Захватив по бокалу красного полусладкого, мы перешли к освободившемуся столику у стены. Елена вальяжно устроилась на обитом красной тканью диване, закинув ногу на ногу, я села рядом. Выход с этого места просматривался превосходно.

Откинувшись на спинку дивана, я рассматривала кровососов на площадке, медленно потягивая терпкий напиток. У меня нет привычки, наблюдать за объектом интереса украдкой, бросая косые взгляды. Есть в этом что-то возмутительно постыдное. И так неловко, если твой взгляд перехватывают. Лучше уж откровенно пялится и в случае чего сделать вид, что смотришь за спину интересующему человеку.

Хозяином «Зеленого фонаря» была загадочная личность – некто по прозвищу Баал-Зеев. Заведением он руководил со дня его основания, то есть уже больше сотни лет, что наводило на некоторые подозрения и размышления. Например, относительно причины его долгожительства. Помимо основной деятельности этот мужчина с претензионным прозвищем оказывал разного рода услуги по сбыту и покупке редких и не вполне законных ингредиентов, чар и эликсиров.

По роду деятельности я знала о его существовании, но лично дел с ним не имела, этим обычно занимался один из моих коллег. Елена это место тоже не очень жаловала, раз за разом отказываясь ходить сюда.

Елена кстати сегодня выглядела элегантнее и красивее чем всегда, если такое вообще возможно. Выпила меньше обычного и не пожелала встречаться с хозяином «Зеленого фонаря» лично, с равнодушной, будто налепленной на лицо, улыбкой передав посреднику кристалл с душой.

Через пятнадцать минут посредник вернулся с маленькой коробочкой, которую вручил ведьме вместе с кристаллом. Елена посмотрела на мужчину и пальцы ее дрогнули. Я слышала эмоции, проскальзывающие по нашей связи: смятение, сожаление. Боль.

– Пойдем, – она взяла кристалл, оставив листья вереска на столике.

Я вышла из ресторана вместе с ней, хотя не притронулась к оплаченному и нетронутому ужину. Вышла, не представляя, где еще мы сможем достать этот редкий компонент.

В баре я позволила Елене осушить бокал вина, прежде чем спросить у нее – расстроенной и ничуть не опьяневшей, – что произошло.

– Мне было семнадцать, когда я приехала в этот город, – издалека начала ведьма. – Без образования, с мечтами о чем-то великом и мыслями забитыми музыкой и отрывками умных книг. Жизнь представлялась легкой и радостной, я еще не открыла в себе дар.

Она замолчала и, достав мундштук, закурила. Губы нервно подрагивали.

– Вдруг оказалось, что таких как я здесь сотни. Тысячи. И десятки тысяч куда более талантливых и красивых. Чтобы не возвращаться к матери поджав хвост, пришлось стать содержанкой. Я продавала себя за деньги, как и любая из шлюх. Утешала себя: это временно, отучусь и брошу…В этом намного больше боли и намного меньше удовольствия чем принято думать. А потом встретила его. Мне было двадцать, и я была не таким доверчивым цветочком. Меня восхитил это мужчина, зрелый, знающий чего хочет от жизни и умеющий этого добиться. Умелый любовник и интересный собеседник. Он показал истинную красоту этого мира и научил пользоваться живущими во мне силами. Все что я умею, показал мне он. Мы были вместе два года.

Елена заказала еще вина. Отпив глоток, провела пальцем по краю бокала.

– У нас разные взгляды на жизнь. Он считает, цель всегда оправдывает средства. Всегда. – Она медленно выдохнула струйку голубоватого дыма. – Я была содержанкой, Гели, а он – очень щедрым. Но я вернула все его подарки. Мне хватало воспоминаний. Они бесценны и будут со мной до последнего моего вдоха, да и потом тоже. И потом, никакая вещь не заменит поцелуя или оставленного на постели запаха. Я хотела показать – он для меня значит больше, чем кто бы то ни было, и была я с ним не ради денег. А вышло так, что просто его оскорбила.

Я положила руку на плечо подруги и кожа под шелком была обжигающе горяча. Она подняла глаза вверх, сверкающие как покрытая росой листва.

– Знаю, я неблагодарная тварь. Ушла от него, швырнула в лицо все, что он дал мне и теперь… он отказывается от платы, будто я до сих пор принадлежу ему. Или показывает что и сам ничего от меня не примет.

– Ты все еще любишь его?

– Любовь… – горько прошептала Елена. – Любовь не исчезает бесследно, она оставляет в сердце рану – с каждым разом все большую. Пока однажды в груди не останется ничего кроме пустоты…

– Вставай, – я протянула Елене руку. – Пройдемся, поговорим, посмотрим на звезды. Пустоту не заполнишь алкоголем, не зашьешь нитями дыма.

– Ты поэтична сегодня.

– Это не я, это вино.

И мы пошли. Кутаясь в плащи, рассматривая старинные дома, болтая обо всем и ни о чем. О чем-то кажущимся таким важным пока звучат слова, и становящимся пеплом едва мысль озвучена. Мы бродили пока не оказались на задворках Заречья, там, куда редко заходили благопристойные жители города. Не лучшая идея бродить по таким улицам, когда ведьма выпила и не может колдовать.

Когда из густой тьмы выступили две фигуры, я поняла, что добром вечер не кончится. Нас будут, как минимум насиловать и грабить, а как максимум – убивать.

Я не понимала как в обществе, настолько пропитанном сексом, развратом и равнодушием, могут вырасти девушки столь нежные, что всю жизнь мучаются из-за изнасилования. Особенно если оно совершено незнакомым мужчиной, и не повлекло за собой увечья. Отцы-основатели, взять те же средние века – тогда практически каждая женщина независимо от ее происхождения подвергалась насилию, как во время набегов, так и в мирной жизни, законным мужем. Притом, хороших врачей, психотерапевтов и сюсюкающих родственников не было. Почему я должна считать себя опороченной? Это маньяк напал на меня. Вот он и пусть боится и шарахается от каждой тени.

Есть вещи страшнее. Пытки, например. Дыба, испанский башмачок, пирамида или ослепление, когда к лицу подносят раскаленный клинок и держат его до тех пор, пока глазные яблоки не сварятся. Цинично но факт: можно прожить всю жизнь с болью в разбитом сердце, но после того как вспорют брюшину и намотают внутренности вокруг шеи, жить нельзя – доказано инквизицией.

– Ребята, а может, вы нас изнасилуете по-быстрому, и мирно разойдемся? – вежливо предложила я, рассматривая противников и примеряясь как их лучше обезвредить. – Вы все равно потратите деньги на девочек и выпивку, так что будем считать, вы нам заплатили.

Мужчина замахнулся зажатой в руке трубой с остро заточенным концом, не желая идти на контакт. Перехватив руку, я ударила противника ногой в пах, потом по коленной чашечке. Бандит сдавленно охнул от боли, и отправился в обморок от удара по голове. Кто сказал, что я не кровожадна? Не люби я хорошую драку, едва ли бы стала йорт. Так что да здравствует насилие. Нет ничего лучше момента, когда злодей получает по заслугам.

Я метнулась ко второму бандиту. Он отвлекся, схватив Елену за волосы и намереваясь разбить ей, лицо о стену, и я успела пнуть его в копчик. Кость хрустнула, мужик рухнул на асфальт. Звук вышел глухой, будто на землю бросили мешок с мукой.

– В управление позвоним? – Елена деловито обшаривала карманы «жертв» когда они начали спазматически содрогаться, скребя пальцами асфальт. Грудные клетки ходили ходуном в судорожном дыхании. Кожа сначала смертельно побледнела, а потом посинела. Последний выход прозвучал как змеиное шипение.

Елена протянула руку и приложила два пальца к шее ближайшего «грабителя».

– Эй, да он отъехал в мир иной!

Проверила второго и скривилась:

– Мертв как гвоздь, – ведьма провела ладонью над телом. – Аркан подчинения, психоматрица и…

– …активация фибрилляции желудочков сердца вызывающая его остановку в случае неудачи, – закончила я.

– Ого, – ведьма одобрительно посмотрела на меня. – Ты оказывается, не пробка от шампанского.

– Ну, на счет фибрилляции это скорее предположение. Даю пять процентов на асистолию. В любом случае итог сомнений не вызывает, уж очень характерные симптомы. Синюшность, спазматическое дыхание в последние минуты перед смертью… с «прилег поспать» не перепутаешь.