– Ради Пресвятой Богородицы, не делай мне ничего, – пропищал человечек; он чем-то напоминал Куизлю облезлого хорька. – Я не желаю тебе плохого. Меня послал Тойбер!

– Тойбер? Как, черт возьми…

Только теперь Якоб заметил, что от оборванца воняло, как из выгребной ямы. Палач понял вдруг, что же напоминала ему своим цветом рубашка собеседника. Должно быть, человек этот буквально купался в навозной жиже.

– Откуда Тойберу знать, что я здесь? – прорычал Куизль и угрожающе поднял руку. – Говори правду, а то…

Хорек пригнулся еще ниже.

– Мы следили за тобой с того момента, как ты сбежал с епископского двора. Палач приказал. Он велел привести тебя к нему.

– Так ведь я… – начал Куизль.

Хорек забегал маленькими живыми глазками.

– Ты чуть было не ускользнул от нас. Слава богу, кое-кто из наших увидел тебя с другой стороны, под арками. Занятный проходец, мы…

– Не распинайся, – перебил его палач. – Говори лучше, кто ты.

Впервые за все это время человечек ухмыльнулся. Он был почти беззубым – только один черный обломок торчал из-за растресканной верхней губы.

– Я? Наверное, все-таки мы, – он легонько поклонился. – Можешь называть нас золотарями.

У Куизля на секунду отвисла челюсть.

– Зо… золотарями?

Хорек зашагал прочь.

– Идем, сам все поймешь.

Куизль задумался, а потом двинулся вслед за сгорбленным человечком. На ловушку все это не слишком походило. Никто не знал о его дружбе с палачом Регенсбурга. Кроме того, достаточно было лишь крикнуть или махнуть рукой, чтобы привлечь внимание стражников у ворот. С какой стати вонючему хорьку врать без нужды?

Его провожатый засеменил к северу вдоль городской стены, при этом то и дело осторожно оглядываясь по сторонам. В столь ранний час людей на улицах почти не было, да и те странным образом обходили грязного человечка.

Через некоторое время палач обратил внимание, что дома вокруг становились все беднее. Большинство из них лишь сколоченными наскоро хибарками жались к городской стене. По переулкам высились кучи грязи, и навозная жижа ручьем перетекала по канавам, служившим выгребными ямами. Временами Куизлю и его странному спутнику приходилось по щиколотку брести в этой слизи, а худые, оборванные дети играли там в шарики. Мимо прокатила повозка, груженная навозом и трупами животных, и управлял ею не менее грязный возница. Хорек обернулся к палачу и подмигнул.

– Район здесь всегда был не из лучших, к стене близко очень. Но после войны мы тут вообще, можно сказать, сами по себе живем. – Он хихикнул и показал на свой нос. – Почти пришли. Просто на запах надо идти.

Наконец они добрались до самой крайней точки города, здесь под острым углом смыкались северная и западная стены. Палач с облегчением заметил, что неподалеку в стене и вправду зиял пролом. Правда, он был завален чем-то таким, что распознать удалось, только присмотревшись внимательнее. А распознав, Куизль невольно задержал дыхание.

Перед ним метра на два высилась гора зловонных и склизких нечистот.

Якоб отступил на шаг и ладонью зажал рот и нос. Кроме навоза, в куче виднелись также разлагающиеся трупы кур, кошек и собак. Палач разглядел среди них даже свиную тушу, в пустых глазницах которой копошились белые жирные личинки.

На самом верху навозной горы, усмехаясь, стоял Филипп Тойбер.

– Вот и свиделись опять, Куизль, – прогремел он, уперев руки в широкие бедра. – Могу поспорить, столько дерьма ты за всю свою жизнь не видел, верно? – Палач Регенсбурга осторожно спустился по склизкому склону, при этом сапоги его по колено тонули в жиже. – Не то что в твоей баварской деревушке.

– А ты прямо-таки возгордился, смотрю, живодер старый! – Куизль с отвращением отвернулся, и все же по лицу его пробежала тонкая улыбка. Еще недавно Тойбер пытал его, а теперь палач считал его настоящим другом. – Мне бы следовало догадаться, что ты меня не оставишь в покое.

Якоб осторожно огляделся в поисках возможных преследователей. Краем глаза он заметил, как неподалеку от них несколько человек с повязками на лицах грузили нечистоты на две повозки. Хорек тоже трудился среди них. Внимательные взгляды с любопытством следили за палачом.

– Им можно доверять, – сказал Тойбер. – Если кто-нибудь из них тебя выдаст, я ему все кости переломаю и, как дохлую клячу, к остальным трупам брошу. – Он улыбнулся. – К тому же ты один из нас. Палач. Неприкасаемый. Как шлюхи, нищие, шуты или живодеры. Я так думаю, нам всем надо вместе держаться.

Куизль кивнул на осклизлую гору, с которой на землю то и дело соскальзывали какие-нибудь комья.

– Что вы делаете со всей этой дрянью? Закапываете?

Тойбер помотал головой и показал за спину.

– Отсюда грязь отправляется прямиком в Дунай. По нескольку повозок в день. Город неплохо платит нам за это.

– Вам?

Тойбер смачно сплюнул.

– Я здесь только приказы раздаю. Всю работу делают живодеры и золотари. Обчищают выгребные ямы и свозят все дерьмо сюда.

Куизль глянул вниз: под ногами перетекала желтая, блестящая жижа.

«Золотари…»

Так вот что хорек имел в виду!

– Настоящее золото, – Тойбер кивнул на киснущую под восходящим солнцем кучу. – Кажется, какой-то римский император говаривал, что деньги, мол, не пахнут. Поверь, если б не мои ребята, этот город захлебнулся бы в собственном помете.

– Как ты меня нашел? – спросил вдруг Куизль.

– После того как ты сбежал от Толстухи Теи, мне в ратуше головомойку устроили, – пробормотал Тойбер. – Думаю, высокие господа знают, что это я тебе помог, но доказать ничего не могут… – Он хлопнул Куизля по левому перевязанному плечу. – Ну что, зажило? Я же говорил, мое средство…

– Потише, коновал ты треклятый, – перебил его Куизль. – Лучше говори, как дальше было.

Тойбер поймал одну из сотен навозных мух и раздавил ее между пальцами.

– То, что ты спрятался у епископа, весь город уже знает, – ответил он наконец. – Я понял, что рано или поздно тебе придется оттуда выйти, вот и попросил своих золотарей побродить там, да не зевать. Они могут углядеть больше любого солдата, а сами остаются в тени. – Филипп вытер пот и грязь со лба. – Но и от этого тебе сейчас толку немного. Тебе уходить надо, и как можно скорее.

– Прежде мне нужно еще кое-что уладить, – проворчал Куизль.

– Могу представить, что именно. Вот поэтому я и велел тебя привести. – Тойбер заглянул Куизлю в глаза и продолжил уже медленнее: – Я выяснил, кто этот третий дознаватель. Толстая Тея мне рассказала.

Куизль задумчиво оглядел городскую стену, словно бы что-то учуял за ней.

– Полагаю, сегодня ночью я тоже это узнал. Если это тот, о ком я подумал. Хотя вообще такого быть не может… – Якоб запнулся. – Он оставил мне письмо. Письмо от покойника.

– Вайденфельд? – изумленно спросил Тойбер. – Но…

– Вайденфельд, ха! – Куизль вынул скомканную записку, которую всего пару часов назад нашел у себя в кармане. – Этот ублюдок был в резиденции! Я сначала решил, что сон видел. Пока это вот письмо не нашел.

Он взял записку кончиками пальцев, словно отправитель обрызгал ее ядом.

– Должно быть, сунул мне ее, пока я спал. Наверное, подкупил стражников и пробрался незаметно ко мне. Или же это призрак… – Якоб помрачнел. – Этот человек мертв. Я собственными руками его убил. Его не может быть в живых.

– Призрак или нет, – заметил Тойбер, – но если он хочет с тобой поквитаться, то почему просто не перерезал тебе горло, пока ты спал?

– Ему этого мало. Он хочет терзать меня до последнего. Взгляни.

Якоб протянул Филиппу записку. Тот прищурился и пробежал глазами несколько строк, после чего тихо присвистнул сквозь зубы.

– И что, это все правда?

Куизль скрежетнул зубами.

– Я… сам не знаю. Но все ногти этому ублюдку повыдергаю, пока не выясню. А если это призрак, то я его самолично обратно в ад загоню.

Тойбер наморщил лоб.

– Но где ты собираешься искать его? Ты же понятия не имеешь, где шляется этот проклятый Вайденфельд. К тому же я до сих пор не пойму, что это за имя такое. Во всяком случае, того, третьего, по-другому зовут. Это…