В квартире Гаденыша днем никого не оказалось, и пришлось дожидаться вечера. Его товарищем по комнате, где они жили вдвоем, оказался туповатый, но незлобивый парень. Предложив ему в качестве поощрения не купюры, а пару бутылок водки и присев с ним выпить, Платон снискал его благорасположение и через час знал все, что тот мог сообщить.

Гусецкий уже полтора месяца был в бегах. Милиция, ясное дело, никуда о беглых не сообщает, это будет считаться недостатком в работе. А он сам потом явится — куда ему деться — и положит капитану на лапу. Если, конечно, назад на зону не хочет.

— Но с какой же стати он убежал, когда оставалось отбыть всего четыре месяца с небольшим? — удивился Платон, подливая водку в стаканы.

— Оттого что нужда пришла. Петух жареный клюнул, вот и сделал ноги, — последовал загадочный ответ.

Постепенно выяснилось следующее. Отделение милиции, надзирающее за «химиками», своими силами наблюдать за ними всеми не может. Это делают специальные народные дружины, активисты-добровольцы из числа тех же «химиков». Они после десяти вечера совершают рейды по квартирам, проверяя, на месте ли их обитатели, нет ли у них посторонних и соблюдаются ли чистота и порядок. При этом, как правило, происходит и вымогательство, впрочем, достаточно скромное, дружинники много не требуют. Ну вот, бутылку водки, к примеру. Но тем, кто давать не хочет или не может или почему-то не нравится бригадиру дружинников, приходится солоно. Могут избить до полусмерти за то, что неаккуратно стоят тапочки. А Гусецкий такой — он мало кому нравится. Он любого умеет придурком выставить. И вот в магазине однажды, когда бригадир дружинников стал денег на водку требовать, он возьми и скажи ему: «Ну куда тебе еще водку, у тебя и так геморрой от задницы уже до морды дошел». А кругом люди, все ржут, потому что морда у дружинника действительно какая-то геморройная. Хотел он на него бросится, да много народу, и иные не прочь под шумок с ним сквитаться. Промолчал и ушел. А Гусецкому куда деться? С ним такое и раньше бывало — не удержится, скажет лишнее, а что дальше делать — не знает. Ясно, ночью придет дружина, и сколько к утру у него целых костей останется — неизвестно. Вот он и дал деру. А дружинник со злости зарубил топором одного доходягу и сейчас ждет суда.

Марго тем временем в Петербурге маялась вынужденным бездействием. Она чувствовала, что нельзя давать Легиону время на восстановление равновесия и следует атаковать его как можно скорее. А Платон, как назло, застрял в этом треклятом Раздольном. За трое суток отсутствия он удосужился позвонить всего один раз, сообщив, что лично у него все в порядке и помощь не требуется, а дела, к сожалению, обстоят не так хорошо, как хотелось бы. Марго поняла его в том смысле, что Гаденыша он не обнаружил. Но тогда зачем ему понадобилось торчать там столько времени?

С возвращением Платона все стало на свои места: Марго теперь было ясно, что делать. Она-то отлично знала, что Гаденыш, несмотря на кажущуюся истеричность, тщательно просчитывает последствия своих ходов. Публичное дразнение дружинника означало, что он уже тогда собирался удрать и готовил себе отмазку на будущее. Он, конечно, предвидел, что озверевший болван кого-нибудь изувечит, хотя на такую удачу, как декоративное убийство топором, может, и не надеялся. При подобном раскладе, после явки с повинной, и милиция, и суд посмотрят на побег сквозь пальцы, а если к тому же не поскупиться на взятку, то все сойдет с рук безнаказанно. Отсюда следовал очевидный вывод: кому-то, помимо Марго и Платона, понадобились мозговые услуги Гаденыша, и тот получил достаточно выгодное предложение. И этот пока неведомый заказчик наверняка связан с бывшими его компаньонами.

Марго решила, что может безбоязненно выходить на них по очереди: за каждым из них числились грешки той или иной тяжести, и вряд ли они откажут Марго в такой пустяковой услуге, как помочь найти Гаденыша. Если им известно, что она сама в розыске, это только увеличит шансы на успех. Конечно, при условии, что мероприятие, на которое ангажирован Гаденыш, не такого масштаба, чтобы уничтожать всех подряд, кто попробует к нему приблизиться.

Марго принялась методично разыскивать бывших подельников Гаденыша из тех, кто шел в ногу с прогрессом и сделал компьютеры инструментом криминального бизнеса. Они все разгуливали уже на свободе — ни Уголовный кодекс, ни люди, составляющие правоохранительную систему, не были приспособлены к войне с интеллектуальной экономической преступностью.

Задачка оказалась не слишком сложной. Марго пришлось пообщаться всего с тремя несимпатичными ей людьми, чтобы познакомиться с дамой, у которой на нелегальном положении жил Гаденыш. Он охотно согласился на встречу с Марго, отлично понимая, что ее ни капельки не занимает его побег с «химии», и ей нужно что-то другое. Ссориться же с этой «важнячкой», как он знал по прежнему опыту, было куда как невыгодно.

Свидание состоялось на нейтральной территории в совершенно пустой квартире расселяемого и с виду уже нежилого дома, принадлежащей кому-то из знакомых Гаденыша. Дверь была не заперта, и Марго застала его сидящим по-зэковски, на корточках у стены. Встать он не соизволил, но концы его прилизанных черных усиков раздвинулись в улыбке, крайне нахальной и одновременно выражающей радостное изумление. Марго, чтобы не выглядеть глупо, ничего не оставалось, как усесться рядом с ним на пол.

Гаденыш ее долго рассматривал, словно внезапно увидел нечто диковинное.

— Красивая ты, однако, женщина… Выходит, по мне соскучилась? Или не с кем сыграть в шахматы?

Марго готова была согласиться с обращением на «ты», тем более что в следственной практике это случалось нередко, но развязность его полезно было слегка притушить, и она произнесла рассудительным тоном:

— Я же тебе не подруга, так что комплименты твои без надобности… Ты мне нужен по делу, стало быть, давай без базара.

— Да ты что же, начальница? Ты так круто не запрягай! Столько не виделись, я к тебе всей душой, а ты сразу на меня Полкана спускаешь!

— Вижу, лагерных словечек набрался, — усмехнулась Марго, — только для меня не старайся, я-то этого эсперанто наслушалась… Ты мне вот что скажи: для чего тебя сюда с «химии» высвистали?

— Ну вот, говоришь, по делу пришла, а у самой, как прежде, одни вопросы, — горестно запричитал Гаденыш.

— Не виляй. На делишки твои мне начхать. И на твоих нанимателей — тоже. Я одно хочу знать: нет ли за тобой крутого чего? Мне сейчас подставляться под чужие грехи нельзя. Так что, выкладывай.

— Пустяковое дело, начальница. Тут одна фирма себе офисные хоромы отгрохала. И строители — курвы продажные — по заказу ихних врагов все стены разной электроникой начинили. А ведь я по жучкам когда-то горбатился. Крыша пока не протекает, сама знаешь, и руки не под дрын заточены. Вот они меня и позвали, домишко маленько вычистить.

— Название фирмы?

— Коммерческая тайна, начальница… Разве что, для тебя лично: «Фибротерм»… полимеры всякие.

— Ладно. Авось, не врешь. Ты, вроде, не из тех, кто два раза подряд на одни грабли наступает… Есть для тебя работа. Не официальная, но честная. Примерно на месяц. Сделаешь — отмажу от «химии», и еще деньги получишь. Зеленых тысячи три.

— А не сделаю?

— Будешь предоставлен своей судьбе.

— А уж ты шепнешь ей на ушко? Насчет строгого режима? Ты ведь с моей судьбой давно покорешилась. — В его глазах сквозь веселье блеснули злобные искорки.

— Брось ты это. Ты и так в полном дерьме. И я тебя не шантажирую, а просто прошу. Но не отрицаю, в случае чего, огрызнуться сумею… Сам понимаешь.

— И что за работа такая? — Гаденыш снова стал радостно-благодушен.

— Редкостная. Можно сказать, небывалая.

— Загадки загадываешь… Работенка-то, наверно, рисковая?

— Есть немножко. Только риск — что у меня, что у тебя — будет одинаковый. А ты знаешь, я по-дурному подставляться не стану.

— Ловкий ты все-таки человек, начальница: удалось тебе разбудить мое любопытство… Ладно, попробуем сыграть в твою рулетку.