Произнося эти слова, Чарлтон пытался определить, согласится Харпер или нет, однако это ему никак не удавалось — лицо собеседника было совершенно непроницаемым.
— Второй вариант, — продолжал мистер Чарлтон, — для вас несколько хуже; я прекрасно, более других, осведомлен о прошлом вашей секретарши, и для того, чтобы обошлось без скандала, вам ничего другого не остается, как купить мое молчание…
Слушая этого негодяя, Харпер с трудом сдерживал себя, чтобы не избить его прямо здесь, в кафе. Однако он был вынужден молчать, чтобы лучше узнать, чего именно добивается этот тип.
Когда Чарлтон закончил, Харпер, пристально посмотрев собеседнику прямо в глаза, произнес:
— Мистер Чарлтон! Я очень сожалею, но вы абсолютно не подходите мне в качестве компаньона, — при этих словах Деннис выпрямился. — Я никогда не смог бы работать с человеком, который пытается разговаривать со мной языком угроз и шантажа. Я никогда не смогу доверять таким людям. Насколько я понял из вашего монолога, в бизнесе вы вроде бы не новичок, а поэтому должны хорошо понимать, что в делах, аналогичных вами предложенному, самое главное — доверие…
Чарлтон был внутренне готов к такому повороту событий и поэтому выслушал слова собеседника достаточно спокойно.
Деннис продолжал:
— Теперь что касается второго пункта ваших рассуждений: мистер Чарлтон, вы сознательно вторгаетесь не на свою территорию, а именно — в мои дела и даже, я бы сказал — в мою личную жизнь… Никого во всей Австралии не должно волновать, кого и с какой целью я приглашаю к себе в качестве личной секретарши. Будь я у себя дома, в Эдеме, я не отказал бы себе в удовольствии указать вам на дверь…
Во время этого монолога Деннису приходилось все более и более сдерживать себя — однако это давалось юноше с большим трудом.
— Да, — продолжал Харпер, — именно выгнать вас. Я скажу только, что вы — самый низкий, самый гнусный негодяй из всех, кого мне приходилось встречать… — Он резко поднялся из-за стола. — Вы поняли мою мысль, мистер Чарлтон?
Рудди криво ухмыльнулся.
— Значит, вы категорически отказываетесь? — спросил он.
Харпер с трудом сдерживал себя, чтобы не плюнуть этому мерзавцу в лицо.
— Да, — произнес он очень официально, — да. Ни одно из ваших предложений не подходит. И я попросил бы вас, мистер Чарлтон, никогда больше не обременять меня своими визитами.
«Видимо, этот щенок недостаточно понял, что может произойти, если я обнародую кое-какие соображения об этой шлюхе Мартине, — злорадно подумал Рудди. — Видимо, он не отдает себе отчета…»
Натянуто улыбаясь, мистер Чарлтон произнес — говорил он медленно, не спеша, будто бы тщательно взвешивая каждое слово:
— Мистер Харпер! Знаете ли, какова главная причина всех человеческих неурядиц? Главная причина в том, — голос Чарлтона неожиданно приобрел менторские интонации, — что одни люди богаты, другие — менее богаты, а третьи — совсем нищие… Это порождает зависть и, как следствие, конфликты… Я не очень богатый человек, мистер Харпер, во всяком случае — в отличие от вас… В отличие от вас я, можно сказать, совершенно нищий… У меня появилась замечательная возможность если и не сравняться с вами в богатстве, то хотя бы отдаленно приблизиться… Я говорю о разработке заброшенных золотых приисков… Вы отказываете мне… У меня нет никакого иного выхода, как, применив некоторое насилие, заставить вас поделиться со мною малой толикой своих денег… Это ведь тоже бизнес, не правда ли? Значит, вы отказываетесь? — Чарлтон вопросительно посмотрел на собеседника.
«Какой же он все-таки мерзавец, — подумал Харпер. — Законченный негодяй».
Чарлтон повторил свой вопрос:
— Вы отказываетесь от моего предложения, в последний раз спрашиваю?
Деннис категорично покачал головой.
— Да.
— В таком случае, мистер Харпер, от мер кроткого увещевания мне придется перейти к мерам принудительного воздействия…
Харпер из последних сил сдерживал себя, чтобы не заехать негодяю в переносицу.
— Каких именно, если не секрет? — приглушенным голосом спросил Деннис.
Мистер Чарлтон ехидно заулыбался.
— Придется подкинуть кое-какую информацию о вас и вашей закулисной жизни, которую вы, ко всему прочему, называете личной. Представьте себе: в один прекрасный день вы покупаете газету и видите на первой же полосе свою фотографию и какую-нибудь, ну, очень скабрезную шутку — это может быть и заголовок к газетной статье, и подпись под фотографией. Я представляю, какой ажиотаж это вызовет во всей Австралии… — Чарлтон с показным сожалением покачал головой. — А что скажет ваша мать, уважаемая Стефани Харпер? Что скажет она, — интонация Чарлтона приобрела патетический оттенок, — когда узнает, что ее любимый сын, вместо того, чтобы…
Короткий удар — и Чарлтон, потеряв равновесие, свалился спиной на пол вместе со стулом, при этом опрокинув на себя весь кофе. Удар — это скорее был даже не удар, а оплеуха — был не слишком силен, но очень неожиданен: Чарлтон мог предвидеть что угодно, но только не это…
Медленно вынув из нагрудного кармана пиджака носовой платок, Деннис вытер руки.
— Если ты… Если я тебя тут еще хоть раз увижу… — не договорив, Харпер под удивленные взгляды утренних посетителей вышел из кафе…
Сидя перед телевизором, мистер Чарлтон угрюмо наблюдал на экране сцены охоты на кенгуру. Настроение было совершенно подавленным: с того момента, как он, Чарлтон, получил от Харпера оплеуху, прошло уже шесть часов. Близился вечер. Чарлтон щелкнул пультом дистанционного управления — телевизионный экран погас. Пройдя на кухню, Рудди открыл холодильник и, взяв большую бутыль с виски, налил себе в стакан.
«Сволочь, — думал он, вспоминая утреннюю беседу с Харпером. — Гнусная сволочь… Щенок… Молокосос… Нет, придется его проучить. Не будь я Рудольфом Чарлтоном, если спустя месяц он не приползет ко мне на коленях и не начнет униженно молить о прощении…»
Залпом осушив стакан, Рудди откинулся на спинку стула.
«Что ж, — продолжал он свои размышления. — Что ж, мистер Харпер, ты сам этого хотел. Во всяком случае, я честно предупредил тебя о последствиях… Ты знал, чем все это может кончиться, ты прекрасно знаешь, какие неприятности теперь тебя ожидают…»
Когда Рудди говорил Харперу о том, что его фамилия может всплыть в каком-нибудь бульварном листке, он имел в виду прежде всего своего старого знакомого Фила Якобса, владельца и издателя бульварной газетенки «Обнаженная правда», пользующейся стойкой популярностью у весьма специфической читательской публики: домохозяек, чьи эстетические запросы не простирались далее просмотра телесериалов «с продолжением» и прослушивания «мыльных опер», низкоквалифицированных пролетариев, сутенеров, проституток самого последнего пошиба, продавцов и продавщиц мелкой розницы, водителей трейлеров — словом, тех, кого сам Якобс презрительно именовал «чернью». Чарлтон был абсолютно уверен, что Якобс наверняка заинтересуется этим делом и сумеет раздуть из него самую большую сенсацию этого сезона.
Хотя многие, в том числе и сам мистер Чарлтон, всегда относились к изданиям уровня «Обнаженной правды» с высокомерным презрением, чтобы не сказать — с брезгливостью, тем не менее, они отлично знали цену публикациям подобного рода. Общеизвестно, что скандал вокруг принца Чарльза также начался с подобных газеток, однако спустя какое-то время приобрел масштабы общенационального… И если подобные издания не щадят не только наследных принцев, не только родственников президентов и сенаторов, то какой-то там Деннис Харпер… Тем более, что фамилия его обидчика была в Австралии, что называется, «на слуху».
Взяв записную книжку, Чарлтон открыл ее на нужной странице и, найдя искомый номер, потянулся к телефонному аппарату.
— Алло?
Трубку поднял сам Якобс.
— Слушаю.
— Привет! — произнес Чарлтон.
Воообще-то у Рудди было не столь много людей, к которым он мог так запросто обратиться — «привет!», но Якобс, друг детства, был одним из немногих. Еще мальчишками, живя в Новом Южном Уэльсе, они вместе охотились на кроликов, опустошавших сады местных землевладельцев, вместе бегали в школу, вместе запускали воздушных змеев. Якобс, человек сложной и запутанной судьбы, в трудные минуты жизни не раз обращался за помощью к своему старому другу детства — и Чарлтон ему никогда не отказывал. Непонятно, правда, какими соображениями руководствовался Рудди, помогая Филу; во всяком случае, за глаза он частенько отзывался о своем друге весьма и весьма нелицеприятно.
