– Она мне ничего не говорила, – сообщил я Дону и вновь отпер кабинет, чтобы позвонить даме сердца и поинтересоваться, что ей помешало вовремя явиться на работу.

Оксанин телефон молчал. Я три раза сдублировал попытку дозвониться – результат нулевой. Легкая тревога, еще не имевшая отчетливой формы, вползла в мою легкоранимую душу.

– Я заеду, уточню – потом перезвоню, – пообещал я Дону и покинул офис в некотором замешательстве. В принципе ничего особенного в отсутствии психоаналитички на рабочем месте не было. Такое и ранее случалось: то у нее насморк, то бессонная ночь одолела после напряженного творческого вечера (эта фурия пишет женские романы и успешно печатается), то вообще ей ломы вставать – да мало ли причин могло возникнуть у капризной красавицы для того, чтобы остаться дома! Тем не менее обстановка требовала разобраться в ситуации: Бо был прав, утверждая, что мамеды могут запросто выйти на след «СААБа» и взяться за всех, кто имеет к нему хоть какое-то отношение.

Выйдя из офиса, я обнаружил у входа «99-ю» с включенным мотором.

Водила улыбчиво покивал мне головой и сделал гостеприимный жест – прошу! Я уселся на правое переднее место, накинул ремень (гаишники у нас зверствуют – не дай бог!) и, назвав адрес Оксаны, запоздало поинтересовался:

– Вы «Курьер»?

– Ага, «Курьер», – подтвердил водила – коротко стриженный крепкий парень с татуированными запястьями. – Обязательно «Курьер», – и тронул машину с места.

– Слушай, сказали вроде бы «шестерка» должна подойти! – вспомнил я и обмер, как тот Плейшнер в предчувствии провала. – Ну-ка притормози!

– Назад смотри, – посоветовал водила. – Только медленно.

Я медленно обернулся. Сзади находилось двое коротко стриженных молодых людей атлетической антропометрии – как я их проглядел в процессе посадки, ума не приложу! Ага – вон накидочка из плюща, наверно, лежали на задней сидушке, прикрывшись накидочкой… Ай-я-яй! Вот это я сдал! Вот это я деградировал в профессиональном аспекте! Сел в чужую тачку и не заметил двух лишних мужиков – два балла…

– Оберни левое запястье четырьмя витками, – порекомендовал мне тот, что справа, – кареглазый крепыш с какими-то проблесками интеллекта во взоре. – Держи, – он бросил мне на колени катушку широченного скотча.

Я послушно взял скотч и сделал, что приказали. Вообще-то, насколько вы успели понять, я не настолько послушный, чтобы с полоборота выполнять распоряжения этой быкообразной публики. Я бы предпочел зарядить тому, что слева, наотмашь кинтасами в шнопак, забодать водилу башкой в висок и придушить того, что справа сзади. Потому что «быков», какой бы они славной группировке ни служили – без разницы, – я патологически не перевариваю. В том, что это «быки», сомневаться не приходилось: они у нас в городе все одинаковые. У этих «бычков», сзади меня, имелись пистолеты с глушаками – вот в чем загвоздка! И держали они их очень даже сноровисто – один вставил ствол между креслом и подголовником, уперев мне его в затылок, а второй зафиксировал оружие, прижав его к сиденью водилы и направив между креслами мне в бедро.

– Молодец, – похвалил меня кареглазый. – Теперь – руки назад.

Я выполнил и эту команду – они замотали мои запястья скотчем, и мне пришлось неудобно сесть боком, разместив спутанные за спиной руки между сиденьями.

– У нас с вашими буграми все обговорено, пацаны, – медленно проговорил я, стараясь придать своему тону уверенность. – Бабки отдаем, извинялки приносим – в пятницу все будет утрясено. Смотрите не наделайте глупостей!

– Заткнулся бы ты, – сказал кареглазый. – А то мой кореш тебя боится – говорят, ты неслабый рукопашник! Так он с испугу может тебе в жопу стрельнуть! А, Митяй?

– Запросто, – басом ответил Митяй. – Как только он губами зашевелит, так и боюсь – у меня со страху аж х…й встает!

Ребятишки довольно заржали, демонстрируя хорошие зубы, – я, наблюдая в зеркало, от души порадовался, что существуют еще в нашем загаженном мире такие вот крепенькие экземпляры. Таких и ломать-то жалко – сердце кровью обливается!

– Ребятки – напрасно вы так, – ласково проговорил я, стараясь выглядеть мудрым и прозорливым. – Охранники в офисе видели вашу тачку и запомнили номер. Там, куда я еду, меня ждут – так что, если не прибуду вовремя, подымут тревогу…

– Нам сказали – тебя привезти, и всех делов, – миролюбиво сообщил кареглазый. – А то, что нас засекли ваши охранники и тебя где-то ждут, – нам по барабану… Нам токо че-то непонятно, про каких ты там бугров тянешь – у нас бугор один!

– Как один? – удивился я. – Вы чьи, ребята?

– Кировские мы, – охотно сообщил кареглазый и ответно удивился: – Ты че застыл, паря?

А я действительно застыл. Страшная догадка обожгла меня и на секунду парализовала мышцы. С Кировской бригадой я никогда не конфликтовал – она «работает» на окраине города, в промышленном районе, где я ни разу не был. И мне вроде бы нечего расстраиваться – я им ничего не должен. Но вот бригадир Кировского района… бригадир… черт, а я уже совсем выбросил это из головы, считая, что данный фрагмент моей жизни никогда более не вернется ко мне в виде какой-нибудь непредвиденной пакости! Бригадиром Кировского района был некто Виктор Романович Снегов по кличке Протас – сын Романа Снегова, выброшенного мною две недели назад в «шестисотом» «мерсе» с неудобного для поворота участка шоссе № 127…

Кировская бригада, в отличие от остальных бандформирований Новотопчинска, состояла преимущественно из полуграмотной шпаны фабрично-заводского разлива. Если остальные группировки имели четко выраженную структуру синдиката со всеми традициями, условностями и своеобразной номенклатурой, то в Кировской бригаде ничего этого не было. Не было спортзалов с хорошо оборудованными тирами, массажных кабинетов, саун и инструкторов рукопашного боя, не было дисциплины подчиненности и совершенно отсутствовало чинопочитание иерархов, входящих во внутреннюю структуру клана. Кировцы поголовно были представлены малограмотным рабочим людом, издревле ютящимся в коммуналках и «хрущобах» и потому имеющим великолепную криминальную спайку. Представьте себе: на огромной площади располагается целый ряд крупных промышленных предприятий всероссийского значения, а вокруг этих предприятий, прямо в промышленной зоне, компактно понатыканы дореволюционные трущобы, в которых проживает все низшее сословие нашей славной тяжелой индустрии. В плане раскрываемости Кировский был и остается «мертвым» районом: сколько помню, там никогда не был изобличен хоть один убийца, несмотря на многочисленные трупы ежедневной свежести, никогда никто не писал заявлений о грабежах и изнасилованиях (а грабят и трахают кого попало в каждом подъезде!) и никто не выступал в средствах массовой информации с жалобами на ухудшение криминогенной обстановки в районе. Кировцы всегда разбирались со своими проблемами сами. Я еще в детстве усвоил: увидел кировца – перейди на другую сторону улицы. Никто из нас не рисковал приближаться к границе Кировского района и не дружил с девчонками, там проживавшими, – это было смертельно опасно. На этих отправных моментах, собственно, и зиждутся особенности устройства Кировской бригады. Это плохоуправляемая банда отчаянных головорезов числом что-то около семидесяти человек, специализирующаяся на торговле дешевым наркотиком – «чернухой», доступным по ценам для обитателей рабочего района, торговле дешевыми проститутками – дочерьми этих же самых рабочих, торговле краденым (сюда из города тащат все, что под руку подвернется) и, помимо этого, организации азартных игр. Кировская братва – самая дурная и непредсказуемая во всем городе, они могут отмочить любой идиотский номер, не сообразуясь с интересами своего финансового благосостояния. Для них главное – сохранить имидж самой отвязной группировки. Короче, дикие. Пахом, вор Новотопчинска, товарищей из Кировской бригады иначе как «беспредельщики» не обзывает, несмотря на то что кировцы исправно платят в общак и к Пахому относятся хорошо. К стыду своему, я должен признаться, что наша фирма не делает исключения: мы имеем с ними какие-то отношения по части отмывания их «черного нала» на территории деревообрабатывающего комбината, что в Кировском районе располагает тарный цех, который пашет исключительно на нашу фирму.