«…И все завертелось…»

И любил наш партизан соблазнительную педиатрессу неукротимо и мощно, с комсомольским задором малотраченного юношеского либидо и соответствующей амплитудой. И взбрыкивала ответно пылавшая огнем сумасшедшей страсти педиатресса, как необъезженная ковбойская лошадь на своем первом родео. И стонала так, что у самого лютого импотента волосы встали бы дыбом (и не только на голове!). А в конце крикнула жутко, будто ее расчленяли заживо, судорожно выгнулась коромыслом, подбросив своего наездника, и, обмякнув, слезно прошептала:

– Спасибо, господи…

А юный партизан на возглас сей внимания не обратил, поскольку тотчас же бурно финишировал, и, не в силах сдержать кипящую волну затопившего его чувства, завопил подобно этому… как там его… Ну, помните, урод волосатый по джунглям слонялся – давно это было, на заре Советской власти, и совсем не у нас… А! Тарзан это был. Вот, подобно Тарзану он и завопил. Пронзительно и неистово. Благо звукоизоляция отменная! А то бы все секьюрити сбежались.

– Это было что-то такое… какой-то шквал… – еле слышно прошептала педиатресса.

– Угу, – буркнул Сергей, устало сползая на ковер и с каким-то запоздалым сожалением подумал вдруг:

«Похоже, Настя от меня что-то скрывала! Оказывается, этоможет быть не только разрядкой и приятным дополнением к релаксации, а чем-то гораздо большим. Чем-то таким, что даже и описать невозможно…»

«Однако пора и честь знать», – подумал Сергей и сообщил Алене:

– Пойду, это… носик попудрю.

– Мрр… – педиатресса, томно раскинувшаяся на диване, даже говорить не желала. – Мрр…

Сауна была богатая. Можно сказать, и не сауна вовсе, а целый релаксационный комплекс для обслуживания оккупантов. Просторная дубовая парилка, десятиметровый бассейн, отделанный мрамором, две ванны-джакузи, два циркулярных душа со всеми мыслимыми «наворотами», брандспойты для «шарко», лежанки из натуральной кожи, которые можно равновероятно использовать как для массажа, так и для прочих непотребств.

Большой шкаф был под завязку набит дорогим парфюмом для умащивания и благоухания.

– Ну, привередливые вы, товарищи чабаны! – пробормотал Сергей, отыскивая взглядом рабоче-крестьянскую марганцовку. – Ну, разбаловались! Потную, немытую, носатую чернавку на бараньей шкуре – не желаем, значит? Подавай вам благоуханных белоголовых Афродит с голубыми глазками, да? Да уж… Ничего, уродцы вы мои ненаглядные, ничего – погодите немного… Ваши пастбища скучают без вас! Они взывают к вам – придите, чабаны мои разлюбезные, хватит на асфальт гадить, пора домой! Домой, домой…

Марганцовка таки обнаружилась – и в изрядном количестве. Осуществив процедуры гигиенического характера, наш юный философ осмотрел себя в огромное зеркало в полстены и неожиданно сделал вывод:

– А я, оказывается, нравлюсь дамам! Интересно… Хорошее дело – пригодится во благо борьбы за светлое будущее. В шпионских фильмах главный герой всегда – отпетый мачо. И это вполне способствует: дамы любят, трепетно отдаются, скрашивая суровый спартанский быт шпиона, и всемерно помогают. Этакая «пятая колонна» в тылу противника…

На прощанье Алена крепко обняла начинающего мачо, запечатлела на чистом челе долгий грустный поцелуй и сунула бумажку с телефоном.

– Приедешь из Италии – позвони. Если, конечно, захочешь. Я тебя всегда приму…

– Конечно-конечно! Непременно… Обязательно…

– «Непременно»! – печально передразнила Алена, вытаскивая из гнезда на трюмо радиотелефон и набирая номер. – «Непременно», ага… Леша, помигай перед VIРом… Нет, через минутку. И чуть подольше – минуты две… Ладно? Ага, спасибо…

– Вот, как обещал, – Сергей достал доллары, положил на стол и между делом поинтересовался: – Что значит – «помигай»?

– Забери, дурачок! – Алена нахмурилась, сунула деньги обратно в барсетку. – За такое деньги не берут. А «помигай» – это помехи на камеры.

– Помехи?

– Угу. Леша что-то там с проводом делает, записывается рябь. У нас хозяин иногда просматривает записи. А он у нас такие вещи не поощряет, так что…

– Так ведь каждые сутки – сброс, и по новой, – выказал Сергей компетентность в рамках заявленного по легенде амплуа, а про себя подумал: «Да, хозяин твой, вне всякого сомнения, не одобрил бы такого поведения. И в этом плане можно быть уверенным: что бы ни случилось, ты, красавица моя желанная, будешь молчать про нашу встречу, как рыба об лед…»

– Так ведь никто не знает, когда ему в башку стукнет смотреть эти дрянные записи, – в глазах Алены сверкнула слабо маскируемая неприязнь, адресованная явно не Сергею. – Ладно… Пора убираться. Выходи первый, иди спокойно, чинно – сразу в раздевалку. Я после тебя выйду – не надо, чтобы нас лишний раз видели вместе. Все – уходи…

Выскользнув в коридор, Сергей на миг замер в нерешительности. Зеленый огонек камеры приветливо мигал, приглашая распоряжаться пространством и временем по своему усмотрению.

«Черт… А не может быть такого, что ты тут мигаешь, а сам тем временем втихаря подсматриваешь? Вот интересно будет…»

Сергей вдруг живо представил себя… крысой. Этакой пакостной вероломной тварью, готовой в благодарность за обогрев и еду цапнуть благодетеля остренькими инфицированными зубками и наградить чумой. На тебе, благодетель членов, – не пускай кого попало!

«Время, – напомнил незримый глас сурового инструктора. – Чего растопырился?»

А рискнуть стоило. Уж коль скоро такая возможность представилась – надо проверить все, что доступно.

На цыпочках прокравшись к запасному выходу, Сергей бегло осмотрел массивную щеколду, обнаружил на верхнем косяке крохотный сигнализационный датчик на размыкание и запомнил на всякий случай тип замка. Затем осторожно толкнул дверь, расположенную справа от входа.

Увы – заветного спуска в подвал тут не было. А была тут тривиальная кладовка, в которой имелся стоявший у стены массивный стеллаж из швеллера, вполне годный для хранения противотанковых мин или ящиков с боеприпасами, массивный же моющий пылесос, набор швабр, ведер и тряпок. То есть сокровища почему-то положить забыли. И по этому поводу замок на двери отсутствовал вовсе.

– Ну и ладно, – буркнул Сергей, осторожно прикрывая дверь. – И без подвала обойдемся…

И, развернувшись, стреноженным зайцем проскочил по коридору к двери в общедоступные апартаменты.

Все. Рекогносцировку можно было считать успешной. Сенсационных открытий, увы, она не принесла, но была во всех отношениях полезной и приятной. А местами, если честно, приятной просто до умопомрачения. И вовсе не потому, что сурово и беспощадно отымел женщину врага еще до боя, потешив тем самым свое воинское самолюбие. А в связи с тем, что познал нечто такое, мимо чего ранее спокойно проходил, считая это явлением ординарным и обыденным…

Автономно трудившийся через проспект от «Конверс-банка» сканер никто вниманием не удостоил.

«Нам, отчаянным, многое сходит с рук, – тихо порадовался Сергей, слушая тишину в офисе и перематывая между делом пленку. – А ведь мог и конфуз приключиться…»

Да, случись у банковских секьюрити внеплановый припадок бдительности, можно было запросто угодить в нехорошую историю с предсказуемыми последствиями. Вычислить по машине владельца – минутное дело!

«Нет, как ни крути – без команды не обойтись…»

Запись несколько подпортила радужное настроение. Помимо делового общения пленка зафиксировала небезынтересную беседу Мирзы с неким Женей – все по-русски, но не все понятно. Небезынтересна она была тем, что речь шла о вечере тридцатого, а непонятно – кого конкретно имели в виду.

– …Ты свой «в принципе» и «как бы» совсем убери, понял меня, да? Скажи прямо – это можно организовать?..

Видимо, первоначальный разговор с Женей имел место ранее – Мирза без обиняков, пробурчав приветствие, перешел к делу.

– …Маладэц, бляд! Мудьжик!

Мирза доволен и шутит – по-русски он говорит хорошо, почти без акцента. Акцент используется, как игровой момент в общении на предмет шутки-юмора. А еще он возникает в минуты сильного волнения или гнева (разок доводилось слышать).