Мальчишка. Совсем юный, нескладный какой-то, беззащитный…

«…Если ты правильно и грамотно „вывел“ свою жертву, в момент финального контакта она будет выглядеть беззащитной и никаких признаков агрессии проявлять не будет…»

Ты прав, Гера, ты хороший учитель… Но все равно – мальчишку жаль до слез. Так жаль, что хочется расплакаться навзрыд и биться башкой об пол.

«Не бросай… брат… умираю я…»

Те двое, в машине, в горячем слепке памяти смотрелись силуэтами. А третий – здоровяк с «береттой», вообще вызвал приступ нездорового удовлетворения. Будто могучего зверя завалил на охоте.

Мальчишка в рамки подвига никак не вписывался…

Конечно, если рассуждать объективно, можно легко представить себе, как он рычит, давя на спусковой крючок пулемета, или насилует кого-нибудь… Но в тот момент, когда молоденький чечененок полз к автостраде, оставляя за собой кровавый след… В тот момент, как ни крути, он больше всего был похож на маленького Муму – неуклюжего глупого щенка, которого нужно было убить, чтобы сдать экзамен.

Экзамен Сергей не сдал…

Холод и неудобное положение выдернули из прострации и вернули ясность мысли. Добротно закоченев, Сергей почувствовал необходимость двигаться и размышлять. Титаническим усилием воли сретушировал прочно застрявшего в сознании умирающего чеченского парня, покинул насиженное место и принялся осторожно расхаживать по чердаку, пытаясь анализировать ситуацию на предмет обнаружения ошибок.

«Ствол» «скинул» на месте преступления. Тонкие нитяные перчатки выбросил по дороге. Проехав три квартала, маску и огнетушитель сунул в мусорный бак. Еще через квартал избавился от форменной куртки и резиновых бахил, которыми наследил в сквере, – зашел в первый попавшийся подъезд, поднялся на этаж и пихнул в мусоропровод. По вещдокам – ноль.

Собственно эвакуация… В общем-то, все нормально там было. Бабка видела мужика в маске и объемной куртке. Наверное, он показался ей громадным – у страха глаза велики. Или вообще не показался – бабки сплошь и рядом имеют неважное зрение. Люди в машинах, что притормаживали по другую сторону… Тут примерно такая же история: видели метущуюся по аллее фигуру в форменной куртке, запомнили яркие большие буквы «МЧС», видели, как фигура пятилась в кустики… И еще вопрос, захотят ли те люди выступать в роли свидетелей. С энтузиастами у нас в последнее время напряг, они потихоньку вымерли в эпоху светлого социализма.

Через ограду просочился без проблем, в машину сел нормально – с тыла шашлычной никого не было. Как и ожидалось, сработал акустический эффект обтекания: взрыв, конечно, слышали, но конкретно где – не разобрали. Когда выруливал на дорогу, у входа в кафе отметил скопление соплеменников бывшего коммерческого их фирмы – Назаряна. Соплеменники оживленно обменивались мнениями, тыкали пальцами в разные стороны, на тихо выезжавшую серенькую «девятку» внимания не обратили…

Все. По происшествию и эвакуации – никаких зацепок…

«Так… И куда теперь себя девать?»

Вопрос был нов и требовал некоторого осмысления.

Вечно торчать на чердаке нельзя: некомфортно тут, да и небезопасно. Если вдруг кто заглянет да увидит – это повод для нехороших размышлений и пересудов. Потому что любой человек на чердаке, если только это не антенный мастер и не рабочий ремонтной бригады, – подозрителен. А вот именно сегодня Сергею подозрительным быть никак нельзя – обстоятельства не позволяют.

Взять машину и просто поехать кататься, как он частенько делал в последнее время, – равносильно самоубийству. Сейчас уже вовсю действуют всевозможные планы усиления органов правопорядка, ориентированные на поимку злобного киллера по горячим следам. Нельзя исключать такой вариант развития событий: опера, прибывшие на место происшествия, проявили нездоровую расторопность, опросили соплеменников Назаряна у шашлычной, и те вспомнили вдруг, что после того странного хлопка со двора что-то такое выезжало… Нечто серенькое, неприметное и до боли родное. Возможно, «девятка» или что-то в этом роде. Нельзя исключать возможность, что опера не отмахнутся от такой невзрачной детали, а на всякий случай запустят в ориентировку, что надо бы «отработать» все подряд серые или около того «девятки», «99» и так далее.

К Насте было рано – возвращается с работы около восьми вечера. О том, чтобы в таком состоянии заявиться домой, не могло быть и речи: матушка там. Она же сердцем чует – только спросит, как дела, в глаза глянет – и тут же поймет, что случилось нечто из ряда вон.

Нет, бурное объяснение с матерью в планы Сергея не входило. Матушку надо поберечь, она свою норму горя и печали уже и так получила – на пару сотен лет вперед. Лучшее лекарство для больной материнской души – примерный умница-сын, который учится на «отлично», правильно переходит улицу, регулярно посещает бассейн и планово имеет респектабельную даму Настю (не трется, как другие, в подъездах с шалашными малолетками!).

Сын, который работает бессменным часовым у Вечного огня кровной мести и в самом центре города убивает людей – это, согласитесь, совсем не лекарство. Это скорее – яд. Причем, в летальной дозе…

Примерно по той же причине не стоило отправляться к кому-либо из друзей. Друзей Сергей подбирал под стать себе, идиотов среди них не было. Следовало ожидать, что его странное состояние будет мгновенно отмечено и проанализировано. А при дальнейшем неблагоприятном стечении обстоятельств, вполне возможно, некоторым образом увязано с сегодняшними событиями. Потому что друзья прекрасно знают, что пришлось пережить семье Кочергиных.

Цитата из Тацита:

«Враг не может предать. Предатель – это всегда тот, кто еще вчера был другом. Не торопись делиться с друзьями самым сокровенным. Всегда оставляй в своем доме, полном гостей, запертую на ключ кладовку, в которую никому, кроме тебя, нет доступа. Всегда оставляй себе дверь, о которой никто, кроме тебя, не знает и через которую ты в любой момент можешь бежать из своего дома…»

Цитата из Герасима:

«Никому нельзя верить, блин. Даже себе. Ты, который дома, пожрал как следует и хочешь пару часов придавить после обеда – это не ты, который ночью подкрался к часовому и готов воткнуть ему нож в печень. Это – разные люди…»

Поэтому домой, к друзьям, к деду с бабкой и вообще к близким – нельзя. Нужно время, чтобы прийти в себя и выглядеть как обычно. Не прятать взгляд, не мямлить, не пугать непроизвольной сменой цвета лица и так далее.

«Надо потренировать поведение с близкими после акции… Научиться качественно врать близким. И выработать невинный взгляд…»

Увы, Герасим учил обманывать врага. Вопрос о том, как вести себя с близкими спустя пару часов после того, как убил четверых человек, даже и не стоял. Предполагалось, видимо, что близким глубоко по барабану твое странное состояние, либо они в курсе всех твоих дел.

– Кстати, о Гере…

Сергей достал телефон и набрал номер Герасима.

По большому счету Герасима тоже можно отнести к категории близких. И он быстрее других сообразит, что с парнем неладно – только глянет, сразу все поймет. Но вопросов дурных задавать не станет – не так воспитан. Правильно, Гера – единственный, к кому сейчас можно отправиться…

– Он на смене, – трубку взяла мать. – Передать что-нибудь?

– Спасибо, я сам…

Покинув чердак, Сергей прошел пару кварталов, взял такси и убыл в Балашиху. Ревизию добычи проводить не стал: «забыл», неосознанно отгородив себя, светлого и чистого, от свершенного только что кровавого злодеяния. Какое злодеяние, какие деньги? Он просто едет в гости к приятелю…

На всех постах ГИБДД торчало усиление: недовольные люди в бронежилетах тормозили все подряд «девятки» и родственные модификации различных оттенков серого и хмуро общались с владельцами. На такси никто внимания не обращал.

«Что и следовало ожидать, – похвалил себя юный мститель. – Армяшки таки заметили выезд со двора чего-то серенького…»

Высадившись в трех кварталах от Настиного дома, Сергей заплатил копейка в копейку по договору (слишком щедрых, равно как и жмотов – запоминают) и прогулялся пешком до воинской части, по дороге стараясь «продышаться», дабы выглядеть по возможности розово и беспечно.