— Вы опять что-то нашли, чтобы обвинить меня в даче ложных показаний? — благодушно спросила миссис Дэвин.

Дьюит взглянул на нее.

— Вы понимаете, что обязаны мне многим?

— Почему?

— Да потому, что я уберег вас от двух-трех лет тюрьмы.

— Опять догадки, все только догадки, сэр. — Моложавое лицо учительницы похорошело от улыбки.

— А это что такое?

Дьюит протянул ей нож, на лезвии которого был комочек грязи.

— Я бы назвала это грязью, — заявила миссис Дэвин. — Но не делайте из этого вывода, что Гилен неряха. Между досок веками накапливалась пыль.

— Какими еще веками! — рассмеялся Дьюит. — Эт;; грязь до сих пор влажная. И вам поясню, почему. Потому что во вторник вы проспали всю ночь, несмотря на грозу. Вам даже во сне не привиделось, что надо пойти закрыть здесь окно. Оно оставалось открытым, и дождь хлестал в комнату. Половицы высохли, а грязь в щелях до сих пор влажная. И дорожка у окна еще не просохла. Делайте вывод сами.

— Боже мой, да это же… как я не подумала! Но вы же не полицейский, вы посоветуете мне, что делать? Поверьте, Гилен ни при чем, она виновна не больше нас с вами.

У Дьюита неожиданно возникла новая мысль.

— Эррис заходил к вам на днях? Только говорите, пожалуйста, правду, а то я обижусь на вас всерьез.

— Да, он был сегодня рано утром… Предупредил, что вы, вероятно, зайдете, и научил, что я должна сказать.

— Он любит Гилен?

— Я думаю, да, но Гилен не обращает на него внимания.

— Это не имеет значения. Если он любит ее, то попытается выгородить; будут еще и другие глупости.

— Но что мне теперь делать? А если явится полиция? Сказать им правду? Или попытаться их обмануть? Полицейские не так умны, как вы, и если вы меня научите, что говорить…

— Вы знакомы с инспектором О'Брайеном?

— Да, конечно. Он даже мой дальний родственник.

— Если он явится сюда и задаст те же вопросы, что и я, то скажите… в общем, заморочьте ему голову. Но сознайтесь, что Эррис приходил и говорил с вами. Поменьше говорите о Гилен, а больше — о стихах, тем более что вы прекрасно в них разбираетесь.

— А что делать с грязью между половицами?

— Принесите ведро воды и вымойте пол. Опрокиньте нечаянно ведро. Нелепая случайность, этого достаточно.

— Вы действительно очень находчивый человек! — восторженно воскликнула миссис Девин.

Когда Дьюит уходил, у него было тревожно на сердце из-за Гилен, но зато он знал, что встретил в лице миссис Девин человека, который станет большим приобретением в его жизни.

В Килдар Дьюит возвратился во второй половине дня. Гилен дала ему ключ, поэтому он вошел, не позвонив, и сразу хотел пройти в свою комнату, но дверь в конце коридора открылась и выглянул Эррис. Волосы его торчали во все стороны. Он явно только что встал с постели, когда услышал шаги Дьюита на лестнице.

Дьюит поманил его к себе. Комната была убрана, в камине горел яркий огонь, на столе сияла белоснежная скатерть, стоял букет роз. Стол был накрыт к ужину.

— Ну, так что же вы разведали? — спросил Эррис севшим голосом. — А может, уже поймали убийцу?

Пусть он был пьяницей, безвольным и ненадежным, но что-то в его тяжелом свинцовом взгляде выдавало внутреннее смущение. Он страдал не оттого, что не мог выполнить свои пустяковые желания, а от бессмысленности жизни. Это угнетало, но у него не было сил сопротивляться. Стоя у камина, Дьюит ответил, не оборачиваясь:

— Бывают случаи, когда не так важно найти преступника, как понять, что им руководило.

— Оказывается, у вас довольно свободный взгляд на вещи, когда дело доходит до толкования правосудия, — язвительно заметил Эррис. — Только боюсь, что присяжные не пожелают глубоко вникать в суть дела, когда перед ними предстанет убийца Энн и Лайны. Не зря считается, что жизнь — самая большая ценность у человека, а вы знаете, что наши практичные сограждане согласятся казнить даже Спасителя, если он посягнет на их собственность.

На это Дьюит возражать не стал. Вечер был теплым, и разжигать огонь в камине не было нужды. Дьюит открыл окно, чтобы проветрить комнату. Обернувшись, он увидел, каким жадным взглядом Эррис уставился на графин с вином, стоящий на столе. Он даже рот приоткрыл. Дьюит налил и поставил перед ним полный стакан. Эррис схватил его и поднес ко рту, при этом рука его так дрожала, что зубы стучали о стекло. Он осушил стакан одним глотком, лихорадочный блеск в его глазах исчез.

— Я считаю, что вы подозреваете всех, в том числе и меня, — серьезно сказал он Дьюиту. — Но тут вы сильно ошибаетесь. И знаете почему? Потому что я не способен совершить убийство в таком состоянии. Взгляните на меня. Что я такое? Кучка золы, сгоревший мусор, привидение, алкоголик третьей степени, который полчаса не может выдержать без выпивки.

— Все это может быть и верно, — согласился Дьюит. — Однако статистики доказали, что большую часть тяжелых преступлений совершают люди, моральные устои которых подорваны пьянством или наркотиками. Зачем вы ходили в Коннемару?

— Это вам тоже уже известно? Просто решил посетить крепость. Она очень популярна у туристов. Но, вижу, вы мне не верите. И вы совершенно правы. Могу я попросить еще вина?

— Наливайте сами.

Залпом опрокинув стакан и обтерев губы, он откровенно признался:

— Я ездил в Коннемару, чтобы поговорить с миссис Девин. Она тетушка Гилен и готова поклясться…

— Я тоже разговаривал с ней, — перебил его Дьюит. — Но даже если она не откажется присягнуть, что Гилен находилась всю ночь со вторника на среду в башне, этого будет недостаточно, чтобы разорвать роковое стечение обстоятельств.

— Но она не убивала, этого не могло быть! — воскликнул Эррис с несвойственной ему горячностью.

— Вы ездили к миссис Девин потому, что не хуже меня понимаете, что Гилен окажется в очень затруднительном положении, когда ее привлекут к суду присяжных. Им будет совсем нетрудно заключить, что она, независимо от ее показаний, могла находиться в доме в ночь со вторника на среду и что у нее были достаточные основания для убийства обеих сестер, ведь все обстоятельства дела сходятся на том, что она и никто другой совершила преступление. Возможно, хороший адвокат с большими связями сумеет ее как-то вытащить. Однако на ней вечно останется подозрение, даже если ее оправдают за отсутствием достаточного количества улик. Но дело даже не в том. Главное, что мы должны быть уверены в ее виновности или непричастности.

— Но почему, почему так уж важно знать, что и как там происходило? — При этом Эррис указал вниз, на пол, под которым находились на первом этаже спальни обеих сестер.

— Если она невиновна, мы должны ей помочь; если же виновата, то наша помощь тем более необходима.

— Как необходима? Мы что, должны помочь ей бежать? Что мы можем еще предпринять?

— Тому, кто убил, нельзя помогать скрыться, — задумчиво сказал Дьюит. — В любом случае нужно привлечь его к ответственности. Но это возмездие не должно быть местью, убивающей душу… Если бы вы хоть раз заглянули в камеру смертников, то поняли бы, что я имею в виду.

— Как будто я не могу этого себе представить, не увидев Гилен в тюрьме! Если дойдет до этого, я заявлю, что я убийца! — Нетерпеливым движением руки Эррис заставил Дьюита, пытавшегося вставить слово, замолчать, и продолжил: — Не беспокойтесь, я это сумею сделать безупречно. Не буду почти ничего говорить и не дам вовлечь себя в подробности. Буду упрямо бормотать одно и то же, как психопат. Эту комедию мне сыграть не трудно, ибо это вследствие злоупотребления алкоголем уже почти правда. Вы знаете, что такое поэт? Известно ли вам, почему Шекспир смог создать такую убедительную галерею убийц, извергов, кровожадных королей и мучителей? Потому что все они жили в нем! Если бы он не создал их силой своего искусства, я побоялся бы встретить его в одном из темных переулков Лондона. Гораздо больше Шекспиров окончили свою жизнь на электрических стульях, чем это известно вашей премудрости, господин правозащитник!