– Это великолепно, – сказала Дэни, очарованная ритмом слов. – Благодарю вас.

Сейид Омар быстро отнял руку и улыбнулся ей, а его голос снова стал вежливо-небрежным.

– Да, это прекрасный титул, не правда ли? Но теперь его уже некому носить. Дни нашего величия миновали – как и наши придворные поэты, – и кто знает, когда все это вернется вновь? Однако, что вы делаете здесь одна, мисс Китчелл? Вы пошли осматривать город в одиночку?

– Нет. Боюсь, что сегодня утром мне не придется осматривать город. Мы – то есть мистер Фрост, миссис Бингхем и я – приехали сюда из-за… по делам.

– О? – выразительные брови Сейида Омара взлетели вверх. – Это звучит скучно. Я надеялся, что ваш первый день в Занзибаре будет более увлекательным. Мне бы хотелось предложить вам что-нибудь показать в городе, но я и сам здесь ради деловой встречи. С полицией.

– Полицией? – Дэни выглядела удивленной. – Как… как, мы ведь тоже. С мистером Кардью.

– А! Вы тоже. Я полагаю, что это в связи со смертью моего знакомого – Селима Абейда, который умер вчера в аэропорту Момбасы? Ну что ж, думаю, что вы едва ли сможете быть им полезными, как и я.

Селим Абейд… Дэни с некоторым шоком услышала это имя, поскольку смерть Миллисент Бейтс отодвинула ту трагедию в дальние уголки ее памяти. Но теперь она снова напомнила ей о себе и напомнила также о том, что она видела Селима Абейда беседующим с этим человеком в тени крыла Западного аэропорта Найроби всего за час до того, как он умер.

По всей вероятности, политическое убийство, сказал Тайсон. У Джембе было много врагов среди аристократии и богатых землевладельцев – вероятно, среди таких людей, как Сейид Омар-бин-Султан. А Сейид Омар был в том же самолете.

Страшно горячее полуденное солнце светило вниз на подъезд «Дома чудес», а по спине Дэни ползли холодные мурашки, она вспомнила бесчисленные прочитанные ею истории, в которых говорилось о жестокости Востока, начиная с арабской «Тысячи и одной ночи» и кончая недавними жестокими делами Мау-Мау.

Гвоздичный остров, как свидетельствует его история, также не был чужд насилия и жестокости, а убийство агитатора масс вообще, по-видимому, может быть сочтено столь же незначительным делом, как и смерть дюжины рабов в те дни, когда в том месте, где сейчас стоит на якоре небольшой пароходик, идущий в Пембу, причаливали работорговцы и их команды выбрасывали на этот самый берег трупы из своего человеческого груза.

Дэни вздрогнула, и Сейид Омар, наблюдавший за ней, заботливо сказал:

– Это обеспокоило вас. Прошу простить меня, что ваше первое утро на нашем острове может быть испорчено этой вещью: смертью человека, с которым вы, вероятно, даже не встречались. Хотя, как я полагаю, он был вашим попутчиком на пути из Лондона, не так ли?

Вопрос был задан совершенно небрежно, и, хотя это не имело большого значения, он все же ждал ответа.

Дэни сказала:

– Да. Но я вообще с ним не общалась.

– А вот мистер Даулинг – тот общался, – мягко сказал Сейид Омар. – Ну и, конечно, ваш… секретарь вашего хозяина встречался с ним раньше. Мистер Понтинг. Я удивлен, что мистер Кардью не пожелал встретиться с ними, а только с вами и миссис Бингхем.

– О, но ведь мы здесь совсем не из-за этого, -

поспешила заверить его Дэни. – Сегодня ночью в «Кайвулими» произошел ужасный несчастный случай. Компаньонка миссис Бингхем, мисс Бейтс, упала с одной из лестниц и сломала себе шею.

– Вы хотите сказать… она умерла? – резко спросил Сейид Омар.

– Да.

Этот односложный ответ заключал в себе категорическую завершенность, и внезапно Миллисент стала мертва. По-настоящему мертва. До этого времени это казалось нереальным: просто сказка, которую кто-то рассказал ей и которой она не совсем верила. Но теперь это стало правдой…

Она услышала, как Сейид Омар с легким шипением втянул в себя воздух сквозь зубы.

– Это ужасно! Мне очень жаль. Мне так жаль. Ваш приезд действительно оказался для вас очень печальным. Отмеченным злыми предзнаменованиями. Я могу лишь надеяться, что это не вызовет у вас отвращения к нашему острову и не заставит вас захотеть покинуть его.

У Дэни не было времени ответить ему, поскольку в этот момент к ним присоединились Тайсон со своей сестрой, и Сейид Омар выразил свои соболезнования и сочувствие.

Они стояли в белом сиянии солнечного света на фоне тропического пейзажа – неизвестных деревьев, резких теней и фланирующих людей в белых одеждах с эбонитовыми лицами – и говорили о Миллисент: Тайсон, дородный, с бородой, не скрывающий своего нетерпения; Гасси, которая вдруг стала выглядеть на целых десять лет старше, морщинистая, испуганная, сжавшаяся тень той самоуверенной и болтливой матроны, какой она была еще вчера; Дэни со своими крашеными волосами и в очках и Сейид Омар-бин-Султан, должным образом озабоченный и печально сочувствующий. Реквием для английской старой девы…

Сейид Омар отказался от приглашения составить им компанию на ленч в Английском клубе, и Тайсон, Гасси и Дэни вернулись в машину и по узким улочкам направились к высокому старому зданию, выходящему фасадом на море и, казалось, олицетворявшему в себе все, что заключено в словах «Форпост империи».

– У всех этих домов такие очаровательные двери, – сказала Дэни, задержавшись, чтобы взглянуть назад на обрамленную белыми стенами улицу, по которой они проехали. – Все резные, и еще эти громадные медные шипы.

– Они предназначались для того, чтобы помешать боевым слонам взламывать двери, – сказал Тайсон. – Столь же бесполезные, как и красивые.

– Слонам? Какая чушь! Как же можно запихнуть слона в одну из этих улиц, не говоря уже о том, чтобы развернуть его к двери.

– Да, это так и есть, – сказал Тайсон. – Конечно, это чудесная легенда. И все же именно поэтому в арабских домах двери когда-то имели такие шипы. Дни боевых слонов давно миновали, а украшение осталось. А в отношении улиц, вы совершенно правы. Ездить по ним – это просто ад. На большинстве из них, если машина едет в одну сторону, а котенок идет навстречу, то одному из них придется остановиться. А поскольку это Занзибар, то именно машине придется уступать дорогу котенку. Приятная теснота. Очень приятная теснота.

В клубе к ним присоединился Найджел, и, сидя в громадном, гулком, почти совершенно пустом столовом зале, под непрестанное вращение электрических вентиляторов, они съели здоровый английский обед, не допускающий никаких скидок на климат.

Ни Гасси, ни Тайсон не проявляли желания много говорить, поэтому на долю Найджела и Дэни выпало поддерживать видимость застольной беседы. Но если Найджел был велеречив, как всегда, то роль Дэни милостиво ограничивалась добавлением, время от времени, через разумные интервалы слов «да» и «нет».

Мысли ее были заняты совсем другими вещами, чем скандалы в римском обществе, и она даже не следила за их ходом до тех пор, пока Найджел не сказал:

– …старая маркиза, то есть бабка Эдуардо, привела в движение все рычаги в пределах ее досягаемости – а эти пределы очень велики! Разумеется, в той мере, в какой это касалось бедного Эдди. Это было так ужасно для него. Потом милая Лоррейн попросила его навестить Эльф в Лондоне, и тут-то все и начинается снова! Еще одна большая страсть, которая обречена разбиться все на тех же скалах. Слишком ужасно для них обоих, если подумать.

– Почему? – невнимательно спросила Дэни.

– О, ну как же, дорогая моя! Это же ясно. Бедная, бедная Эльф – такая романтичная и неделовая! Бросить все ради какого-то призрака; если бы она только знала. Готова была рискнуть всем, чтобы только пробить брешь в долларовой стене, затащив Холдена младшего к ближайшему нотариусу, заключающему браки, как вдруг она встречает – кого бы вы думали – Эдуардо. Сплошной итальянский шарм, настоящий маркиз, да и к тому же, видимо, солидный по части лир. Естественно, бедняжка дрогнула. Я хочу сказать: конечно, есть определенный блеск в том, чтобы по праву носить настоящую маленькую корону, а в обычном имени «миссис Холден» напрочь отсутствует то простое очарование, какое есть в титуле «синьора маркиза ди Кьяго». Разумеется, при наличии баланса между лирами и зелеными баксами! Но его-то и не оказалось. Кому-то действительно стоило бы выложить все это дорогой нашей Эльф.