– Игра окончена, Сильвио Контарини, – тонким голосом прошипел незнакомец. – Именем кайзера…

Он резко замолчал, рот его округлился в беззвучном «о», и изо рта хлынула кровь. Постоял, покачиваясь, еще секунду-другую, потом поднял глаза к багровому рассветному небу и с громким плеском перевалился через леер в воду. Тело его спиной кверху слабо закачалось на волнах.

– Что случилось, Сильвио? Он мертв?

Магдалена облегченно вскочила и только тогда увидела арбалетный болт, торчавший из спины незнакомца.

– Корм для рыб, – прохрипел Сильвио.

Он ненадолго задержал взгляд на трупе, медленно уносимом течением, после чего повернулся к берегу.

– Самое время! – прокричал он в сереющий мрак. – Maledetti![22] Почему раньше не выстрелил?

– Не мог, господин, – донесся с берега низкий голос. – А то еще вас бы зацепил, пока вы там скакали.

В следующее мгновение из тьмы выступили трое мужчин, один из них держал в руках здоровенный арбалет. У Магдалены перехватило дыхание. Это были те самые неотесанные увальни, что играли в трактире в карты с венецианцем! Теперь она поняла, что за шаги слышала в темноте во время бегства. Трое молодчиков, вероятно, прислуживали Сильвио; неотступно следуя за ним, в последний момент они сумели спасти господину жизнь.

Но почему они вообще покинули безопасный трактир? И что незнакомец имел в виду, когда за секунду о смерти упомянул кайзера?

Сильвио с улыбкой подошел к Магдалене, склонился над ней и осторожно убрал с лица прядь волос.

– Mea culpa[23], – прошептал он. – Мне ни в коем случае не следовало подвергать вас такой опасности. Вы слишком для нас дороги. Madonna, до чего я небережлив!

Он печально опустил взгляд, при этом ладонь продолжала перебирать черные локоны.

– Но вы не только красивы, вы еще и умны. Слишком умны. Кроме того, нам необходим человек для продолжения эксперимента.

– Эк… эксперимента? – промямлила Магдалена, и язык отказался ей повиноваться.

Сильвио лишь кивнул.

– Мне и вправду не терпится узнать, как все получится в этот раз. Теперь, после стольких неудач, я не сомневаюсь в успехе.

Сверкнул кинжал. Сильвио поднял перед собой отрезанный локон и учтиво поклонился.

– Прошу вас, оставьте мне это на память.

Трое увальней между тем тоже влезли в лодку. На востоке над крышами медленно поднимался багровый диск солнца.

– А с ней что делать? – проворчал бугай с арбалетом. – За борт?

Сильвио вздохнул.

– Grande stupido![24] По-моему, ее следует связать и заткнуть рот. Она своенравна, а мы же не хотим, чтобы эксперимент снова… – он наморщил лоб, словно подыскивал нужное слово, – накрылся. Так ведь у вас говорят?

Магдалена оцепенело слушала венецианца. И опомнилась, только когда к ней, ухмыляясь, подступили трое молодчиков с канатами.

– Что… что все это значит? – прошептала она.

Сильвио пожал плечами.

– Мы вам все объясним, но только не здесь. Я знаю одно укромное местечко, где нам никто не сможет помешать. Поэтому лучше вам пока помолчать и…

– Как-нибудь без меня, грязный ублюдок!

Подобно изворотливому угрю, Магдалена перевалилась через борт и нырнула в зеленую, пропахшую мочой и гнилью воду. Мутная поверхность реки сомкнулась над головой, дочь палача попыталась отплыть подальше, но в последний момент чьи-то сильные руки схватили ее и втянули обратно в лодку. Девушка отбивалась и вырывалась, но мужчины были гораздо сильнее; совсем скоро она лежала на палубе, связанная, словно рулон материи, и с вонючей тряпкой во рту. И даже теперь она со стонами металась из стороны в сторону.

– Если пообещаете не кричать, я велю вынуть кляп, – с сочувствием сказал Сильвио. – Очень уж он вам не к лицу, поверьте.

Магдалена кивнула и, когда один из помощников выдернул тряпку из ее рта, принялась сплевывать вонючую воду.

– Кто?.. – прошептала она. Закончить вопрос уже не было сил.

– Кто это был? – Венецианец устремил взор в ту сторону, где еще виднелся маленькой точкой труп незнакомца. – Генрих фон Бюттен. – Сильвио одобрительно покивал. – Лучший агент кайзера, великолепный фехтовальщик. Он был единственным, кто мог вам помочь, – по лицу его пробежала едва заметная улыбка. – А вы чуть не зашибли его в соборе… Вот так ирония!

Контарини обозрел водную гладь: по поверхности заиграло багровыми бликами восходящее солнце.

– Мне не терпится приступить к эксперименту, – проговорил он, обращаясь к пособникам. – Пора в путь.

Лодка медленно заскользила по воде.

Регенсбург, утро 26 августа 1662 года от Рождества Христова

Впереди темным силуэтом вырастали ворота Святого Якоба. Над верхними зубьями уже брезжили рассветные сумерки, но ниже, у подножия стен, до сих пор царил мрак.

Почти два часа потребовалось Куизлю, чтобы добраться сюда от епископского двора, при этом навстречу то и дело попадались стражники, и ему приходилось всякий раз прятаться. Несколько раз палач проходил по одним и тем же проулкам или забредал во внутренние дворы, откуда не было других выходов. Один раз два стражника прошагали в полуметре от него, а он вжимался в темень подворотни. В другой раз ему пришлось просто свалиться за навозную кучу, настолько неожиданно появились впереди караульные. И вот он стоял перед воротами, через которые вошел в этот город вечность назад – отсюда же он решил его и покинуть. В тюрьме Тойбер рассказывал, что через эти ворота проезжало множество крестьянских повозок. Куизль надеялся запрыгнуть в одну из них и спрятаться между ящиками, бочками или мешками.

Из своего укрытия за колодцем палач наблюдал за утренней сменой караула. Стражники обменивались приветствиями, но движения их выдавали усталость; солдаты зевали и потягивались. Куизль ухмыльнулся и хрустнул пальцами: по крайней мере, он не один не смыкал глаз этой ночью.

Заскрежетал отодвигаемый засов, громадный, словно бревно; высокие, около трех метров, ворота со скрипом отворились, и в город вкатилась первая крестьянская повозка. За ним последовали батраки в лохмотьях и лоточники с заплечными корзинами: ночь они, судя по всему, провели прямо под городскими стенами. Пропели петухи, и зазвонили церковные колокола – Регенсбург просыпался.

Понаблюдав какое-то время за возней у ворот, Куизль, нахмурившись, решил отказаться от первоначального замысла. Выбираться из города в повозке было слишком опасно: несмотря на усталость, бдительности стражники не теряли. Каждого, кто покидал город, тщательно досматривали. Караульные то и дело пронзали пиками мешки с зерном или заставляли откупоривать винные бочки. При этом ругань крестьян и торговцев их ничуть не беспокоила.

– Заткни пасть, паршивец! – рявкнул вдруг один из стражников на торговца материей, возмущенного тем, что его заставили разматывать каждый рулон. – Думаешь, мне это все в радость? Мы разыскиваем монстра из Шонгау, скотина! Радуйся, что мы следим, как бы этот оборотень тебе глотку в дороге не перегрыз.

– Ну да! – огрызнулся торговец, заматывая материю. – Этот изверг вас в дураках оставил. Вы его упустили, а расплачиваться нам. Если б на службе не нажирались вечно…

– Ты, следи за словами!

Торговец поспешил удалиться, а Куизль лихорадочно соображал, каким еще образом можно выбраться из города. Взгляд его скользнул вдоль стены, к северо-западу, где над некоторыми домами поднимался дым из труб. Еще по прибытии в Регенсбург палач заметил, что завалы, оставшиеся там с Большой войны, до сих пор не расчистили. Оборонительные сооружения перед городом находились в ужасающем состоянии, всюду зияли проломы, и поросшие травой развалины указывали на то, что на восстановление у города денег сейчас не хватало. Может, и в стене где-нибудь найдется лазейка…