— Она спала в вашей комнате?
— Нет, бывая у меня, она ночует в комнатке наверху. — Миссис Девин указала через окно на угловую башню. — Я отдала ей там маленькую комнатку, потому что ей нравится вид оттуда.
— Вы можете поклясться, что Гилен ночевала в башне?
Старушка слегка смешалась, но энергично кивнула.
— Если нужно, то я могу присягнуть на Библии именем Бога и Святого Духа и как там еще нужно. Почти до полуночи там наверху горел свет и виден был силуэт за шторами. Когда разразилась гроза, я проснулась и увидела, что Гилен не закрыла окно, в нем развевались занавески. Я поднялась к ней. Она спала, как суслик, и не слышала ни грозы, ни моих шагов.
— Значит, вы пошли наверх, чтобы закрыть окно, и увидели Гилен? — Дьюит хотел знать точно.
— Да. И чтобы исключить всякие недоразумения, я скажу: если вы думаете, что Гилен все-таки имеет отношение к смерти Лайны, то вы глубоко заблуждаетесь. Гилен чересчур умна, чтобы впутаться в такую историю. Если бы она принимала участие в преступлении, то делала бы это так тонко, что вы никогда ее не заподозрили бы. Она всегда знала, что ей нужно от жизни. Вот послушайте, что произошло два года назад. Она познакомилась с состоятельным спекулянтом земельными участками. Его звали Бэддок. Он по ней с ума сходил, хотел даже развестись. Но она категорически отказалась выйти за него, она слишком умна, чтобы строить иллюзии насчет счастливого брака (с таким человеком, как Бэддок. Он был жесток, недоверчив и ревнив, страстно любил своих детей. Дочери было семнадцать, и она терпеть не могла Гилен. Вот на этом самом стуле, на котором вы сейчас Сидите, сидела Гилен и все это мне рассказывала. А я, старая дура, пыталась найти доказательства, что брак с ним может дать ей какие-то преимущества. Но она твердо стояла на своем. И была права! Не прошло и полугода, как Бэддок чуть не попал в тюрьму за то, что покалечил свою любовницу в припадке ярости.
— Несомненно, Гилен очень умная женщина, — согласился Дьюит. Он встал и подошел к книгам. — Так вы готовы присягнуть, что Гилен провела ночь со вторника на среду там, наверху, в башне?
— Ну да, я же вам уже сказала. — В голосе миссис Девин прозвучало раздражение. — И мне известно, что за дачу ложных показаний могут присудить к тюремному заключению и что ложная клятва — большой грех.
Решительный тон пожилой дамы, которая была ему очень симпатична, показался Дьюиту немного натянутым. Лгала ли она? Ему пришло вдруг в голову, что кто-то мог предупредить ее о предстоящем визите. Если да, то кто?
Он хотел повернуться, чтобы объяснить миссис Девин, какая опасность угрожает и Гилен, если она солгала, но тут он заметил тоненькую книжечку. Это был сборник стихов Эрриса. Он вынул его и раскрыл. Миссис Девин, не упускавшая ни одного его движения, заметила небрежно:
— Это стихи молодого поэта, но я предпочитаю романы.
Перелистывая книжку, Дьюит заметил, что кто-то читал ее очень внимательно. Об этом говорили не только отчеркнутые ногтем строчки, но и загнутые углы. Закрывая книжку, он заметил нечто важное. Между страницами лежал сложенный листок, использованный в качестве закладки. Ее верхний край обгорел, значит, от нее закуривали. Развернув листок, он увидел цветную репродукцию Гвидо Рени «Оплакивание Христа».
— Что вы так пристально рассматриваете? — спросила миссис Девин, перестав раскачиваться в кресле.
Дьюит положил перед ней на стол раскрытую книжку вместе с развернутой обугленной репродукцией. Впервые старуха занервничала. Поспешнее, чем обычно, она вставила в мундштук новую сигарету.
Дьюит дал ей огня.
— Если вы сказали неправду, то это большая ошибка, — сказал он. — Есть люди, совершенно не способные лгать, потому что ложь — это искусство, растлевающее личность, и такие искренние люди, как, например, вы, не способны им овладеть. Для лжи одинаково важно, и что утаить, и что высказать, и тут вы уже сделали ошибку. Я ведь не спрашивал вас, любите ли вы стихи и кто автор этого сборника. Но из-за внутренней неуверенности вы по своей инициативе наговорили много лишнего, и мне уже нетрудно было догадаться, что вы солгали. Вы очень любите стихи, а стихи Эрриса читали с особым волнением. Это доказывают отметки на листах и загнутые уголки. Не перебивайте меня, — предупредил он, заметив попытку миссис Девин что-то сказать. — Глубоко заблуждаются те, кто считает, что вещи не могут говорить. Иногда они рассказывают о человеке больше, чем знает о нем исповедник. Вы только что пытались показать, что верите в Бога и никогда не дадите ложную присягу. Взгляните сюда. — Он показал обугленную репродукцию. — Человек, истинно верующий, никогда не смог бы использовать это изображение как закладку и тем более как бумажку для раскуривания. А вы смогли. Грош цена вашей вере и вашим заверениям, что вы не клятвопреступница. Ради Гилен вы принесли бы с десяток ложных присяг. Это не то чтобы упрек, но требование быть с этой минуты честной со мной.
— Вы очень умны, сэр, но я позволю себе заметить, что все ваши рассуждения основаны на догадках, — продолжала настаивать учительница. Она не пыталась казаться ни возмущенной, ни оскорбленной, а даже слегка улыбалась, что делало ее моложавое лйцо еще симпатичнее.
Вздохнув, Дьюит поднялся со стула.
— На любого другого человека я очень рассердился бы, — признался он, — но на вас не могу. Ладно, допустим, что мои аналитические выводы основаны на ложных предпосылках, а вы готовы присягнуть, что Гилен провела всю ночь в комнатке наверху. Тогда я вынужден просить вас провести меня туда, я должен все увидеть сам.
— А если я не захочу вас туда впустить? — спросила миссис Девин, слегка склонив голову набок. — Тогда вам придется уйти и вы не сможете продолжать свой тонкий анализ?
— Вы правы. Но вместо меня придет полиция, и, как бы она ни была тупа, будет донимать вас, пока не узнает всю правду.
— Ладно, ладно, вы правы. С полицией я не хочу иметь дела. Несколько лет назад, когда и у нас было что-то наподобие зимы, я не посыпала песком улицу во время гололеда. Клэпп, этот старый пьяница, поскользнулся и сломал ногу. Но не потому, что я не посыпала, а потому что он был абсолютно пьян и поскользнулся бы даже на ковре. Думаете, полиция мне поверила? Даже когда Клэпп заявил, что только он один виноват в несчастье, все равно полиция продолжала приставать ко мне. С ума можно было сойти! Ладно, пойдемте.
Она быстро встала с качалки и взяла связку ключей. Дьюит последовал за ней в вестибюль и оттуда — в парадную залу. Проходя мимо двух скрещенных огромных мечей на стене, она заметила:
— Если раньше кто-то хотел отнять жизнь у другого, он действовал гораздо проще. Видите эти два меча? Каждый из них весит около ста фунтов, и надо было брать его обеими руками, чтобы размахнуться и ударить. Когда-то жил здесь бешеный барон, он был так силен, что размахивал этой штукой, как хлебным ножом. Однажды его надули в карты, так он в ярости разрубил обидчика этим мечом на две половины. Забавно, не правда ли? Однако я в это не очень верю, вероятно, и вы не поверите.
Дьюит усмехнулся.
— Изменялись обычаи, а убийства теряли свой шик и становились чем-то в принципе недостойным. Раньше в честь такого барона сочиняли баллады, его деяния воспевали по веек стране. А в наши дни он уже через месяц болтался бы на виселице.
Миссис Девин расхохоталась. Это был приятный звонкий смех человека, умудренного опытом и осознавшего, что даже самые ужасные вещи не стоит принимать близко к сердцу. Как бы ни закончилась эта первая беседа с седой дамой, Дьюит уже решил про себя непременно поддерживать с ней знакомство, потому что сможет узнать от нее много интересного и приятно провести время.
Комнатка в башне была свежевыбеленной, на окне висели пестрые занавески. У окна стояла кушетка, перед ней была постелена дорожка. Кроме тот, имелись небольшой стол, два стула и шифоньер. На столе Гилен лежали книги и несколько тетрадей. Некоторые другие детали подтверждали, что она недавно находилась здесь. Дьюит подошел к окну, потом вернулся по скрипучим половицам к порогу и присел на корточки. Перочинным ножом он поковырял между половицами, нагнулся и снова выпрямился.