После ужина на столе разложили доску для скрэббла. Компания подкреплялась теплыми лепешками, сочащимися медом, и игра шла своим чередом, но как-то зловеще, без малейшего вдохновения. Берт, что было для него не характерно, не предложил ни одного слова. Он вытащил свой Оксфордский словарь, но только для того, чтобы отец Грейс окинул его наметанным глазом.
— Определенно нужен новый переплет, — изрек Милтон. — Сдается мне, ты не слишком-то аккуратно с ним обходился. Дай-ка я возьму его домой, а потом верну. Будет как новенький — глазом не успеешь моргнуть.
— Премного благодарен, — ответил Берт. — Я перед тобой в долгу.
— Если хочешь, могу сделать специальное покрытие против плесени.
— Только если это не слишком хлопотно.
— Ерунда, — ответил Милтон. Таким оживленным Грейс уже давно его не видела. — Мне это не в тягость.
Слова проскальзывали, как угри сквозь сеть, — имена собственные, жаргонные, с вопиющими ошибками. В какой-то момент даже Грейс была готова предложить слово, но, увидев, как отец подыграл матери со словом попойщик, так и не смогла собраться с духом.
— Молодцом, моя дорогая! — сказал отец, сияя от гордости. — Очень упорная игра. Снимаю шляпу перед всеми.
Незадолго до одиннадцати Грейс начала готовить родителей и Шугарменов к скорому расставанию, ритуал которого, она знала это на своем опыте, мог затянуться. Чтобы какая-нибудь пробка не полетела в полночь накануне нового тысячелетия, лифты в ее доме отключили на час. Грейс решила, что это хороший предлог уйти пораньше.
— Ты не можешь встречать Новый год одна. Это неслыханно, — возразила Франсин.
— Выпей с нами стаканчик яичного коктейля. Я приготовила его в яйцесбивалке для твоего отца, — сказала мать.
— А у меня мой обычный — пальчики оближешь! — шоколадный мусс, — добавила Франсин.
— Ты не понимаешь, чего лишаешься, — сказал Берт. — Даже меня к нему не подпускают.
— А потом Берт сразу отвезет тебя домой, — предложила Франсин, как будто это могло соблазнить Грейс остаться.
— Спасибо, но я действительно не могу, — ответила Грейс. — Утром мне нужно кое-что сделать.
— Заедешь завтра вечерком? — поинтересовалась Франсин.
— Обязательно, — ответила Грейс.
Надевая пальто, Грейс увидела в передней на столике с откидной доской пластмассовый садок для бабочек Берта. Три сероватые хризалиды, свисавшие с верхнего глазка, были полностью поглощены освобождением из коконов. Их внешняя оболочка постепенно принимала форму крыльев. Скоро они должны были полинять. Грейс застегнула пальто и почувствовала, как по спине пробежали мурашки. В мыслях царил разброд. Казалось, что пальто немного жмет под мышками.
Она пошла домой через парк. Если она пойдет быстро, то будет дома без четверти двенадцать. Ночь стояла тихая, без единого облачка — в такие ночи прогнозы погоды кажутся излишними. Парк был населен бегунами-полуночниками и парочками, которые рука об руку шли с шампанским к большой лужайке, чтобы посмотреть на фейерверк. Многие, казалось, вот-вот совершат помолвку.
Мужчина в блестящей шляпе пробежал мимо. Потом мимо проехал на велосипеде кто-то в костюме снеговика. Все начинало слишком уж походить на Хэллоуин.
Продолжая идти по Парк-драйв, Грейс вдруг почувствовала себя так, будто на ней чужие туфли, слишком большие и слишком тяжелые для нее. Байкерские сапоги свинцовым грузом повисли на ногах, и у нее заломило лодыжки. Каждый шаг давался с трудом, и походка Грейс стала непривычно осознанной, будто ей приходилось думать при каждом шаге, куда поставить ногу. Она была как только что вылупившийся утенок. Вдалеке она заметила толпу бегунов, начавшую собираться вокруг «Таверны». Перед самым выходом из парка Грейс вздрогнула от неожиданности — чья-то рука легла ей на плечо. В свете уличных фонарей Грейс могла различить только смутные силуэты.
Перед ней стояла пара. Женщина была наряжена в блестящий розовый утепленный костюм; наряд довершали головная повязка из кроличьего меха и кроссовки. Ее кавалер, в каком-то непонятном черном беговом снаряжении и лыжной шапочке, особенно выделялся из толпы своими ослепительно белыми носками. Грейс никак не могла сообразить, кто они, пока не услышала женский голос и не поняла, что это не кто иная как Пенелопа.
— Грейс, какое замечательное совпадение, — сказала Пенелопа, обхватывая себя руками в фуксиново-красных рукавах. — Мы только что говорили о тебе.
— Говорили обо мне?
Грейс заподозрила, что мужчина — это тот самый тип, с которым Пенелопа познакомилась в Интернете. Мужчина, такой яркий в слепящем свете уличных огней, казалось, шагнул по направлению к Грейс.
— Мы выбрались на полуночный пробег, а потом собирались отпраздновать нашу помолвку. Адриан только что сделал мне предложение. Это настоящая помолвка. — Пенелопа взяла жениха за руку и вывела из круга фонарного света. — Вы должны к нам присоединиться.
Теперь Грейс могла различить его черты и, увидев под черной шапочкой те же легкие, воздушные волосы, что однажды блеснули перед ней в «Розовой чашке», поняла, что мужчина, стоящий рука об руку с Пенелопой, несомненно, не кто иной как мистер Дубровски, частный сыщик. Грейс колебалась, что будет умнее: небрежно пожелать счастливого Нового года и поскорее уйти или предупредить подругу, что ее жених — крепкий орешек. Она все еще перебирала в уме варианты, когда мистер Дубровски протянул ей руку. Грейс инстинктивно вздрогнула.
— Миссис Брукмен, — сказал он с легким поклоном, — я ваш вечный должник. — Едва он заговорил, Грейс уловила в его голосе нотки Мориса Шевалье; в воздухе бодряще пахнуло лосьоном. Пенелопа млела. Грейс мигом почувствовала себя обезоруженной и заняла еще более оборонительную позицию. Она отвела Пенелопу в сторонку.
— Вы знаете, кто это? — шепотом спросила Грейс.
— Разумеется, да. Он мне все рассказал.
— Позвольте мне, Пенелопа, — вмешался мистер Дубровски, легонько шлепнув ее по руке. — Могу я называть вас Грейс? — спросил он. Грейс ничего не ответила. В целом ситуация представлялась смехотворной, даже при не очень строгих нормах ее отношения к жизни, но она не уходила, надеясь, что каким-нибудь образом все встанет на свои места. — Должен извиниться, что обманул вас, — продолжал мистер Дубровски. Когда мать Гриффина, Меррин, позвонила мне и попросила найти мистера Брукмена, я и представить себе не мог, какой запутанной станет ситуация. Если я причинил вам какой-нибудь вред, то мне жаль, и я постараюсь исправить его. Но встреча с вами действительно перевернула мою жизнь. Если бы не вы, я никогда не нашел бы свою Пенелопу.
— О, Адриан, — сказала Пенелопа, тычась носом в его шею. Грейс чуть не чихнула — ей было так знакомо это щекочущее ощущение в носу, когда все кажется правильным. Она вообразила картину, как будущей весной они втроем прогуливаются возле водохранилища, восторгаясь цветущими вишнями. Даже Гриффин и Кейн, Хлоя и Пит встали у нее перед глазами, будто японский веер развернулся во всем великолепии павлиньего хвоста.
— Ваша книга у меня, — сказала Грейс мистеру Дубровски.
— Теперь она мне не нужна, — ответил он, беря Пенелопу за руку, и они пошли дальше по тропинке.
Когда Грейс вошла в дом, то поняла, что что-то неладно. Хосе разводил людей по лестницам, и аварийные пожарные двери были распахнуты настежь. Вместо обычных светильников под потолком вдоль коридора стояли фонари.
— С Новым годом, миссис Брукмен, — сказал Хосе, появляясь в вестибюле.
— Спасибо, Хосе. Тебя также. Почему такая темь?
— Когда отключили лифты, во всем доме погас свет. Генератор стоит на таймере. Включится в половине первого, в час. Ну и ночка! А жильцы из десятой квартиры хотели устроить караоке.
Грейс поднялась по лестнице до своей квартиры. На каждой площадке стоял фонарь, и она заметила, как ее тень становится длиннее с каждым шагом.
Открыв дверь, она прошла на кухню. На столе, перед местом, где обычно сидел Лэз, лежали сложенная салфетка и нож, полупустой стакан воды стоял на буфете. Должно быть, она по рассеянности поставила его туда. От старых привычек, поняла она, отделаться нелегко. Она могла притворяться даже во сне. Открыв вспомогательную кладовку, она достала фонарик, что было излишним, так как после реорганизации, произведенной Марисоль, свет стал вовсе не нужен. Грейс могла найти все что угодно даже с закрытыми глазами.
