Голос у командира был негромкий, добрый, уважительный. Черный удивился: ждал разноса, а тут — просьба. Непривычно… Он вздохнул. Конечно, можно попробовать, отчего ж… Раз надо…
Чем больше говорил Горегляд, убеждая его в крайней необходимости заменить двигатели за сутки, тем бодрее и решительнее становился главный инженер полка.
— Убедили, товарищ командир!
— Прекрасно! Прошу тебя, Олег Федорович, немедля отправляйся в ТЭЧ и готовь бригады. Из эскадрилий возьми лучших техников и механиков. Не забудь о ночном освещении. Мы с замполитом перекусим и подъедем к тебе, поговорим с людьми, попросим их.
Черный поднялся и заспешил к ангару, мысленно прикидывая план работ.
Из столовой Горегляд и Северин отправились в ТЭЧ. Подъезжая, они увидели перед ангаром две группы одетых в комбинезоны людей. Черный заканчивал инструктаж.
Завидев командира и замполита, он негромко подал команду «Смирно!» и доложил Горегляду.
Горегляд заговорил неторопливо и рассудительно, расхаживая вдоль строя и сцепив руки. Казалось, в нем ничего не было от начальника, и даже ровные шеренги строя выгнулись, образовав полукруг. Горегляд не учил Стоявших перед ним людей, как лучше организовать работу, это они знали сами; он просто надеялся на всех, он был уверен, что каждый сегодня, когда усложнилась обстановка, поработает за двоих, и от этой его уверенности у механиков и техников светлели глаза.
— Товарищ полковник, мы все поняли. Хочу сказать вам, что каждый потрудится на совесть. — Муромян еще что-то хотел добавить, но не смог. Досадуя на себя, виновато заморгал глазами, ссутулился и шагнул на свое место, во вторую шеренгу.
— На таких вот, как Муромян, готов во всем положиться, — произнес Горегляд, полуобернувшись к замполиту. — С ними не только двигатели за одну ночь сменишь — горы свернуть можно!
Северин утвердительно кивнул.
Черный подошел к Горегляду:
— Будем начинать?
Тот, казалось, не слышал. Потом, будто очнувшись, заторопился:
— Да, да, Олег Федорович, начинайте!
Подготовку к летной смене Горегляд и Северин завершили поздно, когда над гарнизоном повисла темная ночь. Выйдя из штаба, оба уселись в газик и, растолкав уснувшего шофера, двинулись к ангару. По дороге на стоянку оба молчали и заговорили лишь после того, как вышли из машины и Горегляду доложили оба руководителя бригад.
В ангаре было светло, люди не суетились, работали молча и сосредоточенно. Во всем чувствовался порядок, Горегляд обошел обе машины, заглянул в кабины и, довольный тем, что увидел, вышел на улицу, в темноту.
— Надо бы чайком погреть людей. Лучше бы приварок какой, да где его взять? Пусть подвезут хлеба и по куску сала, — вслух подумал он, прикуривая сигарету, — Как думаешь, комиссар?
— Дельное предложение.
— Давай-ка вместе позвоним комбату — пусть своего начпрода заставит ночь побыть здесь, в ТЭЧ. Да чтобы приехал не с пустыми руками.
Степан Тарасович подошел к висевшему на стене ангара телефону, попросил соединить его с квартирой командира батальона обеспечения Колодешникова.
— Не спишь? Спал? Рано ложишься, комбат. А мы с Севериным звоним тебе из ТЭЧ. Что случилось? Ничего особенного. Просто сотня людей рядом с нами трудится. Пора заканчивать, говоришь? Рано. Им всю ноченьку вкалывать придется. Ты нам не нужен, отдыхай. Пришли лучше, будь ласка, своего начпрода с харчами. Где взять? А летчики на ужине редко бывают, да и у тебя в загашнике кое-что есть, сам недавно хвалился. Так мы ждем. Сколько людей? — Горегляд вопросительно посмотрел на Черного, тот тихо ответил: «Сто пять человек». — Сто пять, понял? Ну, спокойной тебе ночи! — Положив трубку телефона, Горегляд ухмыльнулся. — Уговорил комбата, покормит. — И, обращаясь к Черному, предложил: — А может, ночью двухсменку ввести: одни работают, другие часика три пусть поспят?
— Разумно, товарищ командир. Сейчас мы со старшими бригад распределим людей по сменам.
— Ну и добро! Есть еще ко мне вопросы? Нет. Тогда мы с комиссаром поедем домой. Завтра всю ночь летать, надо хорошенько выспаться.
Он пожал офицерам руки, сел в газик. Сказал шоферу:
— Домой. Устал как черт. Только не спеши, полегоньку. Надо мозгами поворочать, чтоб завтра легче работалось.
Машина катилась ровно, без подскоков и рывков, и Горегляд, откинувшись на спинку сиденья, молчал. А думал он о днях, которые остались в его распоряжении до того часа, когда он перед строем полка доложит командиру дивизии о готовности к боевому дежурству. Он придирчиво взвешивал все ресурсы полка и мучительно искал скрытые резервы, которые надо немедля пустить в дело. Надо еще разок проверить технику, засадить людей за изучение материальной части самолета, двигателя и оборудования. Без знания техники далеко не улетишь. До первого крутого поворота. Техника, техника…
С этой мыслью он попрощался с замполитом и лег спать, с ней же и проснулся рано утром и, как только увидел Северина, поспешил поделиться с ним своими задумками:
— Дадим задание составить в эскадрильях расписания занятий по изучению техники. Начинать рабочий день и завершать изучением самолета. Сегодня, перед тем как сесть в инструкторскую кабину, начну беседу с летчиком проверкой его знаний по технике; закончу полет — снова вопрос по самолету. Тебе тоже советую. Объявляем в полку декаду техники! А тебя прошу позаботиться о гласности и наглядности. Смелее показывай лучших и отстающих. Соревнование развернуть…
— Короче, десять дней, которые потрясут полк… по технике!
— Правильно! Именно потрясут!
Горегляд взялся за дело горячо. По полку пополз слух, что он поставил низкую оценку по знанию систем самолета даже Брызгалину. Летчики и техники, подготовившись к полетам, спешили в учебную базу, где работал консультационный пункт, дежурили инженеры, с утра и до позднего вечера работала техническая библиотека.
После той памятной ночи, когда в ТЭЧ за сутки были заменены двигатели на спарках, утром к Горегляду в кабинет зашел Брызгалин. Горегляд не знал, что недавно Эра Брызгалина категорически заявила мужу:
— В этой дыре я больше жить не собираюсь! Твой Махов — болтун. Поеду к папе, он нам поможет.
Брызгалин пытался успокоить жену, но ему это не удалось. Спал плохо, и когда появился перед Гореглядом, тот окинул его внимательным взглядом.
— Спарки облетывать под облаками нельзя! — решительно произнес Брызгалин.
— Вы правы, но мы и не собираемся на этих спарках летать выше пяти тысяч метров. Установится погода, сразу же облетаем.
— Это нарушение, — упрямо твердил Брызгалин.
— Мы вынуждены пойти на облет по неполной программе, ибо ждать белых мух не можем! Нам скоро заступать на боевое дежурство. Формально вы правы, а по существу — нет. Неужели вас не волнуют интересы полка?
— Волнуют, Но волнуют и недостатки. Вы сегодня дали указание проводить одну предварительную подготовку к двум спаренным летным дням. Это опять нарушение существующей методики.
— Вы читаете газеты и журналы? Читаете. Хорошо. В одном из номеров авиационного журнала опубликована статья с изложением опыта более чем годовой работы полка по новой методике: одна предварительная подготовка на два летных дня. Экономия времени?
— Журнал — еще не официальный документ. Это во-первых. А во-вторых, вы-то сами представляете всю опасность такого новшества?
— Никакой опасности не вижу! — отрезал Горегляд.
— Техсостав раньше готовил самолеты каждый день, а по вашей методике — один раз на два дня сразу. Отлетали, залили топливо, зачехлили и — по домам. Утром сбросили чехлы — летите, голуби! Что случится, голову снимут!
— Мне в первую очередь и вот ему, — Горегляд кивнул в сторону Северина, — во вторую, а может, обоим одновременно. По поводу того, что отлетали, залили топливо — и домой, не правы. После полетов инженеры и техники проведут тщательный осмотр самолетов. — Он подробно объяснял новый метод подготовки техники и людей, но чувствовал, что Брызгалин не слушает. «А, черт с тобой! — раздраженно подумал Горегляд. — Хоть на голове кол теши, а ты все свое. Не переубедишь. Лишь бы ответственности поменьше…»