Товарищей со стрелковым оружием я не обнаружил, сторожевых вышек тоже, а потому ничтоже сумняшеся решил законтачить с соседом слева. Я осторожно повернул голову в его сторону и только хотел открыть рот, как вдруг идиотский браслет больно дернул меня за руку – аж слезы на глазах выступили.
Вот уроды! Ну ничего нельзя сделать незаметно. Ни-че-го! Здорово у них получается.
Почему такую хреновину не ввести в учреждениях пенитенциарной системы? Не надо будет содержать многочисленную охрану и режимных работников. Понастроил камер, надел на всех браслеты и сиди себе, наблюдай, на кнопочки дави… Только, наверно, это очень дорого: не потянет государство такое.
Возможно, последнее слово техники. Вот я, например, не слышал раньше, чтобы ток – по воздуху. Радиосигнал – это понятно, импульсы всякие – тоже вроде ясно. Но ток?! Это из области фантастики. Может быть, эта штуковина действует только на ограниченном расстоянии? Черт его знает! Если бы вдруг удалось отсюда вырваться, тогда, пожалуй, можно бы было проверить…
Между тем процесс построения завершился. Вскоре перед курсантами появились трое субъектов. Каждый вытащил по одному мужику без комбеза, в гражданской одежде.
Эти, которых выставили на всеобщее обозрение, были, по всей видимости, либо обколоты, либо обкурены. Или сильно потоптаны, потому что сразу бросалось в глаза, что у них здорово нарушена координация. Двое стояли пошатываясь, а третий сразу опустился на травку и уже хотел было прилечь, но пинок одного из субъектов вернул его в исходное положение.
В колонках по периметру забора что-то щелкнуло, и через пару секунд они дружно начали транслировать какой-то скрипичный концерт – достаточно мощно. Только работали почему-то исключительно те колонки, которые были обращены наружу. Внутренние молчали. Некоторое время я прислушивался к отражающему звуку и пытался определить, Вивальди это или там кто еще, но не определил, зато догадался, для чего работают только наружные колонки.
Внезапно откуда-то сзади раздался негромкий голос, усиленный динамиками и достаточно хорошо различимый на фоне музыки из больших колонок:
– Добрый день, господа курсанты.
Я вздрогнул и чуть было не обернулся: кому понравится, когда черт знает что творится за спиной? Однако вовремя вспомнил про браслет и остался в прежнем положении.
По-моему, сзади находилось какое-то сооружение в полтора человеческих роста. Наверно, там пришпандорены маленькие колонки.
Тут же мне в голову пришла мысль, совершенно никчемная в настоящий момент: а ведь все равно, как бы товарищи ни изощрялись, можно записать всю эту голосо-музыкальную мешанину, затем (помнится, Славик рассказывал, как это делается) разложить при помощи специальной аппаратуры эту запись на составляющие и запросто прослушать, чего там говорят через внутренние маленькие колонки. Тоже мне спецы! А вообще, кто знает…
Между тем приветствие повторилось на трех или четырех языках, и голос продолжил на русском:
– Руководство школы приносит свои извинения за небольшое отступление от расписания занятий. (Опять рипит на трех языках.) Перед вами трое выпускников нашей школы, каждый из которых проработал некоторое время по своей специализации. Они совершили различные проступки, наносящие ущерб Организации. Один, будучи в состоянии алкогольного опьянения, рассказал приятелю-журналисту о существовании и функционировании школы, после чего нам пришлось приложить некоторые усилия, чтобы ликвидировать последствия этого поступка. (Пауза. Повтор на трех языках.) Второй намеренно провалил акцию по ликвидации хорошо ему знакомого клиента. (Опять рипит.) Третий обратился в органы, после чего были предприняты меры по обнаружению Организации. (Рипит.) Нам не стоило особого труда ликвидировать последствия досадных сбоев. Мы готовили этих людей в течение недели, чтобы наглядно показать вам, как плохо ссориться с Организацией. Каждый из вас, будучи членом нашей структуры, может быть уверен в том, что он хорошо застрахован от различных случайностей и превратностей жизни и вправе рассчитывать на материальное благополучие и безопасность в дальнейшем при условии соблюдения всех правил и качественной работы. (Повтор на иностранных языках.)
Во дают! Они что, собираются публичную казнь устроить? По всей видимости, именно так. Иначе зачем этих бедолаг сюда выволокли. Быть может, их сейчас удушат вон те трое субъектов, или пристрелят, или головы отсекут… А нас собрали, значит, на роль зрителей. Могли бы и по телевизору показать.
Я вдруг вспомнил эпизод, описанный Суворовым в самом начале «Аквариума», – сцена в крематории с полковником-двурушником, который не желал пролезать в печь, растопыривая пальцы. В кино это был бы потрясающий эпизод, но вот в натуре…
На что рассчитывают устроители этого «мероприятия»? Ведь все, я так понимаю, кого привели сюда, «пронумерованные» – это убийцы. Их трудно удивить смертью, многое переживших и повидавших. Так что публичная казнь не окажет должного воспитательного воздействия. Попугать решили? Так мы пуганые – дальше некуда…
Откуда-то из-за строя возник еще один субъект в комбезе без номера, в отличие от осуществлявших вывод курсантов маленького роста и невзрачной комплекции.
У него тоже имелась дубинка, только в два раза длиннее и немного потолще, без всяких хитростей (по-моему, обычная древесина), и он ласково оглаживал ее, будто какой-нибудь ритуальный жезл. Может, это сам шеф лично вылез?
Дальнейшее произошло очень быстро – буквально за десять секунд. По приближении малыша субъекты грубо опустили одного из провинившихся на четвереньки и, оставив его в таком положении, перешли ко второму, а затем к третьему преступнику.
Малыш погладил первого по голове, похлопал по затылку и, внезапно перехватив дубинку за конец, коротко со страшной силой рубанул осужденного дубинкой поперек спины два раза – чуть выше копчика и в районе лопаток. То же он сделал и с остальными двумя – быстро и четко, как робот…
Это было просто ужасно. К горлу подступил комок, захотелось кричать от злости и бессилия, вспотели ладони и мелко затряслись губы…
Несколько лет я служил в армии, воевал… Кое-что понимаю в травмах. После такого люди не умирают. Они становятся абсолютными инвалидами – полными паралитиками.
Тела провинившихся вытянулись на траве, совершенно недвижимые. Никто из них не издавал ни звука.
Курсанты тоже стояли молча.
Малыш достал откуда-то из недр своего комбинезона что-то типа шила и одного за другим потыкал наказанных в икры. Затем так же, как и раньше, нежно оглаживая дубину, не спеша удалился.
– Итак, наказание свершилось, – ожил голос сзади. – Заботу об этих людях до их кончины возьмет на себя Организация. А они проживут еще довольно долго, находясь в нашей клинике. Двигаться и общаться они уже не могут, но вполне способны воспринимать любую информацию. Один из провинившихся имеет пятнадцатилетнюю дочь. Мы предоставим возможность ему и всем вам увидеть ее, как только сюда пришлют видеокассету. Через три-четыре дня она будет определена в бордель для матросов на окраине Анкары. Это очень просто. Двум другим мы покажем, чем занимаются их молодые жены, которых уже посадили на иглу. Через пару дней они станут собственностью душанбинских сутенеров. Вот, пожалуй, и все. Успехов в учебе, господа курсанты.
Сообщение было переведено на три языка, после чего всех развели по своим местам.
Я продолжал переживать происшедшее. Вдруг живо представил, что будет чувствовать бессильный паралитик, когда ему покажут, что вытворяют с его пятнадцатилетней дочерью в матросском борделе.
Нет, напрасно я плохо подумал о местных психологах. В этой школе мне, наверное, нужно перестать иронизировать и, открыв широко глаза, смотреть по сторонам и все постигать.
Ох, кажется, нет никакой возможности отсюда вырваться. Особенно удручает, что у людей, которые – по разным причинам – часто убивают других людей, проявляется обостренное желание жить.
Это значит, что такой тип, совершив какой-нибудь проступок, направленный против Организации, не найдет в себе силы покончить жизнь самоубийством. Он будет отчаянно сопротивляться до конца и в конечном итоге его ожидает участь этой несчастной троицы…
