— Какая приятная встреча!.. — с фальшивым воодушевлением воскликнул Якобс. — Если не ошибаюсь, вы — какая-то близкая родственница Бернара Лафарга, самого перспективного моего сотрудника… — он посмотрел на миссис Лафарг, ожидая, что теперь скажет она.

«Значит, это действительно мой сын, — подумала Элеонора, — каков же, однако, мерзавец!..»

— Я его мать, — ответила Элеонора. — Да, я мать Бернара Лафарга…

Фил воскликнул еще воодушевленнее:

— Это вдвойне приятно!.. Позвольте вам выразить огромную благодарность, — с этими словами Якобс поднялся из-за стола и, подойдя к миссис Лафарг, галантно поцеловал ее ручку, — позвольте вам выразить огромную благодарность за сына…

Выдернув из ладони Якобса руку, Элеонора Лафарг поморщилась.

— Вы хотите сказать… — начала было она, но Фил не дал ей договорить:

— Я хочу сказать, миссис, что ваш сын действительно стоит того, чтобы за него благодарить, — не дав миссис Лафарг опомниться, Якобс продолжал дальше: — Бернар — самый лучший репортер из всех, с кем мне довелось работать…

Наконец, придя в себя, Элеонора произнесла:

— Но ведь работа в бульварном листке, который только и пишет обо всяких ужасах…

Пройдя к своему привычному месту, Якобс уселся за стол.

— Вы находите, что эта работа чем-нибудь хуже другой?..

После столь горячего приема Элеоноре было неудобно высказывать Якобсу все, что она думает и о работе своего сына, и вообще об «Обнаженной правде», и поэтому она высказала свою оценку более обтекаемо:

— Нет, но мне всегда казалось, что Бернар способен на большее…

Якобс прищурился:

— Например?

Элеонора слегка поморщилась:

— Ну, не знаю… Например — на занятия литературой…

— А разве теперь он занимается чем-нибудь иным?.. — воскликнул Якобс. — Разве его занятие — не есть литература?..

— Знаете, — сказала Элеонора, — я не разбираюсь в том, что есть литература, а что не есть литература, эти тонкости не для меня… Просто мне очень не нравится, что мой сын пишет о всякой… — Элеонора долго подбирала подходящее слово, пока не нашла ничего лучшего: — всякой грязи… О проститутках, маньяках, о разных ужасах…

После этой оценки Якобс сразу же сориентировался, каким образом ему надлежит действовать с Элеонорой дальше.

— Ужасах? — переспросил он. — Маньяках? Проститутках?.. Но ведь эти вещи действительно существуют… Следовательно, надо, чтобы о них кто-нибудь писал…

Вспомнив недавнюю сцену с Анеттой Финн — когда та угрожала столовым ножом — и еще более недавнюю, повергшую его в ужас — когда Бернар без всякой тени смущения объявил о своем намерении жениться на этой грязной твари, — Элеонора нехотя согласилась:

— Возможно…

Якобс наклонил голову в знак согласия.

— Разумеется, уважаемая миссис Лафарг. Взять тех же проституток… Вы знаете, это гораздо большее зло, чем многим кажется. Эти грязные создания способны на многое. Если они способны без всякого зазрения совести торговать своим телом, значит, они способны и на преступления более серьезные…

Говоря о преступлениях, Якобс, вне всякого сомнения, имел в виду Мартину Липтон, несомненную участницу убийства того несчастного, чей труп был обнаружен строительными рабочими на стройке. Однако Элеонора поняла это высказывание совершенно по-другому.

— Совершенно с вами согласна! — воскликнула она. — Именно, именно так! Знаете, несколько дней назад я сама едва не стала жертвой… То есть, хочу сказать, что стала жертвой, и только по счастливой случайности мне удалось ускользнуть…

Якобс сочувственно покачал головой:

— Вот как?

Элеонора продолжала:

— Да! Так получилось, что не так давно одну из моих квартир — а я живу с того, что сдаю в аренду недвижимость, — пояснила Элеонора, — так вот, в одну из моих квартир вселились две девушки. С виду, как тогда мне показалось, — весьма порядочные…

— Но которые оказались проститутками, — улыбнулся Фил.

Подробности ему были известны от самого сына посетительницы, и тем не менее он приготовился выслушать и рассказ миссис Лафарг, поскольку лишь надеялся узнать что-нибудь новое. Наполовину выдвинув шуфляду письменного стола, Якобс незаметно включил портативный диктофон — точно такой же, как у Бернара.

— Да, именно проститутками, — продолжала Элеонора. — Но когда я об этом узнала, было уже поздно… И вот, представьте себе: не так давно одна из них — некая Анетта Финн, совершенно гнусное отродье — на мою просьбу съехать устроила дикую сцену. Схватив нож, она попыталась меня зарезать…

Рассказ миссис занял около сорока минут — почти всю аудиокассету.

— Представляете, какой ужас? — закончила свой рассказ миссис Лафарг.

Якобс щелкнул кнопкой портативного диктофона и закрыл шуфляду стола.

— Сочувствую вам, — произнес он, — от всей души сочувствую… — он сделал небольшую паузу. — Так вот, миссис Лафарг, и после этого всего вы еще утверждаете, что наша работа — не столь ответственная, как какая-нибудь иная! — патетически воскликнул Фил. — Да, я прекрасно понимаю вас: быть ассенизатором, вскрывать все язвы и пороки современного общества — не самое приятное занятие… Но ваш замечательный сын выбрал именно это занятие, и — уверяю вас! — он никогда не жалел об этом.

Далее Якобс наговорил Элеоноре столько хорошего про Бернара, что та поневоле начала сомневаться, стоит ли поступать с ним так жестоко, лишая в завещании прав на наследство.

На прощание Якобс спросил будто бы невзначай:

— Миссис Лафарг, а вы не помните — вторая квартирантка…

— Совершенно возмутительное создание!.. — вставила Элеонора.

— Не сомневаюсь, — согласился Якобс. — Да, так эта Мартина Липтон — может быть, она тоже когда-то угрожала вам?..

Элеонора наморщила лоб:

— Точно не помню, но, во всяком случае, она способна на это…

— И все-таки… — продолжал настаивать на своем Якобс. — И все-таки, может быть, вы вспомните, не было ли чего-нибудь подобного?..

— Мне кажется, — неуверенно произнесла Элеонора, — мне кажется…

Размышления Элеоноры прервал телефонный звонок.

Якобс взял трубку.

— Слушаю…

С другого конца провода послышался голос Бернара Лафарга:

— Я только что был в полиции, говорил со следователем…

Якобс насторожился:

— Ну, и что?..

Бернар продолжал:

— Они опознали труп.

— Вот как?.. Каким образом им это удалось?..

— В кармане убитого был найден брелок и связка ключей, один из них был от его квартиры, а замок этот был какой-то очень дорогой…

Якобс явственно вспомнил, что при своем последнем разговоре покойный, сидя за столом, поигрывал брелком со связкой ключей. Он даже вспомнил, как именно выглядел тот брелок — массивный, серебряный, сделанный в виде головы пуделя.

— Ну, и что?..

— Замок был очень дорогой, чуть ли не ручной работы, с какими-то секретами. На нем был порядковый номер. Все владельцы таких замков заносятся в какую-то особую гарантийную картотеку… В общем, по этой картотеке установить личность убитого не представляло особого труда. На всякий случай полиция привела на опознание соседей, и те сразу же признали в убитом Руди Чарлтона…

— И что теперь?..

— Как и положено — будут искать убийцу… или убийц, — уточнил Бернар. — Да, и вот еще что: следователь сказал, что, по данным патологоанатомического расследования, смерть Руди Чарлтона наступила в результате удара в височную часть каким-то острым предметом…

Взгляд Якобса невольно обратился на угол его письменного стола — на тот самый, падая на который Чарлтон и проломал себе череп.

Стараясь казаться невозмутимым, Якобс спросил:

— Они кого-нибудь подозревают?..

Из трубки послышалось:

— На стройке не было обнаружено никаких следов. Следователь сказал, что это вряд ли похоже на ограбление с последующим убийством — тем более, что в бумажнике убитого была найдена довольно приличная сумма — что-то около трех тысяч долларов. Конечно, для убийства этого явно маловато, но все-таки… Правда, неизвестно куда пропала автомашина Чарлтона, красный «корвет». Однако полиция не считает, что Чарлтона убили только потому, что хотели завладеть его автомобилем. Тут что-то другое…