оживленных улиц, на которых страдала клаустрофобией. На поле паслись черные коровы с белыми пятнами. Когда она проходила мимо, они не потрудились даже взглянуть на нее. Только одна или две подняли морды и посмотрели ей вслед. Ее расплывчатая фигура медленно удалялась от них. Оставив позади себя поле, Брид перелезла через небольшой ров и очутилась в маленьком лесу. Холодало и темнело, но Брид не боялась холода. Если будет надо, она пойдет к коровам и прижмется к ним. Они согреют ее и поймут, почему она так остро нуждается в них. Но сейчас ей было нужно больше, чем просто тепло. Ей нужно было найти место, где она может в одиночестве думать и медитировать, где она сможет заново собраться с мыслями, силами и намерениями и определить ту цель, до которой она хочет дойти. И еще ей нужно было освободиться от преследования Бройчана.

Такое место она нашла в шалашике, построенном прошлым летом детьми под раскидистыми ветвями многовекового дуба. Немного постояв в тишине, Брид вдохнула аромат этого дерева, почувствовала его энергию, попросила у него силы и благодати. Затем, удовлетворенная, нырнула под сень его ветвей. В своем убежище дети не оставили ничего, кроме кучи высохшей листвы, которую они собрали для своих игр. От нее веяло затхлым запахом мелких лесных животных. Но тем не менее изоляция была такой, какая Брид и была нужна. Еще здесь имелось старая сковородка, сломанный стул и чайник.

Она прошла назад к корыту, из которого пили животные, чтобы набрать себе немного воды. Легко разожгла костер, получив огромное удовольствие оттого, что ей снова удалось воспользоваться своими довольно нехитрыми навыками разведения огня от ржавого металлического гвоздя и камня. Чтобы костер горел, она доломала стул. Брид приготовила себе постель из листьев на ночь. А потом собрала побеги и мелкие корешки для супа. Все, что она ела, находясь в изоляции, в удушающей атмосфере госпиталя, ей подавалось уже в готовом виде. Таким образом, она давно отвыкла готовить еду. Проглотив теплую похлебку-размазню, она уселась у огня, хранимая густой листвой дерева, которое, словно одеялом, укрывало ее от внешнего мира. Брид готовилась отправиться домой.

Она чувствовала, что Бройчана там не было, но не потрудилась задать себе вопрос: почему. Она не почувствовала присутствие другого человека, человека из времени Адама, который так отчаянно пытался добраться до ее дяди. За закрытыми веками она искала в своей голове нужную ей тропу. Затем уверенно, скачкообразными движениями мысленно доставила себя в шотландский горный массив, туда, где много лет назад она оставила привычную жизнь ради любви школьника из двадцатого века.

Дом был заброшен. Не было никаких следов ни ее матери, ни Гартнайта. На камнях также не было оставлено для нее никаких новых сообщений. Некоторое время она стояла у огромной крестообразной каменной плиты и смотрела в направлении гор, чувствуя, как ветер забирается к ней в волосы, и глубоко дыша холодным горьковатым воздухом вековых сосен. Там она звала свою мать, но делала это очень осторожно, чтобы не услышал Бройчан. Она знала, что мать обязательно услышит ее.

Но никто не пришел. Тишина окружающих ее гор, которые эхом разносили ее дыхание, была устрашающей.

Не на шутку перепугавшись, она положила руки на камень, пытаясь почувствовать его силу. Но его энергия исчезла, земля уснула. В очередной раз в шотландских холмах она была загнана в ловушку.

В небольшом лесу в графстве Хертфорт костер горел все слабее и слабее и, наконец, совсем потух. Чайник стоял немного поодаль на углях, но вдруг с деревьев облетело несколько листьев. Они накрыли его, и его не стало видно. Если бы кто-нибудь находился поблизости, он бы увидел, как из своих нор выползли барсуки и медленно направились по тропинке вниз, к полю. Они скрылись из виду и оставили лес абсолютно пустым.

Джейн сидела за столом, уставившись на миску с мюсли. Тишину за столом нарушало доносящееся из открытой балконной двери пение одинокого дрозда, который сидел высоко на дереве в их саду, и методичное шуршание страниц «Таймс», которая находилась в руках у Адама. Джейн взглянула на Келома. Хардинги прислали открытку с наилучшими пожеланиями, которую он прочитал и в отчаянии бросил рядом со своей тарелкой. Он ничего не ел, только медленно допивал вторую чашку кофе. Рядом с ним на столе лежали открытые учебники по математике. Когда-то Адам завел привычку не запрещать чтение книг во время еды. Джейн предложила яйцо, тосты и несколько овсяных лепешек с медом. Но бесполезно. Келом был бледный, как лист бумаги. Если бы она заставила его что-нибудь съесть, это только повлекло бы за собой ненужную в данный момент вспышку гнева, он бы все равно ни к чему не притронулся.

Адам наконец закрыл газету и, вздохнув, сложил ее. Он посмотрел на сына и усмехнулся.

— С тобой все в порядке, молодой человек? Мы можем идти? — Адам обещал Келому подвозить его до школы во время экзаменов, чтобы тому не приходилось волноваться еще и по поводу вечно опаздывающих автобусов.

Келом кивнул. Он встал, постоял некоторое время, а затем вышел из комнаты.

— Бедный мальчик. — Отец покачал головой. — Я никогда не видел его прежде в таком состоянии.

— Ему не следует так волноваться. Доктор Пассмор сказал, что он прекрасно со всем справится. — Джейн тоже встала и начала убирать тарелки. В этот момент зазвонил телефон. Адам прошел в кабинет и снял трубку. Он быстро вернулся.

— Это Келома. Джули. Думаю, хочет пожелать ему удачи на экзамене. Хотя я бы лично предпочел, чтобы эта девочка оставила его на пару недель в покое.