— Наверное, они даже не подозревают, что несчастны. — Клара поднесла к глазам салфетку, изображая из себя слепое Правосудие, и огласила свой приговор. — Они по-прежнему горюют по ребенку, которого потеряли. Но мне кажется, что это хотя бы дает им вечную тему для разговора. Она его боготворит. А он… — Клара сделала паузу, словно предоставляя Хэю возможность высказаться в качестве свидетеля со стороны мужчины.

— По-видимому он ей верен. Во всяком случае, никого другого у него нет.

Клара начала хмуриться: неверность в браке раздражала ее даже сильнее, чем плохо управляемый дом. Хэй тихо добавил:

— Милая, я же говорю о друзьях, будь то мужчины или женщины. Майор кажется мне очень одиноким, и это делает его похожим на президента.

— Но он же и есть президент.

Хэй улыбнулся, стряхнул с бороды хлебную крошку.

— Когда я произношу слово «президент» с такой интонацией, со значением, я имею в виду только одного человека.

— Мистера Линкольна. Как жаль, что я его не знала.

— Мне тоже жаль. — Хэй попытался зрительно представить себе Старца, но сумел вспомнить лишь посмертную маску у себя в кабинете. Линкольн стерся в его памяти из-за слишком частых или, напротив, чересчур редких размышлений о нем.

— Но его ведь никто не знал, кроме миссис Линкольн, а она зачастую была не в своем уме; Майора же не знает вообще никто…

— Даже этот стервец Ханна?

— Стервец Марк Аврелий Ханна в особенности. Нет, мистер Маккинли все сделал сам, — улыбнулся Хэй.

Клара бросила на него пронзительный взгляд. Ей не нравилось, когда ее оставляли в неведении. Всякий раз, когда она видела мужа улыбающимся при воспоминании о каком-нибудь разговоре или репетирующим фразу, которую он когда-нибудь произнесет, она требовала: «Расскажи! Чему ты улыбаешься? Это наверное очень смешно». Теперь она спросила:

— О чем ты подумал?

— Я подумал о том, что сказал Майор третьего дня вечером. Мы были с ним наверху, в Овальном кабинете, и он сказал мне: «Начиная с Мексиканской войны 1848 года и вплоть до 1898 года мы как нация пребывали в глубокой спячке. В смысле международных дел. Мы наслаждались самоизоляцией. Теперь все изменилось. Мы — повсюду. К нам относятся теперь с уважением, которого не было, когда я вступил в должность».

— Наверное, это справедливо, — заморгала глазами Клара.

— Но чего тут смешного?

— А улыбнулся я вот чему. Когда я напомнил ему, что он сначала намеревался предоставить Филиппинам независимость, он сказал, что это никогда не входило в его планы. С самого начала он хотел завладеть всем. Когда я напомнил о его беседе с господом богом, он улыбнулся мне своей загадочной улыбкой добренького Борджиа.

— Он еще более велик, чем Линкольн?

— Он… появился в нужный момент, и это в каком-то смысле поднимает его на один уровень с Линкольном. — Хэй взял со стола «Вашингтон трибюн». Заголовок возвещал о пожаре в платной конюшне в Арлингтоне. — Наша вероятная невестка зациклилась на пожарах.

— Надеюсь, она ограничится лишь этими вспышками огня, — сурово сказала Клара.

— А мне нравится то, что она делает, — сказал Хэй, проникшийся к Каролине симпатией. — Мне кажется, Делу повезло.

— Пожалуй, она и мне нравится. Но она не такая, как мы. Она все-таки француженка.

— Так ли уж страшны французы? Вспомни месье Камбона.

Все годы их брака Клара раздиралась между желанием знать все о годах жизни Хэя в Европе, с одной стороны, и убеждением, что ей следует сторониться любого знания о грехе с другой. Она колебалась между природным любопытством и строгостью убеждений. Колебалась она и в эту минуту.

— Наверное, я никак не могу привыкнуть к ее независимости. Она ведет себя скорее как молодой мужчина…

— Но смотреть на нее куда приятнее, чем на любого молодого человека.

— Дел рядом с ней выглядит таким юным. — Клара сменила позицию. Она никогда не умела приспосабливаться к чему-либо нестандартному, в отличие от Хэя, которому это доставляло истинное удовольствие.

— Всегда остается девица Кассини. — Хэй посмотрел в окно; снова валил снег, так бывало всегда сразу после того, как подъездную дорожку к Белому дому старательно расчищали.

— Ты полагаешь, она ему нравится?

— Я велел ему за ней поухаживать, поскольку это в интересах нашей страны.

— Из патриотических соображений! — Клара шумно вздохнула. Хэй никогда не был уверен, что супруга понимает его иронию. Она вежливо отмечала его иронический тон, но редко смеялась мужниным шуткам, даже уловив их смысл.

— Она очень хорошенькая.

— Но не очень законная, как поговаривают. — В таких делах Клара была безжалостна. Она отказалась в июле присутствовать на похоронах Кейт Чейз на Гленвудском кладбище. Супруги повздорили, и Хэй отправился один сказать «прощай»… самому себе. Кейт сама простилась с собой, когда он в последний раз видел ее, с распухшим лицом, крашеными волосами; она пыталась уговорить его купить яйца с ее фермы в Мэриленде.

— Да нет же. Она законная дочь. Я просил нашего посла в Санкт-Петербурге навести справки. Сменив нескольких жен, после всех своих карточных проигрышей, Кассини не решился просить у царя разрешения жениться на ее матери, актрисе, стоящей намного ниже его, хотя это трудно себе представить. — Небо за окном затянула серая свинцовая пелена, и люди с лопатами возле Белого дома в отчаянии смотрели на новые снежные завалы. Предстоящий прием превратится в настоящий хаос. Снег и шлейфы. Он пожал плечами.

— Существенное во всем этом — Дел, — сказала Клара. — Молодежь убеждена, что он влюблен в мадемуазель Кассини. С тех пор, как он ездил с ней на танцевальный вечер в Арсенале.

— Который устроила ты.

— Конечно, я не имею ничего против… — Незаконченные фразы Клары зачастую и были ее суждениями.

— Иностранных девушек вроде Маргариты Кассини или Каролины Сэнфорд, которая тоже фактически иностранка. Но ты бы предпочла для Дела урожденную американку.

— Я не права?

— Ты всегда права, Клара.

— Столько девушек кругом — Вардеры, Бесси Дэвис, Джулия Форейкер…

— Не продолжай! Этот перечень имен заставляет меня думать о голосовании в сенате. Что же до Дела и девицы Кассини, то мне удалось узнать многое. Русские и французы замышляют что-то против нас и англичан в Китае. — Хэй пересказал Кларе то, что узнал Дел о замыслах матушки России в Азии, и Клара одобрительно улыбалась, хотя вовсе не слушала. Существенное значение имеет брак, а не Китай. Тем временем Белый дом совсем скрылся за пеленой падающих хлопьев снега. К счастью Хэям не нужно становиться в очередь подъезжающих экипажей. После смерти вице-президента Хобарта Джон Хэй в соответствии с конституцией стал наследником президента; это обстоятельство стало причиной полуночных кошмаров, когда Хэй представлял себе, как он, в результате смерти Майора, становится президентом — о чем он всегда мечтал, но чего никогда не добивался — сейчас, когда у него уже нет для этого сил. К счастью, здоровье у Маккинли отменное.

Правда, Хэй вдруг обнаружил, что у него достаточно сил, чтобы ввязаться в бой подушками, который Кларенс с приятелями затеяли в кладовке, и только оклик Клары «Мы опоздаем, если не начнем одеваться!» оборвал это приятнейшее занятие. Кларенс был вдумчивым парнем, но в нем оставалось еще много мальчишеского, в отличие от вечно загадочного Дела, который сказал: да, он будет на приеме в Белом доме, но нет, он пойдет туда сам, отдельно от родителей.

Когда Хэй и Клара садились в экипаж, снегопад вдруг прекратился. Дорожки, утром расчищенные от снега, теперь были похожи на сибирскую равнину. Бесконечная вереница карет медленно продвигалась к портику «прелестного сельского дома», по выражению князя Кассини. Дворники посыпали дорожку опилками, и гости парами медленно шли по Пенсильвания-авеню в Белый дом.

Заранее договорившись с Кортелью, Хэй приказал кучеру подъехать к южному подъезду Белого дома, которым пользовались лишь для приема особо важных гостей. Пока город исчезал под тяжелыми хлопьями снега, он пытался вспомнить, какие были зимы в линкольновские времена, но он был тогда молод, и из того далекого времени вспоминалось только нескончаемое роскошное лето, лишь изредка прерываемое вспышками малярийной лихорадки.