Враг принцев и покровитель дворян, Людовик оставался первым дворянином в королевстве. Он считал себя большим охотником, какими будут до 1789 года и следующие Валуа, а затем и Бурбоны. Занятие охотой — это компенсация многочасовых сидений в кабинете. Будучи набожным, Людовик не интересовался женщинами. Институт королевских любовниц, введенный Карлом VII начиная с Агнес Сорель, просуществовал до Людовика XIV (Монтеспан) и Людовика XV (Помпадур, дю Барри). С Людовиком XI же этот институт заглохнет на одно поколение. Наш герой соблазнил нескольких мещанок, что не стоило ему особого труда. Но если он и брал с собой женщину, то брал на охоту, на крупе своей лошади, чтобы умеренный вкус к любовным утехам сочетать с подлинной страстью погони за дичью. Этот холодный супруг с годами стал верным мужем. Напротив, он всегда был плохим сыном, имея, правда, на то определенные основания. Отец не поил его молоком человеческой нежности. Людовик не любил своего родителя Карла VII и выступил против него (1440 г.) задолго до восшествия на престол. Антагонизм или по крайней мере яркий контраст «между поколениями королевской семьи — между отцом и сыном, и даже внуком, — каждое из которых опирается на свою «клику», будет длиться вплоть до Людовика XV, зачастую определяя конфигурацию партийных и политических группировок. Будучи еще дофином, Людовик XI первым представил образец этого.
В течение 22 лет хитроумный король держал в своих руках власть, опираясь на Высший совет, состав которого менялся. В него входили принцы, высшие церковники, крупные сеньоры. Но наряду с ними в этот ареопаг привлекались дворяне невысокого происхождения и даже иностранцы (фламандцы, швейцарцы, итальянцы, иберийцы), а также, как правило, дворяне — представители местной или региональной власти: сенешали, губернаторы. Хотя и в меньшем числе по сравнению с людьми второго сословия, в Совете были представлены также обладатели мантий — парламентских, судебных, финансовые управляющие, другие разночинцы и даже королевские медики, например Адам Фюме, для которого близость к королю означала покровительство и привилегии.
В эти же годы стала утверждаться роль «мастеров прошений» (судебных докладчиков) королевского дворца. Они воплощали собственное правосудие суверена. При Людовике XI их было всего 5-6 человек, а во времена Людовика XIV — уже 70. Эта первоначальная полудюжина свидетельствует о малочисленности государственного аппарата, хотя и не лишенного эффективности. На свежую голову судебные докладчики, действуя под эгидой монарха, рассматривали прошения о помиловании, прощали за то или иное правонарушение. Будучи членами властвующей элиты, они затем занимали должности епископов или сенешалей.
Королевство оставалось, таким образом, правосудным: парламенты были ярким коллективным воплощением короля-судьи. Король в них нуждался, даже несмотря на их полунезависимость, чтобы вести тяжбы с принцами и территориальными княжествами, которые как лоскутное одеяло покрывали четвертую часть королевства. Провинциальные парламенты были созданы и действовали в Тулузе, Дофине, Бордо, Бургундии, Руане, Экс-ан-Провансе и даже в Перпиньяне. В каждом из них заседало 20-30 советников в мантиях. Во главе был Парижский парламент, который стремился, созывая специальные сессии и заседания в Оверни (1481 г.), установить более жесткий контроль над южными свободными землями. Людовик XI, конечно, всячески притеснял это высокое парижское собрание. Он энергично вмешивался в назначение председателей Парламента и даже его рядовых членов. Тем не менее парламентарии укрепляли «нетленный» характер своей собственной коллективной судебной «конторы» через механизм полуофициальной передачи по наследству своих обязанностей. Они сохраняли посты на протяжении всего царствования, отстаивая право на свое существование. А это — главное для самого института.
Правосудие с его машиной, парламентами, находилось на авансцене. Но органы управления государственными финансами благодаря мощному усилению Людовиком XI налогового пресса также получили известное развитие, оставив далеко позади роскошные (относительно) времена, когда налоги еще сильно не давили. При Людовике XI налоговые сборы возросли с 1,2 млн. до 4,6 млн. турских ливров, или, в весовом выражении, с 50/75 т серебра до 100/135 т. Эти цифры свидетельствуют о том, что развивающаяся экономика и демография предоставляли широкие возможности для увеличения налогов. Нечто подобное наблюдалось в эту же эпоху и в Англии Эдуарда IV, где отмечалось динамичное развитие, несмотря на войну Алой и Белой Розы. Людовик обнаружил, что королевство может платить налоги. Более того, французские налоги оказались и не столь гнетущими для торговли и обменов, поскольку к концу режима основным источником ресурсов стали прямые налоги. Косвенные налоги (соляной и различные сборы с обращения товаров) были низкими (14%). Вклад же королевского домена (леса, сеньориальные платежи и т.д.) был вообще незначительным (2%). Знак нового времени!
Что касается расходов, то в обычное время более половины государственных ресурсов предназначалось для армии, ставшей уже регулярной. И мы знаем, что такая ситуация будет продолжаться вплоть до Революции: рука правосудного государства не может быть рукой безоружной. Быть справедливым — значит быть сильным.
Кроме того, крупные расходы (16%) идут на содержание двора и королевского дома, который нельзя упрекнуть в скупости, а также на оплату различного рода привилегий и пенсий (32%). Двор и королевские пособия являются для крупных сеньоров той альтернативой, которая лишает их желания (по крайней мере на это надеются) царствовать по своим законам в собственных провинциях. На расходы, связанные с государственной службой («жалованье») при Людовике XI уходила лишь двадцатая часть всех расходов: служилые (обладатели откупов, судьи и др.) были вынуждены, чтобы округлить свое незначительное жалованье, принимать «благодарственные» или «на прокорм», которые им выплачивали налогоплательщики из рук в руки. Генеральные финансовые инспекторы, депутаты, генеральные сборщики, казначеи и т.д. заполняли налоговую корзину, обеспечивая сбор прямых налогов и платежей с доменов. Все это проходило спокойно, без возмущений благодаря всеобщему процветанию, символом которого стало создание повсюду королем и другими лицами королевских ярмарок, рынков на благо «товара» и для поддержания подданных. У Людовика XI не было нужды время от времени выбирать среди высших финансистов одного или нескольких козлов отпущения, чтобы привлечь их к ответу или казнить и таким образом скрыть тот или иной провал или погасить народное возмущение. Такие персонажи либо отошли в прошлое (Мариньи, Жак Кёр), либо появятся в будущем (Санблансе, Фуке). Однако не следует думать, что сбор налогов проходил как по маслу. В городских волнениях (на мануфактурах Анже и Реймса при въезде короля, в Орийаке, Бурже, Санлисе и Ле-Пюи в 1470-х годах) принимали участие ремесленники, которым втайне сочувствовали и дворяне (эта схема вскоре станет привычной). И те и другие возмущаются злоупотреблениями муниципальной олигархии и лиц, занимающихся сбором налогов от имени монарха. Сельские же жители, за редким исключением, во времена Людовика XI вели себя спокойно. Они почти безропотно платили государственные налоги. Это благодушие деревни наводит на мысль a contrario, что города, когда они начинали «возбуждаться», преследовали в первую очередь цели добиться привилегий, которые спасли бы их от более тяжелых налогов, которые ipso facto перекладывались на глубинку. Мудрая предосторожность: города начинали кричать до того, как с них принимались стричь шерсть. Другой характерный признак социальной или фискальной обстановки, которая не так уж плоха, хотя и нельзя ни в коем случае считать ее идеальной: несколько не очень урожайных лет породят в 1482 году определенные проблемы с продуктами питания. Но это не будет сопровождаться всеобщими массовыми выступлениями ни в городах, ни на селе.
Экономическая политика (это, конечно, громко сказано) Людовика XI направлена (это подтверждается сотней официальных документов) на то, чтобы «создать благоприятные условия для торговли и производства вообще, воспрепятствовать экспорту драгоценных металлов, обеспечить французским предпринимателям строго определенную долю в транспортных перевозках и потеснить различных недругов, воздействуя на торговые обмены». Обстоятельства этому способствовали. Одиннадцатый Людовик был королем в эпоху хорошей и даже замечательной конъюнктуры, к существованию которой он сам никак не был причастен…
