— Поводов было достаточно у каждого, — сказала Стелла. — И мы, вероятнее всего, установим, как это чаще всего и бывает, что каждому из них хватило времени для совершения убийства.

— Любой из них мог его совершить, — присоединился Клэгг, — а поэтому нам придется собирать все данные о каждом. И это обойдется недешево.

— Хотя вы и являетесь моим шефом, Клэгг, — мисс Айнс не на шутку рассердилась, — но я позволю себе сказать вам, что вы меня раздражаете. Совершенно определенно! Сейчас, во время экономического расцвета, который мы переживаем, я смогу найти более высокооплачиваемую работу, чем у вас, позвольте заявить вам об этом.

— Любой из них мог быть убийцей, — упрямо повторил Клэгг.

— Нет, — перебил его Дьюит. — О'Брайен может догадываться, кто совершил это преступление, он мог даже в какой-то мере помочь убийце, но сам он никак не может быть преступником.

— Согласен, — сказал Клэгг. — Он не мужчина, а раскормленный слон, а такой слон никогда не протиснется в тот узкий проход и не сможет подняться по железным скобам, а убийца не мог без этого обойтись.

— Тут вы, конечно, правы, — признала мисс Айнс.

— Я бы обратил внимание на подружек в приюте для состоятельных вдов и добродетельных актеров, — посоветовал Клэгг. — Расстояние от богадельни до Килдара — не помеха. В этой конторе обязательно должна быть своя машина, чтобы ездить на рынок за продуктами подешевле. Нужно только допустить, что Хейкет сама умеет водить машину, и тогда станет понятно, каким образом обе дамы могли бы оказаться в Килдаре.

Он замолчал, и никто больше не сказал ни слова.

Дьюит снова прошелся по кухне взад к вперед и остановился на этот раз у окна. О стекло бились мошки, бабочки и мотыльки, привлеченные огнем свечи. У одних были бледно-зеленые прозрачные крылышки, как у ангелочков, а у других, толстых, отсвечивали кроваво-красным рубиновые глаза. Были и какие-то паукообразные насекомые, казавшиеся одновременно забавными и неприятно злыми.

За спиной Дьюита жужжала обычная комнатная муха. Он обернулся и проводил ее взглядом. Затем молча вышел из комнаты на улицу. Звук его шагов постепенно затих вдали.

Никто из троих присутствующих не удивился — они слишком хорошо знали его привычки.

— Пойдемте спать, — сказала Стелла. — Я еще до сих пор не оправилась от вчерашнего джина.

Весь следующий день Дьюит провел в Дублине. Он должен был присутствовать в Верховном суде по поводу апелляции в неотложном процессе, а кроме того, у него не было ни малейшего желания подвергнуться допросу, которого нельзя было избежать, оставаясь в Килдаре. О'Брайен не ошибся, предсказав дальнейший ход событий. Уголовная полиция из Дрогхеда подключилась к следствию, но ни на шаг не продвинулась в нем и в конце концов снова поручила следствие местному инспектору. О'Брайен знал местные обычаи и поэтому прежде всего позаботился о похоронах сестер Скрогг, назначив их на следующий день — пятницу.

В тот день была как раз распродажа скота на рынке в Реммингтауне. Животноводы со всей округи отправлялись туда со своими быками, коровами и овцами, туда же обычно съезжались и мелкие бродячие цирки. Народу всегда было много. О'Брайен не назначал даты погребения вплоть до пятницы. На десять часов утра была заказана месса, а затем перенесение обеих сестер на кладбище. Предполагалось, что на церемонии будет мало народу. Но он ошибся. С самого утра в пятницу на рыночной площади стали кучками собираться люди, как будто их всех известили еще накануне. Все пивные были заполнены взволнованными, спорящими, орущими килдарцами и окрестными селянами. Многие таинственно перешептывались. Казалось, что-то тревожное носится в воздухе. Дьюиту это напомнило день начала Второй мировой войны четырнадцать лет назад. Очень немногие уехали на ярмарку в Реммингтаун; на лицах людей отражалось ожидание вперемежку с любопытством, не случится ли еще что-нибудь.

Вернувшись из Дублина, Дьюит отправился с утра на прогулку. Он знал, что его старый знакомый О'Гвинн занят на кладбище, а потому хотел пока осмотреть его хижину, находившуюся среди заброшенных домов в старой рыбачьей гавани в полумиле от Килдара. Порасспросив Финнигана, он узнал кое-что интересное о могильщике и хотел это непременно уточнить. Однако на двери хижины висел огромный замок, а два крошечных окна, в которые все равно не пролезешь, были занавешены. Дьюиту прошлось продолжить прогулку, и тропинка привела его вдоль берега моря к устью реки Иннис, живописно протекавшей по зеленым лугам. Затем он проделал весь путь обратно, несколько раз попадая под дождь. Небо затянули тучи. Западный ветер гнал волны с моря, и они с яростью разбивались о скалы, так что брызги долетали до тропинки, по которой шел Дьюит.

Когда он вернулся в Килдар, оказалось, что он опоздал на целый час. О'Брайен перенес погребение на час раньше, и на кладбище уже не осталось любопытных, когда Дьюит вошел в калитку. Ища могилу Скроггов, он рассматривал старые памятники. Один украшали четыре пушечных ядра, а надпись гласила: «Одно из этих ядер виновно в смерти отважного полковника Стивенсона». На другом надгробии был вытесан козел. Разобрав надпись, можно было понять смысл этого изображения: «Пусть мое имя с годами умрет — этот козел его снова вернет». Имя на плите еще не стерлось, автора звали Теофил Гоут[1]. Вид этого козла улучшил настроение, и он, тихо посвистывая, направился к песчаному холмику у края свежевырытой могилы, где, судя по охапкам свежих цветов, похоронили Энн и Лайну. Но внезапно Дьюит остановился на полпути. Он увидел, что глубоко в земле кто-то возится у гроба, высоко взлетали кучки песка и камешки. Прислушавшись, Дьюит уловил тихое, но веселое и скрипучее пение человека, занимавшегося своим мрачным делом. Он обошел насыпь и заглянул вниз. Показалась седая макушка старого знакомца О'Гвинна. У его ног стояла сумка, замеченная Дьюитом еще при первой встрече. Она была раскрыта, и в ней лежали два черепа. О'Гвинн заметил Дьюита, лишь когда потянулся в ту же сумку за бутылкой, желая пропустить глоточек.

— Гляди-ка, наши пути снова пересеклись, — сказал могильщик, нисколько не растерявшись. — И что же вы хотели бы еще узнать?

Дьюит не смог бы объяснить, почему ему было симпатично обветренное лицо О'Гвинна. Вероятно, причина была в той манере, с которой О'Гвинн, лукаво прищурясь, разглядывал собеседника. Видно было, что он выпил, но легкое опьянение не придавало ему туповатого выражения, а наоборот, оживляло и веселило.

— Опять за черепами охотитесь? — спросил Дьюит, старательно пряча ухмылку.

— Было бы неплохо найти еще парочку, — признался О'Гвинн без обиняков. — Но они как грибы в лесу. Находишь, только когда не ищешь.

— Это точно, — ответил Дьюит, хотя никогда в жизни не ходил за грибами.

— С каждым днем все труднее зарабатывать на хлеб, — вздохнул О'Гвинн. — Раньше я копался на глубине шести футов, чтобы найти что-нибудь годное, а теперь и девяти мало.

— Разве в вашей душе никогда не шевелилось что-то вроде уважения к покойникам? — Дьюит присел на корточки и стал пропускать песок между пальцев.

— Лет тридцать назад меня даже выворачивало от благоговения, — сообщил О'Гвинн с комической серьезностью. — И не улыбайтесь, господин законник. Тогда я был еще неопытен в своей профессии, необученный кадр. Ну а теперь я твердо знаю, что в человеке только душа бессмертна. А все прочее — неодушевленные части, и только конченый болван может испытывать перед ними трепет.

— Неплохая точка зрения, — согласился Дьюит.

— Так что же вы в конце концов от меня хотите? — Физиономия О'Гвинна приобрела вопрошающее выражение. — Не для того же вы явились, чтобы тут со мной болтаться?

— Почему бы и нет? Я охотно беседую с людьми, которые умеют рассказывать разные небылицы. В жизни так много невероятного.

— Что же, к примеру? — коротко прозвучало внизу. О'Гвинн уселся на дно ямы и задрал голову к Дьюиту.