Ага. Еще я работала летом в киоске. Жарила колбаски, картошку, представь себе, один квадратный метр, я и сто пятьдесят литров кипящего прогорклого подсолнечного масла, как сыр в масле, можно сказать, ха-ха, каталась. Но всегда умудрялась как-то схимичить, на каких-нибудь десять злотых, ДЕСЯТЬ ЗЛОТЫХ, и вечером отправлялась в бар, вся из себя гордая, выпить пива, и сидела там с красной, как вяленое мясо, мордой, а масло капало у меня с волос на стол, а моя мать говорила: ну, наконец, наконец-то, наконец хоть что-то, наконец.

ПАРХА. Да, хреново. Ты должна за себя взяться, найти какое-нибудь занятие. Разве что у тебя на самом деле нет никаких талантов.

ДЖИНА. Вот так я и живу, выйду из дому и хожу, понимаешь, да, хожу куда ни попадя, тусуюсь, в основном трахаюсь с разными козлами типа тебя, хотя мне совсем не хочется, просто иду с ними, потому что хочу просто спокойно поспать, чтоб никто не драл глотку прямо над ухом, когда я проснусь с бодуна, а мы, знаешь, живем в однокомнатной квартире, семнадцать метров, когда тебе прямо в ухо кто-нибудь саданет чайником или кастрюлей по плите, с бодуна это не шутки, ты умираешь, а ребенок тебе в кровать припрет игрушечное пианино и давай наяривать «в траве сидел кузнечик», «сорока-белобока кашку варила», а они думают, я с ними пошла, потому что мечтаю трахнуться в семнадцати позах, типа секс моей жизни, и хоть ты тресни, даже если у них висит и трепещет на ветру, им надо хоть раз вставить и вынуть, иначе нет, нет, нет, не считается. А утром одно и то же: о господи, где твоя одежда, ты, наверно, очень спешишь, я ведь тоже опаздываю, ты что, все еще пьешь чай? Ладно. Если хочешь, я дам тебе с собой термос!

Ха-ха-ха. Ха-ха-ха. А я уже в трамвае, уже еду, тук-тук, тук-тук. Карабкаюсь по лестнице, открываю дверь. Ты где была?! Посмотри! Ты что творишь? Это твой ребенок!

Мама-мама! А у Коперника кто отец?

Ты лучше скажи мне, кто его отец, его, ну???

Бог, а кто же еще?

Он целый день играл в супермена! А потом обоссался. Извини, но я включаю пылесос.

Мама, сорока-белобока кашку варила!!! Сорока-бело-бока кашку варила!!! Этому дала, этому дала, а этому ничего не дала!! И фррр… улетела. Мама! Мама!

А, эта, тоже блядища еще та, я читала.

Нет, ты лучше послушай, как он научился играть гимн на пианино! Нет, ты послушай! Все куплеты! И шиворот-навыворот! Иди, принеси свое пианино и сыграй маме. Не там, дурачок.

А ты, ну что у тебя за вид? У тебя что, дома нет? На помойке ночевала?

ПАРХА. Ууу, солнышко, тут я тебе уже ничем не могу помочь. Нехорошо, что ты так себя ведешь, очень даже плохо, надо с этим кончать, надо найти себе порядочного парня, который не будет относиться к тебе как к шлюхе. А ты на СПИД проверялась? Надо бы. Нет, серьезно, найди себе парня, который тебя полюбит, а даже если и нет, то нельзя же совсем уж махнуть на себя рукой. Может, это у тебя какой-то подсознательный комплекс, который возник из-за плохих отношений с отцом.

ДЖИНА. Бог нам отец.

ПАРХА. Вот лично я…

ДЖИНА. Слышь, одолжи пятьсот злотых, а?

ПАРХА. Я??? Тебе???

ДЖИНА. У меня очень некрасивый ребенок. На какую женщину ни погляди, у всех нормальные дети, почему у меня нет нормального ребенка, почему мой такой страшненький?

ПАРХА. Я ненавижу случайный секс с бабами, для которых я — ксендз Гжегож, и им кажется, что, переспав со мной, они оправдывают свое существование, как же, я переспала с ксендзом Гжегожем, это вам не хухры-мухры, тра-ля-ля, девчонки, я переспала с ксендзом Гжегожем, это было нечто, я думала, ошалею.

ДЖИНА. Я не могу туда вернуться. Она меня заживо сожрет.

ПАРХА. Ненавижу, а хуже всего, что они всегда придумывают разные штучки, чтоб затянуть меня в постель, пошли, у нас классные альбомы, у нас классные коллекции филателистических марок, у нас разные чаи с вкусовыми добавками, ну, пошли, эта полочка из ИКЕИ, а здесь у нас то, а здесь это, КЛАССНО?

ДЖИНА. Писать хочу. (Идет в туалет.)

ПАРХА. Здесь у нас то, а здесь это, а тут сиськи, ты не обращай внимания. Это тут, это там, а это наши колготки, мы их вон туда закинем, вот так, а ты, когда играешь этого или того, тебе кого больше нравится играть, я все думаю: кого, интересно, а вот тут, видишь, шрам, ужасный, просто ужасный шрам, и ничего ведь не поделаешь. Ну вот, ты пока погляди, здесь то, а там это, а я пойду приму душ. Ну все, я уже искупалась, и как, классно, правда? Ну, и что теперь? Прям в одежде заснул, ты что, рехнулся? Пошли, покажу тебе, где будешь спать, если честно, я тоже тут буду спать, с тобой, не веришь? Смотри. Я и ты, ты и я, и я, и ксендз Гжегож, знаешь, это чистая случайность, что я сейчас работаю простой официанткой в кафетерии «Кофе», простой продавщицей газет в киоске около университета, это же абсурд, что я просто обыкновенная, на самом-то деле я вовсе не такая уж обыкновенная, а даже наоборот, раз ты тут и я с тобой знакома.

А я лежу как потасканная шлюха на развалинах своей жизни.

Думаю, выключил ли я утюг.

Думаю, на каком трамвае можно отсюда уехать.

Что за долбаная Румыния вокруг. Что за одиночество.

О, ты уже кончил, это даже к лучшему, я ужасно довольна и вообще. Теперь спать. О, я уже проснулась, ты уже уходишь? Но куда? Сейчас придут девчонки на тебя поглядеть! Они говорят, что мы ужасно, ужасно подходим друг дружке! И что такая девушка, как я!.. И говорят, что если ты с таким, то!..

А я еду, еду на трамвае. Без отца. Без матери. Наконец совершенно один-одинешек.

А теперь еще, бля, меня выгнали с работы, нет, бля, выгонят через три часа. Все, я никто и звать меня никак. Мне пиздец. (В очередном приступе эйфории подходит к дверям туалета.) Джина! Джина? Эй.

Я понял, в чем твоя проблема по жизни, вот только что вдруг понял, это ужасно просто.

ДЖИНА (пытается завязать петлю на шее). Чего?

ПАРХА. Только не обижайся. В твоей жизни нет любви! Это же элементарно! Просто тебя никто не любит! Никто тебя не любит, и потому ты такая несчастная, потому ты трахаешься со всеми подряд без любви, а это ничего тебе не дает, только пустоту. Самое главное в жизни — любовь, кто-то, кто не скажет тебе с утра: катись-ка ты… Джина? Тебя спасет любовь.

Эй, эй-эй, чего ты там делаешь?

Моешься? А зачем?

Выходи, я не хочу здесь сидеть один, я боюсь. Сама ушла в туалет, а меня оставила одного.

Я за тобой не подсматриваю.

Зачем ты моешься?

Я с тобой трахаться все равно не собираюсь, можешь хоть кипятком стерилизироваться.

Джина, эй!

Я пошутил, идиотка.

Блядь, открыла дверь, я сказал.

Открой дверь! (Дергает за ручку, открывает дверь.)

Ну, и что ты сделала?! Зачем ты это сделала?!

Нет, ну как так можно?!! Это что за дела? Это что за дела? А ну слезай быстро.

АААА!

ДЖИНА. Ну, повесилась я, повесилась.

ПАРХА. Ну и виси на хер, я отсюда сваливаю.

ДЖИНА. Ты не можешь, бля, оставить меня здесь одну.

ПАРХА. Даже не проси, я сваливаю.