«И она начала пугать меня». Вслух он этого не сказал.

— Вы были любовниками? — Лиза смотрела на него отсутствующим взглядом. Вокруг ее глаз образовались темные круги из-за крайней усталости.

Он кивнул.

— И она тебя любила… по-прежнему любит?

Он пожал плечами, затем снова кивнул.

— Думаю, да.

— Так почему же она не отыщет тебя?

Он печально покачал головой.

— Уверен, что она знает, где я живу.

— А почему она продолжает ходить ко мне?

— Не знаю, Лиза. Хотелось бы знать.

Вернувшись на склон холма, Брид не могла понять, почему ей так сложно проникнуть в голову А-дама. Видимо, потому, что его отец — священнослужитель; он изучил технологию того, как держать ее на расстоянии, не сказав ей об этом. С Лизой было проще. Она была восприимчива, доступна для элементарного зондирования. Во всяком случае, для начала. Брид смотрела вниз, в холодную, темную воду колодца — одно из мест, где пелена очень тонка, — и озадаченно качала головой. Изображения, вначале такие чистые и светлые, замутились, и голова ее устала. Теперь она сидела на пятках и терла глаза, дрожа на холодном рассвете. Над ней, на фоне темно-зеленого неба, возвышался «Трон Артура», а внизу, в городе, уже начал функционировать транспорт. Прищурившись, она смотрела на облака. Когда она впервые увидела самолеты, они повергли ее в ужас. Летя один за другим, словно гуси, появлявшиеся зимой со стороны моря, они приближались все ближе и ближе, от грохота их моторов разрывались барабанные перепонки, и она упала лицом на траву и кричала, затыкая руками уши. Но затем они улетели на запад, и постепенно она привыкла к ним. Казалось, что они движутся безостановочно. Она не могла знать об ущербе, который они наносили промышленным центрам Шотландии, сбрасывая бомбы.

Иногда она спала под открытым небом, завернувшись в украденные ею одеяла; иногда спала на полу в доме женщины по имени Мегги, которая подружилась с ней, когда они сидели рядом на скамейке в парке. Еду она воровала, одежду воровала, научившись теперь прятаться под покровом своей магии. Она не знала — да ей это было бы все равно, — что она была замечена и квалифицировалась заинтересованными лицами как умственно неполноценная, но вполне безвредная. По мере того как война вступала в следующую стадию, у людей возникло много других проблем, чтобы беспокоиться о красивой молодой девушке с отсутствующим взглядом, которая бродит по улицам Эдинбурга, иногда близ Дин-Виллидж, иногда на Грассмаркет, и ищет, постоянно ищет кого-то, кто никак не хочет появляться.

Она сделала еще одну попытку, заглянув в торфяные воды.

— А-дам. А-дам, где ты?

Но его не было. Далеко от Эдинбурга в лазарете Адам, теперь уже студент третьего курса, смотрел на человека, которому оторвало шрапнелью руку, и делал над собой усилие, чтобы подавить позыв к рвоте.

— Итак, твое мнение?

Лиза сняла с картины покрытие и с победным видом стояла сзади. Адам рассматривал картину. Лицо, очертания тела, огромные черные озабоченные глаза, уродливые сильные руки, бурный тревожный фон, но никак не мог признать в портрете себя. Она внимательно наблюдала за ним, и было заметно, что она расстроилась.

— Тебе не нравится.

— Замечательная картина, Лиза. — Он пытался изобразить восторг. — Для меня это слишком современно. — Он удрученно пожал плечами. — Я действительно так выгляжу?

— Ну и ну! — Она топнула от расстройства ногой. — Ты невозможен! Конечно, выглядишь так! В некотором роде. На портрете ты как доктор. Как человек. Как воплощение самого себя.

— Понимаю. — Адам всматривался в портрет строже. Телесные тона были представлены в полупрозрачном зеленом цвете, что создавало ощущение крайнего нездоровья. — Извини, Лиза. Ты же знаешь мое невежество.

— Конечно, знаю. — Она громко вздохнула. — Что же мне с тобой делать?

— Учить меня понимать искусство. — Он выглядел как кающийся, наказанный школьник, и это еще больше бесило ее.

— И не подумаю. В этом мире много людей, понимающих искусство. А ты иди и наблюдай за птицами, или отрубай кому-то ногу, или еще что. — Сложив руки, она отошла от него и стала смотреть в окно. По стеклам хлестал дождь, а рамы дребезжали от порывов ветра. — Давай. Иди. Я не хочу с тобой разговаривать.

Он смотрел на нее, пытаясь понять, шутит она или всерьез. Неожиданно он отступил. Ведь можно использовать драгоценное свободное время гораздо лучше, чем играть с ней в глупые игры.

Она услышала, как хлопнула дверь, и повернулась, не веря тому, что произошло.

Он ушел.

Она вздохнула. Последнее время это происходило слишком часто. Иногда она сомневалась в том, что у них вообще может быть единое мнение по какому-либо вопросу.

— А-дам?

Она огляделась потрясенная, забыв о ссоре с Адамом. Уже несколько месяцев в ее голове раздается этот голос. Он такой далекий, ищущий.

— Нет! — Она закрыла уши руками.

— А-дам? Помоги мне, пожалуйста.

— Уходи! — Лиза повернулась, глядя в противоположный угол студии, как будто именно там находится обладатель этого голоса. — Неужели ты не понимаешь, что тебя не хотят? Отстань от меня!

— Лиза. — Голос, который она слышала теперь, был громким, мужским и очень обиженным. Это не был голос Адама. — Надеюсь, ты это не всерьез, дорогая?

— Филипп? — Страх исчез, и пришло облегчение. — Входи!

— Не твоего ли молодого друга — доктора — я только что видел, мчавшегося по дороге, точно за ним гналась свора бешеных собак? — Филипп Стивенсон, на двадцать лет старше Лизы, был ее руководителем последние два года. Высокий, исключительно привлекательный, с темно-серыми волосами и обворожительной иронической улыбкой, он был объектом вожделения всех студенток, изучающих в колледже живопись, и Лиза прекрасно понимала, что, временами удостаиваясь внимания с его стороны, она вызывала недовольство и ревность своих коллег.

— Его самого.

— Поссорились?

— Можно сказать, что да. Ему не понравился его портрет.

— Молодой невежда. — Он стоял перед мольбертом и в течение нескольких секунд молча взирал на него. — Ты очень хорошо ухватила его. Но, видимо, портрет не польстил самолюбию молодого человека. Он что действительно такой заводной?

— Думаю, да. — Она приложила руку к голове, расстроенная. Голос по-прежнему сидел в голове.

— А-дам, где ты?

Голос был печальным. Потерянным.

Филипп увидел выражение ее лица.

— Что с тобой, дорогая? Уши болят?

Она покачала головой.

— Ты не поверишь.

— Постараюсь. — Он по-прежнему стоял перед мольбертом, сложив руки.

— Прекрасно. Ну так что? — Вдруг ей надоел Адам и сопутствующий ему призрак. — У Адама была в Пертшире знакомая девушка-цыганка. И, когда он поехал в Эдинбург, он не взял ее с собой. Так представляешь, она наложила на него сглаз. Околдовала его и преследует меня, разговаривает со мной, проникая в мою голову и пугает меня до смерти!

Ее голос слегка дрожал, но теперь он наконец целиком уделял ей внимание. Повернувшись спиной к картине, он смотрел на нее.

— Надеюсь, ты не шутишь.

— Не шучу.

— Послушай, Лиза, это твое воображение.

— Если это так, то мое место в сумасшедшем доме.

— Но такого не бывает.

— Бывает. Но только очень редко. Я чувствую, что если распрощаюсь с Адамом, то красавица Брид исчезнет тоже.

— А ты хочешь с ним распрощаться? — Филипп задумчиво смотрел на нее из-под своих густых бровей. — Ты путаешься с этим молодым человеком, как только увидела его.

Она состроила недовольную мину.

— Это было так явно? — Несколько секунд она смотрела на него. По сравнению с Адамом он был солидным, основательным и очень надежным. — Фил, — решилась она, — есть еще кое-что. Вскоре после отъезда Адама у него в доме произошел страшный случай. Была убита женщина, работавшая у отца экономкой. — Она отвернулась от него. — Ужасным образом. Ее зарезали. Убийцу так и не нашли. — Она вновь уставилась на картину, как будто могла прочесть там ответ.