Платон, взяв больную за руку и нащупав пульс, тут же отошел от нее, сел за стол и закурил сигарету:

— Ничего опасного. Просто глубокий обморок.

— Я боялась, что это сердечный приступ. В первый момент мне показалось, что она умерла… или умирает. Это было так внезапно… — Марго осознала, что устроила панику без достаточной причины, и теперь чувствовала себя несколько неловко.

— Как это случилось?

— Очень просто. Она сидела вот здесь, где сейчас сидишь ты. После приема второго сигнала она сказала, что это — чудовищное насилие, и попросила воды, а минут через десять вскрикнула и потеряла сознание. Я уложила ее и позвонила тебе… наверное, можно было и подождать, но я не могла понять, что с ней творится.

— Это была ее реакция на третий сигнал. Но ты все сделала правильно, — снисходительно заметил Платон и добавил со скептической интонацией: — Опасаюсь, что для шаманской профессии она слишком впечатлительна.

— Иронизировать, когда имеется повод, проще простого. — Марго сочла нужным взять Лизу под защиту. — Лучше помог бы ей прийти в себя.

— Зачем? Пусть отдохнет. В конце концов, обморок — это защитная реакция организма.

Платон оказался прав: вскоре Лиза зашевелилась, открыла глаза и без посторонней помощи приняла сидячее положение.

— Извините. Со мной такое редко бывает.

Отвергнув предложенный кофе, как совокупность ядовитых веществ, Лиза изготовила подходящий к случаю травяной отвар, который вернул ей силы и жизнерадостность. Говорить она начала сама, не дожидаясь, когда ее об этом попросят.

— Боюсь, что разочарую вас. Мои впечатления очень скудные. В первый раз было то, что вам уже известно со слов… других людей. Но все-таки попробую описать. Это был совершенно внезапный импульс, предлагающий совершить самоубийство, вскрыв себе вены ножницами или ножом. Он был адресован не мне, но если бы мне, я бы не устояла. В этом какая-то непреодолимая сила. Это и внешний приказ, и внезапно возникшая внутренняя потребность, или необходимость, будто человек всю жизнь готовился только к этому — по сигналу вскрыть себе вены… И вдруг на меня обрушилось еще что-то, вроде кошмарного шума, только не звукового, вы понимаете. Этот шум был отвратителен и причинял боль, он мучительно бил по нервам, но в нем потонуло все — и первый сигнал, и вообще, все мое сознание… Я, конечно, говорю бестолково…

— Нет, нет, вы хорошо говорите, — поспешно заверил ее Платон.

— А во второй раз было ощущение жуткого, чудовищного насилия, настолько непреодолимого, что я даже не понимала, чего ему от меня надо. Я просто чувствовала, что подвергаюсь обработке каким-то сверхсильным давлением, превращаюсь из человека в вещество, в плазму… Ну, а третий сигнал… бр-р… как будто сразу ко всем нервам приложили раскаленные утюги… мне казалось, я взорвалась, распалась на атомы. Когда я очнулась, то прежде всего удивилась, что у меня есть руки, ноги, глаза… Вот, пожалуй, и все. — Она улыбнулась. — В общем, впечатления червяка, которого расклевывает курица.

— А дополнительный сигнал, заглушающий первый, как вы его удачно назвали — шум, он каждый раз появлялся?

— Во второй раз — да, я даже успела подумать, что это оборонительная реакция моего подсознания… А в третий раз — не знаю. Был такой сильный шок, что я отключилась и не успела ничего ни понять, ни заметить.

— Не очень-то складно у нас получается, — подвела итог Марго. — Похоже, эта работенка для тебя слишком опасная. Думаю, нам лучше всего отвезти тебя прямо сейчас домой. Не стоит тебе с нами связываться.

— Ничего подобного, — выждав небольшую паузу, спокойно высказалась Лиза, — я не собираюсь пасовать перед этой злой силой. Мне предстоит и в будущем сталкиваться с такими вещами, я должна научиться с ними справляться… А вот насчет поехать домой, это ты хорошо придумала. Здесь — слишком близко. Дома у меня лучше получится.

Платон глянул на Марго с любопытством: с чего бы это они уже успели перейти на «ты», но Лиза истолковала его взгляд по-своему:

— Не бойтесь, я не пропущу ничего. Это такое сильное, что я не прозеваю даже во сне. Не беспокойтесь за меня, я справлюсь.

— Ладно, попробуем, — неохотно согласилась Марго, — но по первости мы за тобой будем приглядывать… Только ты мне объясни вот что: ежели ты, к примеру, согласилась бы с нами расстаться, то ведь эти сигналы теперь все равно бы тебя доставали? Или нет?

— Нет, — засмеялась Лиза, — нужно настроиться. Если не настроиться, ничего не почувствуешь.

— Что значит настроиться? — вмешался Платон.

— Вот этого мне никак не объяснить. Нужно захотеть, что ли… нет, нужно именно настроиться… Но вот, что было бы здесь — не знаю. Здесь слишком близко к этому. И вообще, тут такое место… плохое какое-то.

В результате решили, что Марго сейчас отправится к Лизе, а Платон — к Фугасу, чтобы дать тому возможность немного поспать. А в середине дня, когда Марго поедет на службу, к Лизе переберется Платон.

Утро и первая половина дня не принесли ничего нового. К двум часам дня Марго поехала в прокуратуру, и еще ни разу за долгую трудовую жизнь она не подходила к своему рабочему столу с таким нетерпением и волнением.

В числе ожидавших ее документов дел о самоубийствах не было. На случай ошибки она навела в канцелярии справки — нет, такие дела не поступали. Тогда она обзвонила станции «скорой помощи» — за ночь произошло два самоубийства, но оба — с помощью больших доз снотворного, а случаев вскрытия вен не было.

Она не могла найти в себе силы торчать на работе и заниматься текущими делами — не просидев за столом и получаса, Марго удалилась. Ее захлестнула безграничная эйфория, и только какими-то последними остатками благоразумия она понимала, что теряет чувство реальности и что это опасно.

К моменту встречи с Платоном ей удалось восстановить в себе главенство здравого смысла, чтобы они вместе могли дать трезвую оценку происшедшему. Оба сошлись во мнении, что победу праздновать рано и что Легион не позволит себя уничтожить без отчаянного сопротивления. Оба считали, что у них впервые появилось реальное оружие против Легиона, но его предстоит основательно усовершенствовать.

— И еще одна неприятная забота, — хмуро добавил Платон, — мы не можем исключительно полагаться на такую личность, как Фугас. Ты с этим согласна?

— Да. — Марго не колебалась ни секунды, хотя и догадалась, к чему он клонит. — Ты считаешь необходимым проникнуть в секреты Фугаса, грубо говоря, выкрасть его изобретение?

— Именно так.

— Я тоже думаю, что у нас нет выбора. Как только мы сообщим ему о первом успехе, он тут же начнет выдуриваться. Хотелось бы потянуть с этим, сколько возможно.

— Все, что мог, я зафиксировал — зарисовал схемы «приборов», со всех сторон сфотографировал, скопировал все надписи на деталях. Но лучше всего, чтобы специалист глянул на это собственными глазами. Где же твой черный гений электроники?

— Сведений о нем пока нет. Но под амнистию он не попал, это я проверить смогла. Если жив, значит, в лагере. А вытащить человека из лагеря — сам понимаешь, дело не быстрое.

— Придется поискать на время другого, хоть и не хочется обрастать лишними людьми.

Дальнейшие дела организовали так: дежурства Фугаса и Платона в лаборатории продолжались, Марго часть времени проводила на службе, а остальное — у Лизы. Та обещала в отсутствие Марго не «настраиваться» на контакт с Легионом, но иногда это обещание нарушала, в чем чистосердечно признавалась post factum.

— Ничего не могу поделать: иной раз просто чувствую необходимость. Да ты не беспокойся, я думаю, у меня уже есть иммунитет.

Марго пришлось поневоле примириться с ее упрямством. Передышку, по неизвестным причинам предоставленную им Легионом, она использовала для поисков специалиста по электронике. Не имея подходящих знакомств, она, естественно, обратилась за помощью к Паулс, тем более, что ее следовало проинформировать о первых ощутимых успехах в войне с Легионом.

Марго заявилась к Лоле все еще в бравом, приподнятом настроении, а та, напротив, выглядела сонной, вялой и даже пришибленной.