Бернар наклонился вперед, выразив свою готовность выслушать все, что скажет ему Фил.

— Все, что в моих силах…

Стараясь высказать интонацией максимум уважения к Лафаргу — а в этот момент Якобс действительно уважал его, как никогда — он начал:

— Бернар, я всегда знал, что из тебя выйдет толк… Я всегда верил в тебя, всегда надеялся, что ты достигнешь больших высот в жизни…

Если мистер Якобс и немного переигрывал, если он в этот момент и употреблял хвалебные эпитеты в адрес репортера более, чем требовалось, то это вполне компенсировалось искренностью его тона.

— Да, я был уверен в этом, — продолжал Фил, — и именно поэтому я взял тебя в компаньоны… Кроме того, ты — человек необыкновенной порядочности, кристальной честности… Да, именно так. Ты способен на самые благородные, самые самоотверженные поступки, я уверен в этом…

«Сейчас он будет просить меня помочь избавиться от трупа человека, которого несколько минут назад прикончил в своем кабинете», — подумал Бернар.

Так оно и случилось. Воздав должное замечательным качествам Лафарга, Якобс сказал, кивнув в сторону трупа, завернутого в ковровую дорожку:

— Только ты один способен избавиться от этого… Помочь мне избавиться…

Бернар согласно склонил голову.

— Хорошо, мистер Якобс.

— И сделать это так, чтобы на нас с тобой не падали никакие подозрения…

Бернар сдержанно улыбнулся.

— Хорошо, мистер Якобс, постараюсь…

Видимо, посчитав, что одних только лишь комплиментов в адрес Бернара, равно как и заверений в любви и дружбе недостаточно, Якобс решил напомнить репортеру о более существенных вещах:

— Мы ведь с тобой компаньоны…

— Да, мистер Якобс…

— А это значит — что оба связаны одной веревочкой… Если меня засудят по этому идиотскому делу, всему нашему бизнесу придет конец. Ты, надеюсь, понимаешь это?..

Бернар сдержанно улыбнулся.

— Конечно… Всем, что я имею, я обязан только одному вам…

— Ну, что ж, не следует терять времени…

Спустя четверть часа красный «корвет» мистера Чарлтона мчался по направлению загородного шоссе. За рулем сидел Бернар. В багажнике автомобиля лежало тело несчастного хозяина «корвета». Сзади на приличном расстоянии ехал Якобс.

Сразу же за кольцевой дорогой, опоясывающей Мельбурн, начинаются ровные ряды коттеджей — зажиточные горожане, не желая жить в чаде и гуле большого города, предпочитают селиться именно здесь. За коттеджами располагается дикая и пока еще пустынная местность — вырытые котлованы, обилие строительных материалов и техники говорят о том, что такие же коттеджи вскоре появятся и тут.

Резко свернув с трассы, красный «корвет» остановился рядом с такой стройкой и притормозил. Спустя несколько минут тут же притормозил автомобиль издателя «Обнаженной правды».

Бернар, хлопнув дверкой, вышел из машины и, осмотревшись по сторонам, убедился, что поблизости никого нет. Подойдя к багажнику, он раскрыл его и с видимыми усилиями вытащил оттуда огромный сверток, запакованный в ковровую дорожку — в свертке угадывались силуэты человеческого тела.

Подошедший Якобс осторожно поинтересовался:

— Что ты собираешься делать?..

Бернар коротким кивком головы указал на какую-то яму:

— Сюда…

Через минуту сверток покоился на дне ямы.

Якобс вопросительно посмотрел на Бернара.

— А теперь что?..

Усевшись за пульт бетономешалки, стоявшей неподалеку, Бернар подогнал ее к яме. Спустя несколько минут яма была целиком залита цементом.

Вытерев руки, Бернар обернулся к Филу.

— Теперь никто не найдет его, — произнес он, — никто и никогда… Впрочем, мистер Якобс, у нас на руках еще одна серьезная улика, от которой следует как можно скорее избавиться…

Тот насторожился.

— Какая?..

Бернар указал рукой в сторону красного «корвета», принадлежавшего покойному.

— Вот это…

Якобс серьезно забеспокоился.

— Что же будем делать?..

Лафарг успокоительно покачал головой.

— Не волнуйтесь, мистер Якобс. Я знаю, что нам следует предпринять…

— Что же?..

Спустя полчаса страшно разбитый автомобиль Чарлтона стоял у ворот автомобильного кладбища. До слуха Бернара и сидевшего за рулем своей машины — она стояла несколько поодаль — Якобса доносился тяжелый гул: тяжелый пресс плющил кузова отслуживших свой век автомобилей.

— Ты хочешь оставить машину Чарлтона тут?.. — спросил Фил. — А это случайно не опасно?..

Бернар махнул рукой.

— Нет, мне кажется, все будет в порядке. Хозяин этой свалки — порядочный проходимец, но за определенную мзду он наверняка согласиться держать язык за зубами. Я знаю его несколько лет…

Бернар произнес эту фразу таким тоном, что Фил невольно решил, будто ему не впервой приходится возить машины покойников на это автомобильное кладбище.

— Это точно?..

Лафарг успокоительно закивал.

— Точно, мистер Якобс…

Наконец, к разбитому «корвету» /Бернар трудился над ним почти час, разбивая булыжником все, что можно было разбить/ подошел хозяин свалки — грузный мужчина лет пятидесяти, огромное, выпиравшее из-под ремня брюхо которого свидетельствовало о неимоверной любви хозяина автокладбища к пиву.

Улыбнувшись Бернару, он кивнул в сторону раздолбанного автомобиля Чарлтона:

— Какие-то проблемы?..

Бернар также небрежно ответил:

— Да, приятель… Хотелось бы избавиться от этого металлолома…

— Хорошо, — согласился хозяин автокладбища, — без проблем. За прием его на свалку — сто долларов.

Якобс с готовностью полез во внутренний карман пиджака за бумажником.

Протянув хозяину автокладбища банкноту, он вежливо произнес:

— Пожалуйста…

Спрятав деньги в нагрудный карман комбинезона, хозяин свалки поинтересовался:

— Наверное вы хотите, чтобы этот автомобиль был утилизирован немедленно, на ваших глазах?..

Якобс поспешно произнес:

— Да, если можно…

— Отчего же нет, — заулыбался хозяин, — без проблем, приятель… Гони еще сто долларов.

Минут через двадцать огромный подъемник опустил на землю груду хорошо спрессованного железа — это было то, что осталось от машины Чарлтона. А еще через несколько минут это железо скрылось под еще одним спрессованным автомобилем.

Убедившись, что последняя улика ликвидирована, Якобс и Лафарг направились к машине.

— Кстати, — поинтересовался по дороге Якобс у хозяина, — а что потом будет со всем этим ломом?..

— На переплавку, — спокойно ответил тот. — Мы продаем это в Японию, а там из всего этого, в свою очередь, делают кузова машин. Недаром говорят, что «крайслер» вчерашнего дня — это «тойота» завтрашнего…

Всю обратную дорогу Якобс и Лафарг молчали. Бернар — он сидел за рулем — сосредоточенно вел автомобиль. Подъехав к редакции, он то ли в шутку, то ли всерьез произнес:

— Да, мистер Якобс, вот я и докатился…

— До чего? — Забеспокоился тот.

— Вот я и стал соучастником преступления…

Бернар, разумеется, обманывал свою мать Элеонору, говоря, что живет то у одной подружки, то у другой: он давно уже снимал небольшую, но уютную квартиру неподалеку от редакции. Причина, заставлявшая репортера обманывать мать, была весьма банальной: больше всего на свете он боялся, что та, придя к нему домой, начнет «вправлять мозги», поучая, чего можно, а чего нельзя делать в жизни.

Помня о похождениях мужа, Поля Лафарга, Элеонора почему-то очень боялась, чтобы ее единственный сын не связался с какой-нибудь проституткой. Бернар, который с самого раннего детства был третируем матушкой разговорами «о морали и нравственности», подобно Марте, быстро превратился в негативиста. Он познал женщину в двенадцать лет — его первой женщиной стала тридцатипятилетняя проститутка из соседнего квартала. Бернар был весьма обаятелен; подруги Элеоноры, бывшие продавщицы из того самого универмага, где она когда-то работала, находили мальчика довольно симпатичным, небезосновательно считая, что он наверняка является предметом воздыхания многих девушек. Бернар мог сделать выгодную партию, женившись на дочери какого-нибудь бизнесмена средней руки; однако с юности его почему-то тянуло исключительно к девушкам более чем предрассудительного рода занятий.