Владислав Павлович слушал и в чем-то узнавал себя. Ведь и он был маловером, когда ходил с Розенфельд по свалке, когда своей подписью зачеркивал ее предложение. И вот теперь дилетантство, бывшее прежде в нем, как в зеркале, отражалось в других. Барьер предубеждения к пластмассам вырос в стену. Конечно, тут сыграли роль и их первые неудачные опыты. Неудачи помогли отвратить от «капрона». А ведь люди-то в цехах грамотные. Не могут не понять: время напрасно не потеряно…

Не понимают.

Все мы новаторы в технике, но только в том случае, если глубоко в ней разбираемся, если верим в нее. Вера же приходит тогда, когда в дело вложено не чье-то, а собственное мозговое вещество, когда на твоих руках набиты мозоли. Если ничего такого нет, то многие из нас псевдоноваторы. Такова занимательная диалектика. Закон единства и борьбы противоположностей. Но оправдывает ли это нас? Лишь вносит, как говорят юристы, обстоятельства, смягчающие вину.

Владислав Павлович прочувствовал такое. Он согласен с французским химиком Марселеном Бертло, который как-то сказал:

Этот «кодекс» чести не только ученого, но и современного инженера. Не постороннего свидетеля, а участника научно-технической революции. Харитонов вовремя увидел тщетность своих противодействий; нашел в себе силы признать: был неправ.

Он что-нибудь придумает, чтобы и другие могли воочию убедиться в своих ошибках.

Харитонов принес на участок несколько увесистых кувалд. Разложил их по весу и размеру. Приготовил модели.

— Что собираетесь делать? — спросила Пястолова.

— Набивать мозоли, — ответил и ушел.

Вернулся не один. Привел мастеров модельно-опочного хозяйства (есть такая служба в литейных цехах).

— Кто лучше справится с большой кувалдой?

Все повернулись к мастеру-здоровяку.

— Прошу, — предложил Харитонов, — разбейте.

Здоровяк поплевал на широкие ладони.

— Давно бы так, — расплылся он в улыбке. — Крушить так крушить, чтобы духом «капрона» у нас не пахло… Подальше, подальше, — разомкнул он круг, — осколками пораню…

Он ухнул изо всей мочи. По участку рассыпался сардонический смех.

— Ух, ты! — не верил здоровяк, глядя на целехонькую модель. — Неужто промазал?..

Модели выдержали «варварское» испытание, на которое пошли инженеры. Но дела на новом участке шли медленно. Производительная техника и люди (их пять человек) работают от случая к случаю. Заказы из цехов на новые модели почти не поступают. Инженеры же продолжают эксперименты. Пробуют, что еще можно делать из полиуретана. Сделали защитный скафандр для дробеструйщиков. Он легкий и поглощает шум. Не в пример металлическому.

«Спасибо!» — говорят рабочие.

Снимок скафандра появился на обложке одного технического журнала. Специалистов завалили запросами. Всем нужен такой скафандр.

Светлана Самуиловна пошла в театр. В фойе она часто ловит на себе взгляды: модницы завидуют ее туфлям на добротной полиуретановой платформе. Платформа — тоже эксперимент. Чтобы загрузить участок, ведутся переговоры о выполнении заказов для обувной фабрики. Но обувщики не поверили в возможность специалистов с тракторного завода…

У начальника литейного корпуса собрались руководители цехов. Идет рапорт. В который уже раз Наум Самойлович Френк спрашивает, где заказы на пластмассовую оснастку.

Казалось бы, вопрос самый обычный. Но кое-кто из руководителей прячет глаза: обещал и не дал заказы, или дал, но самый мизер.

— Уговоры и агитация не помогают, — подводит итог начальник корпуса. Он обращается к своему заместителю Червякову.

— Рево Иванович, отстаньте другие дела. Обеспечьте участок заказами…

Червяков пришел на участок. Он превратил его в свой рабочий кабинет, в своеобразный штаб.

— Где заказы, где инициатива, где ваши предложения? — требует он. К нему руководители идут с отчетами, с наметками, с сомнениями, оправданиями. Каждый день одно и то же. Рево Иванович недоволен.

— Медленно разворачиваетесь. Мала номенклатура…

Червяков кому-то поставил на вид. Есть в арсенале советского руководителя и такой метод управления, как принуждение. Применить его для пользы дела незазорно. Червяков знает, что модели из пластмасс требуют культурного обращения. А к этому не все рабочие и мастера приучены. Приучить их — это новые заботы, которые страшат руководителей. Но думать о культуре производства надо.

…Больше месяца Червяков остается на участке. И перелом наступил. «Пласты» нормо-часов, о которых когда-то мечтали, как уголь на-гора, пошли на службу производства.

Справка. В 1971 году пластмассовых моделей было изготовлено в количестве 5700, а в 1974 году — 23 600 нормо-часов. Пятеро рабочих на новом участке стали обеспечивать 20 процентов общего объема выпускаемой продукции металломодельным цехом.

Что это значит?

В решениях XXIV съезда было записано: в девятой пятилетке поставить на производство новые, более мощные и экономичные тракторы промышленного назначения. Это прямо относилось к Челябинскому тракторному заводу.

— Без участка пластмассовых моделей, — говорит Н. С. Френк, — литейщики не справились бы с постановкой на производство нового трактора Т-130.

И это так. Да и не только им — одно время пришлось выпускать детали для трех тракторов одновременно. Для трактора Т-100М, который сейчас уже отжил свой век, для трактора Т-100МЗ — переходной модели к трактору Т-130 и для самого Т-130. Не будь нового участка, модельщики бы «захлебнулись» в невыполненных заказах.

Осталось досказать немногое. Мы любим повторять: наука стала производительной силой. Правильно повторяем. Только не всегда помним, что научные открытия сами на заводы не приходят, да и ученые не рассылают их готовенькими наложенным платежом, как «книга — почтой». Открытия (часто еще хилые и болезненные, как недоношенный плод) входят в сознание инженеров скупой журнальной или газетной строкой. Чтобы поверить в открытие, увидеть, что оно таит в себе, нужна вера в собственные силы.

В том и заслуга Л. Б. Розенфельд, В. П. Харитонова, С. С. Пястоловой, В. Ф. Дурандина, Н. Самофаловой, Р. И. Червякова, Н. Корабельниковой, что они «усыновили» «недоношенный» плод, согрели его теплом своего сердца. Когда поняли, что своих сил не хватает, снова привлекли на помощь науку.

Вот написал я последнюю фразу и подумал: не они нашли ташкентцев, а ташкентцы нашли их. Да, это так. Но их нашли потому, что сами они непрестанно искали. Мудрость, что под лежачий камень вода не течет, здесь кстати.

И последнее. Сейчас в литейный корпус идут делегация за делегацией. При мне их было пять или шесть.

— Беда, — недовольна С. С. Пястолова, — не дают работать. Всех интересуют пластмассовые модели.

Но интересуются не только моделями. При мне пришли двое из Уральского научно-исследовательского трубного института. В институте работают над увеличением срока службы трубогибочных станов.

— Облицуйте нам валки станов полиуретаном, — просят.

У представителей с Алтая другая забота. У третьих — третья.

Участок действует. Он стал школой научно-технического опыта отнюдь не местного значения.

А для этого стоило хватать и бога и черта за бороды.

Шел снег, и дорожки, разбегавшиеся за проходной по заводу, припорошило так, что даже трудно было представить — всего лишь с час назад по ним прошли сотни и сотни людей. Справа возвышалась громада кузнечного цеха, а рядом с ним приютилось заводоуправление; на красном фоне широко раскинувшейся стены цеха невысокое, окрашенное в зеленый цвет здание заводоуправления терялось, казалось крохотным, как, допустим, дачка возле городского — в пять этажей — дома или спичечный коробок рядом с портфелем.