– Мама, за что ты так со мной?

Он протянул к ней руку, и она отдернула подол, брезгливо поджав губы, будто прикосновение могло ее испачкать.

– Я тебе не мать! Твоей матерью была шлюха допустившая кровосмешение! Уясни это.

Она приподняла юбки и, обойдя Гая по широкой дуге, вышла из гостиной.

– Не желаю видеть тебя, – сказала она, остановившись на пороге. – Ты – самое большое разочарование моей жизни.

Он остался на месте, с окаменевшим лицом и безжизненным взглядом. Мне было больно, но его боль была больше. Самое меньшее, что я могла сделать это подойти и обнять, разделить с ним горе. Только в глубине души бился страх быть отвергнутой, ведь причиной его бед – я.

– Я урод, – тихо сказал он. – Я. Урод.

Я посмотрела на него и уловила новую вспышку боли – он боялся удара с моей стороны так же так и я с его. Так что я шагнула вперед и прижала его к себе. Молча, ибо какие слова уместны в такой ситуации и чем они могут помочь? Что мне сказать?

В один момент лишиться матери, пережить безобразную сцену и узнать, что ты вовсе не тот, кем считал себя всю жизнь – это может сломить кого угодно. Я привлекла его к себе надеясь отвлечь от тягостных мыслей. Осмыслить все он сможет позже, когда немного поутихнут обида и разочарование. Главное не дать ему превратить их в гнев и ненависть.

Йорт дословно означает «они». Йорт – название службы и ее людей, одновременно охрана, разведка, войско. Каждый оперативник универсальная сила. У нас нет должностной инструкции в человеческом понимании слова, мы делаем то, что нашему народу нужно прямо сейчас: спасаем раненных, зачищаем территорию, казним изменников, роем окопы… или даже варим кашу в полевой кухне. И главное – мы йорт, а не фанатики. Мы храним народ, и мы сами часть народа, значит, храним и себя.

Так что, милый мальчик, прежде чем склонить голову на плаху, трижды подумай, стоит ли игра свеч. Героизм никому не нужен, даже спасенным тобой. Взвесь чего стоишь ты, и чего стоят те, кого ты собираешься спасти. Только объективно.

– Плечи расправить, живот втянуть! – я шлепнула Артура пониже спины. – Задницу не отклячивай, ты йорт, а не девочка-сосулька.

– Есть, нотта Хельм! – Артур щелкнул каблуками. Позер.

– Изыди.

Артур – я все никак не могла заставить себя называть его братом, – покинул кабинет, как и полагается: молча и с ничего не выражающим лицом. Еще бы, хороший тон оперативника – не дай противнику шанса угадать, что случится в следующий момент. Вот и приходится учить младших «покер фэйсу» в лучших традициях. Режет ли он хлеб или сносит голову врагу, никаких эмоций. Некоторые сотрудники так вживаются в роль, что даже сексом занимаются с таким же равнодушным выражением.

В двери постучали, и в кабинет вошла Елена. Она улыбнулась мне и усела в кресло напротив, скрестив длинные ноги и чинно сложив руки на ореховой столешнице.

– Посмотри-ка, да ты никак движешься по карьерной лестнице! – она прошлась любопытным взглядом по убранству кабинета. – Кабинет выделили.

– Лучше бы зарплату повысили.

– Ты все еще одна, – сказала она тоном деревенской бабки-шептуньи, чей эликсир сладострастия не дает результатов вот уже пятый флакон подряд.

– Я слишком молода и честолюбива.

– Пока ты рассуждаешь о честолюбии твоя вторая половина, где-то там вынуждена самоудовлетворяться. Не стыдно тебе?

Это было не так, но я наклонилась вперед и, понизив голос, сказала:

– Для тех, кто уличен в кровосмесительной связи, у нас предусмотрена ритуальная казнь, «летящий орел». Втыкают в грудную клетку крюк с веревкой и сбрасывают человека с обрыва. Когда веревка натягивается, грудная клетка раскрывается как два крыла.

Елена встала и подошла к шкафу, наугад взяла одну из книг, пролистала. В длинном платье, с распущенными завитыми волосами она выглядела канонической ведьмой, разве что не рыжеволосая. Вот уж не знаю, почему всех рыжих считают ведьмами, может они на костре лучше смотрятся? Закатное солнце, трепещущее белое платье, кудри по ветру как лепестки огня…

– Ну а ты? Так и будешь водить Анастаса за нос? – я не думала, что Елена будет сохнуть по демону. – Мы из-за твоих чувств к нему чуть не завали расследование.

– Я прятала от тебя мысли не потому, что хотела его выгородить, а потому что мне было стыдно. Сначала я пропустила мимо ушей слова, видевшего жертву мужчины, а потом повела себя как последняя садистка. Да еще и не просмотрела его память! Разгадка лежала у нас перед носом, а я прошляпила ее из-за чувства мнимого превосходства над людьми и… гуманизма.

– Упустить такую рыбку? Подумай, он отнюдь не плох. Идеальных мужчин нет, есть приемлемые. Анастас один из них. Особенно сейчас, когда он на время выбросил политику из головы.

– Хватит с меня экзотики, – отмахнулась Елена. – Найду себе человека, выйду замуж и будем жить-поживать, детей наживать. Я буду говорить, что у него большое …хозяйство, а он – что у меня грудь что надо. Чтобы все как у всех.

– Как же твоя философия удовольствия? Каблуки, искры и все такое? – в ответ Елена пожала плечами. – Отцы-основатели, тебе только двадцать семь! Даже люди в большинстве своем остепеняются лет в тридцать – тридцать пять.

– Ты говоришь так, будто я собралась замуж за твоего сына.

В самом деле.

– В отличие от некоторых счастливчиков я проживу не тысячу лет, даже не двести как чистокровный вард. Сотню в лучшем случае. У меня нет времени на развлечения с теми, в чьей памяти я останусь одной из многих, просто эпизодом.

– А как же… любовь?

Она помедлила с ответом, закусила губу.

– Что будет, когда любовь кончится? Ты придешь в себя на обочине жизни: уже не молодая, эмоционально опустошенная. Чувства чувствами, а немного планирования никому не повредит.

– У меня конгвитивный диссонанс. Кто ты, и что сделала с моей подругой?

– Считай, я повзрослела.

– Да ладно, я видела эти горячие многообещающие взгляды. У вас двоих выразительное невербальное общение. Ты принимала эту особенно позу с выпяченным низом живота, трогала волосы и махала запястьем у него перед носом, а его взгляд не выныривал из твоего декольте, при этом глаза у него были как у наркомана – радужки совсем не видно. А это трогательное прощание… воздух трещал от напряжения. – Я сузила глаза, и искоса посмотрев на подругу, уточнила: – Ведь он сказал тебе имя?

Костяшки на судорожно сжатых пальцах Елена побелели. Ноздри ее раздувались, губы сжались в тонкую линию.

– Предлагаешь вызывать его на ночь? – голос ее звучал глухо.

Обогнув разделяющий нас стол, я положила руку ей на плечо. До меня дошли отголоски ее чувств: тоска по его остротам и кеннингам, перепалкам и ссорам. Неожиданному пониманию и помощи.

– Должен быть какой-то способ…

– Это только в сказках можно соединить не сочетаемое. В реальной жизни лучше и не пробовать, потому что получишь лишь горечь и разочарование. – Она поднялась, и я убрала руку. – Счастливого нового года, подружка. Не забудь загадать желание в полночь и передавай Гаю мои поздравления.

Она вышла, тихо прикрыв за собой дверь.

Так уж устроен этот мир – получить свой кусочек счастья непросто. Приходится идти против общества, преступать мораль и закон, лгать и изворачиваться. Обществу свойственно клеймить все, что доставляет наслаждение. Стоит ли несколько мгновений полета боли падения?..

Я подняла жалюзи. Мир за окном был укрыт толстым слоем снега. Впервые на моей памяти синоптики не ошиблись. Настал час их славы: прогноз об экстремально холодной зиме сбылся, и природа радовала тридцатиградусным морозом. А порой ртуть в термометре опускалась и до тридцати пяти.

Как всегда коммунальное хозяйство к такому повороту событий оказалось не готово. Кто бы сомневался. В городе периодически исчезали свет, вода и прохожие. На улицу без крайней нужды старались не выходить. На работу провожали как в последний путь.