Такую же большую активность и оригинальность проявляет суперинтендант финансов и в сфере градостроительства в столице и других городах. Разумеется, в период парижского Ренессанса в 1540-х годах проводились разделение на участки и спекулятивная продажа королевских земельных владений на востоке этого большого города (на месте бывших королевских дворцов Сен-Поль, Бургундского и т.д.). Однако деятельность Сюлли в сфере застройки городов (сооружение площади Дофин, Королевской площади[140], площади Франции[141]) направлены не просто на то, чтобы выделить в городе участки, пригодные для застройки, прежде всего к выгоде государственной казны, а также финансистов или спекулянтов; они предлагают новую для Франции модель развития городов — создание в столице площадей с монументальными архитектурными сооружениями, местами для гуляний. Весь «современный» Париж, построенный маркизом де Мариньи, если не Оссманом, уже в зародыше (правда, весьма отдаленно) содержится в этом проекте. Добавим, что количество карет, которых при Франциске II насчитывалось в Париже десятки, при Генрихе IV — сотни, настолько возросло, что потребовалось не виданное ранее расширение улиц для их проезда.
Инициативы Сюлли носят в основном практический характер. A priori они ни в коей мере не исключают государственного вмешательства в экономику или поощрения мануфактур. Министр не является, как утверждали некоторые историки, либеральным аграрником, выступающим в принципе против государственной политики поощрения промышленного развития, проводником которой был его современник Бартелеми де Лаффема[142]. На самом деле эти два деятеля близки друг другу. Сюлли не разделяет излишнего догматизма Лаффема в том, что касается приоритета промышленности по отношению к торговле и сельскому хозяйству. Во всяком случае, экономический подъем в первом десятилетии XVII века, который возник, среди прочих причин, как результат мира, установленного Генрихом IV, и соответствующего послевоенного восстановления экономики, не нуждался в мерах, принимавшихся Сюлли; нельзя даже утверждать, что они оказали на этот экономический подъем какое-либо стимулирующее воздействие, разве что крайне незначительное. Сюлли является скорее свидетелем этого экономического подъема, «знаменует» его. С именем Сюлли связан также «новый импульс», который испытывают отныне деятели, принимающие политические и административные решения. Они в большей степени, чем их предшественники, уделяют внимание производству, обращению и обмену материальных благ. Этот «новый импульс» в эпоху Кольбера станет у интендантов общей тенденцией, всеми признанной и в конечном счете весьма плодотворной, хотя и подчиненной фискальным нуждам монархии в долгосрочном и даже в краткосрочном плане.
Весьма творческая в идеологической, дипломатической, экономической областях политика «открытости» (даже очень ограниченная и краткосрочная) не была бы возможной, во всяком случае в то время, без сильного и укрепляющегося государства; это усиление роли государства способно помешать неконтролируемому развитию системы, которое могло бы как раз из-за «открытости» или из-за предоставления излишних льгот привести к распаду, дезинтеграции всей системы. Правление Генриха IV было весьма конструктивным и щедрым на меры, способствующие терпимости и сосуществованию различных догм. Одновременно оно справедливо считается — не следует видеть в этом какой-то парадокс — решающим этапом в укреплении централизованного протоабсолютизма, хотя и характеризующегося «открытостью», пусть этот абсолютизм и далек от ослепительного блеска, типичного для эпохи Людовика XIV.
Именно Сюлли является тем государственным деятелем, который активно способствовал усилению этого централизма, хоть еще и неполного; Сюлли, разумеется, входит в ближний дружеский круг Его Величества. Этот государственный деятель создает свою команду советников (братья Арно, Ноэль Ренюар и др.); они образуют вокруг его особы настоящий кабинет министров. Сюлли назначает в сферы, которые контролирует (сбор налогов и государственные расходы, мосты и дороги, строительство, артиллерия), интендантов финансов, королевских инспекторов дорожного надзора и артиллерии. Они подчиняются ему и даже находятся у него под пятой, это лично преданные ему люди, но к тому же и отличающиеся компетентностью. Это и есть та самая специализация государственной службы, о которой речь шла ранее. Вдохновляясь историей Древнего Рима, Сюлли утверждает королевскую «имперскую» власть даже в самых далеких провинциальных уголках страны. После переходного периода авторитарного управления он ликвидирует или подчиняет себе департаменты финансов в Нижней Нормандии. Он вновь берет на себя инициативу, предпринимая попытки, как это уже делалось в период от Франциска I до Генриха II, создать «электораты» (финансово-податные округа для упорядочения сбора налогов, которые контролировала бы непосредственно королевская власть) на территориях, которые в принципе пользовались правом самоопределения, — в провинциях, участвующих в созыве Штатов, в Гиени и др. Ему удается решить эту задачу во время правления Генриха IV, затем, после смерти короля, он терпит в этом (как и в других своих начинаниях) неудачу. Но в конце концов эти усилия увенчаются успехом уже после падения Сюлли: финансово-податные округа в Гиени будут окончательно воссозданы при Людовике XIII благодаря принятию законодательных мер, которые еще раз покажут правильность инициатив предшественника — Сюлли.
По отношению к кредиторам, финансистам, парламентам и различным судам два соратника — Генрих и Сюлли — широко используют в 1597-1607 годах систему судебных палат. Эту же систему активно использовали, в свою очередь, Кольбер, Людовик XIII, Филипп Орлеанский, но только не несчастный Людовик XVI, который не смог заставить вернуть награбленные богатства, хотя бы частично, откупщиков, ставших постепенно к XVII веку респектабельными и даже аристократами. Это станет одной из многочисленных причин свержения последнего «Капета». Судебные палаты, официально манипулируемые королевской властью, позволяют обойти слишком автономную и даже независимую Счетную палату, на которую возложены финансовый надзор и выискивание неточностей в финансовых документах. Судебные палаты облегчают процедуру частичного списания долгов — основных сумм и процентов по займам, которые были взяты королевской казной. Кстати, Сюлли вернет впоследствии немалую часть этих долгов, особенно кредиторам-протестантам (английским, голландским, германским, швейцарским). Это просто жест благодарности: они оказали поддержку Генриху IV в трудный для него начальный период.
Превозносимое министром наведение порядка затрагивает также и часть королевского домена [земли, поместья, строения, крупные ленные владения (вотчины), службы, фискальные права], отчужденную в период Религиозных войн для того, чтобы финансировать королевскую власть и армию; правительство Генриха старается вернуть лучшие из этих владений. Кольбер будет действовать так же, но с большим успехом, поскольку будет располагать для своих действий 20 годами, тогда как Сюлли — только 10-12 годами.
Наконец, комиссары, назначенные из «дворян мантии» Совета (генеральных докладчиков, государственных советников) и «дворянства мантии» в подлинном смысле слова — судейских чиновников (советников податных судов, чиновников государственной казны), приступают к «подтягиванию» «тальи» — прямого налога (тщательному выявлению злоупотреблений, контролю над освобождением от уплаты налогов, проверке географического распределения налогов). Генрих III уже пытался предпринять эту операцию, но Генрих IV, более уверенный в своей власти, имеет больше возможностей для того, чтобы ее осуществить, хотя бы частично. Косвенные налоги, сбор которых отдан на откуп капиталистам, объединены в пять крупных откупов, установленных королем-предшественником в 1584 году и окончательно определенных в 1604 году. Итак, первый крупный трест — наполовину частный, наполовину государственный — формируется вокруг сбора налога на соль, податей и пошлин, являясь, таким образом, примером, промышленного и торгового секторов, в которых множество мелких и средних предприятий. В этом финансовом секторе Сюлли, правда, лишь на короткое время осуществляет старую мечту Франциска I: обладать денежными резервами, образованными за счет превышения государственных доходов над расходами, сконцентрированными в централизованной кассе — своего рода Сохранной казне, как говорил этот суверен из династии Валуа, или «в сейфах Бастилии» — в случае нашего суперинтенданта финансов. Сюлли, таким образом, накапливает 5 млн. ливров в этой крепости и еще 11,5 млн. ливров — в самой государственной казне; в целом это составляет почти годовой государственный бюджет. Мария Медичи, став регентшей, быстро растратит эти 16 млн. ливров, в частности, на выплату пенсий, на содержание двора, на подготовку к войне, которая была начата покойным Генрихом IV прямо накануне смерти… Это один из способов (другой способ — выплата крупных сумм, пожалованных важным вельможам) предотвратить гражданскую войну, которая угрожает власти вдовы короля. Король действовал так же по отношению к Гизам: умасливал их, чтобы сохранить мир, за счет налоговых поступлений, которые обеспечили начавшееся процветание.
