Контрразведывательный режим в Уругвае стал значительно мягче. Все понимали, что до разгрома гитлеровской Германии оставались считаные месяцы. Среди испанской эмиграции царило праздничное настроение: казалось, на далекой родине вот-вот вспыхнет восстание, ненавистный Франко падет и республиканцы смогут вернуться домой. «Артур» встретился с Деликадо, с другими испанскими товарищами и поддался всеобщей эйфории: в Испании ожидаются крупные события. Вот где будет по-настоящему жарко! Вот где потребуются опытные разведчики! Надо обязательно поговорить по этому вопросу с товарищем Рябовым из советского посольства.

История знакомства Григулевича с Рябовым, он же — «Рене», такова.

Во второй половине мая 1944 года в недавно открытое советское консульство в Монтевидео пришел невысокий плотный мужчина в потертом костюме и представился:

«Я — Айзик Боткин. Мне нужно поговорить с кем-либо из “ближних соседей”. Можете пригласить?»

Дежурный по консульству никакого понятия не имел ни о Боткине, ни о конспирации и тем более о «ближних соседях». Сладко зевнув, он сказал:

«У нас не приемный день. Приходите завтра. Работа с посетителями начнется в десять ноль-ноль…»

О странном визитере дежурный все-таки сообщил консулу Валентину Рябову, «по совместительству» — резиденту советской разведки в Уругвае, который подписывал шифровки псевдонимом «Рене»[78]. Он незамедлительно проинформировал Москву о «Боткине», и ему ответили, что это, скорее всего, нелегальный резидент «Артур». Рябову сообщили условия связи с ним. Через неделю встреча двух тридцатилетних резидентов — легального и нелегального — состоялась. Рябов представлял Центр и потому выступал по отношению к «Артуру» начальником…

В прошлом Валентин Рябов работал в Эстонии (1939— 1940 годы), потом — в Дании (первые месяцы 1941 года), участвовал в обороне Москвы, несколько лет прослужил в центральном аппарате разведки. О своей командировке в Уругвай узнал за считаные дни до отъезда: в дальний поход пришлось собираться в пожарном порядке. Первые месяцы в уругвайской столице были непростыми: испанского языка Рябов не знал, а работы «по крыше» ему навалили по горло. В резидентуре был всего один сотрудник — сам резидент. Как говорится, и швец, и жнец и на дуде игрец. Под дудой, ясное дело, надо понимать обязанности шифровальщика.

Первые три месяца, когда посольство временно располагалось в «Парк-отеле», консульская нагрузка была терпимой. Но когда оно переехало на бульвар Испания, жизнь резидента «Рене» стала кошмаром: нескончаемые очереди соотечественников, жаждущих вернуться на родину, с утра выстраивались у дверей консульства. Это были русские, белорусы, украинцы, другие братья-славяне, имевшие право на получение советского паспорта. «Район обслуживания» Рябова не ограничивался Уругваем, а включал Бразилию, Парагвай, Аргентину. Ежедневно в консульство привозили на грузовике мешки писем с прошениями.

Рябову была также поручена работа по проведению мероприятий культурно-просветительского характера, направленных на ознакомление уругвайцев с «советским образом жизни». Огромную нагрузку приходилось нести и по наведению «мостов» с русскоязычными общинами.

Посол Орлов выслушивал мольбы Рябова о выделении помощника, разводил руками и говорил:

«Народу нет. Поэтому терпи, батенька Валентин Васильевич, терпи и радуйся общему патриотическому подъему. Это — славянский отклик на героические победы Красной Армии».

К необычайной активности советского дипломата с возрастающим подозрением присматривались уругвайские власти, да и не только они. Не является ли Рябов тайным координатором по созданию мощного панславянского движения в Южной Америке?..

Подтвердив личность «Артура», Центр прислал подробный вопросник. В Москве хотели составить исчерпывающее представление о проведенной «Артуром» работе, агентурном аппарате, его информационных возможностях, постановке дела по поддержанию режима конспирации и безопасности в созданной им сети.

«Я регулярно отчитывался, — удивился Григулевич, мало знакомый с бюрократической рутиной разведки. — Пусть в Москве поднимут мои доклады: там есть полная картина того, что удалось сделать».

Рябов пожал плечами:

«Таков порядок. Отчетность — святая вещь. Надо подытожить все аспекты твоей работы в Южной Америке».

«Тогда придется собирать архивы. Они разбросаны. Часть здесь — в Монтевидео, часть — в Буэнос-Айресе, кое-что — в Сантьяго. Было бы идеально переправить их сюда, в Монтевидео, под надежный дипломатический кров. Если наша документация попадет к конкурентам, мирового скандала не миновать…»

«Рене» выслушал устный отчет «Артура». В его организации действовало более двух сотен человек, половина из них — в Аргентине. Вербовки, сбор информации, проведение диверсий, слежка за нацистскими спецслужбами и «конкурентами», пропагандистские акции — не слишком ли много для одного человека?!

Не сдержав эмоций, Рябов воскликнул:

«А ты здесь не скучал. Вкалывал, как стахановец-многостаночник!»

Сравнение рассмешило Григулевича. Именно так, «стахановец»!

С этого и началась «отчетная страда» «Артура». Раз в неделю он приходил на конспиративную квартиру в столичном районе Поситос и стремительным почерком покрывал десятки листов бумаги, восстанавливая шаг за шагом этапы своей разведывательной эпопеи в Южной Америке. Иногда ему самому казалось, что все это совершил другой человек. По большому счету, он переиграл немецких, английских, американских разведчиков. Оставаясь в тени, он знал почти все об их деятельности на континенте. А их усилия локализовать его через двойных агентов, болтунов в компартиях и фальшивых испанских «друзей» ни к чему не привели. И еще Иосиф думал о том, что «война разведок» на континенте велась большей частью любителями. В разведки противоборствующих сторон были рекрутированы сотни человек, и профессионалов среди них было немного. Все учились разведывательному делу «на ходу»…

На очередной встрече Рябов сказал Иосифу: «Ко мне на прием пришел немец. Говорит, что может помочь в разоблачении “пятой колонны”. Всучил мне вырезки со своими статьями, какие-то документы со свастиками, кучу брошюр. Его имя…»

«Энрике Юргес, — подхватил Иосиф. — Знакомый персонаж! Профессиональный разоблачитель нацистов. Этим он зарабатывал на жизнь, получая гонорары от англичан и американцев. Что ему сейчас нужно?»

«Говорит, что может быть полезным нашим оккупационным властям в опознании и поимке нацистских преступников в Германии. Просит содействия в выезде в Европу».

«Юргес — жулик и мошенник, — рассмеялся Иосиф. — Держись от него подальше. Мне довелось сталкиваться с ним, правда, не напрямую, а через Армандо Кантони»…

Как-то Юргес предпринял попытку «продать» свои разоблачения в КПА. Трудно сказать, кто вручил ему адрес «технического кабинета» партии. Но однажды Юргес пришел к Кантони и заявил, что может написать разоблачительную статью о нацистском подполье в Аргентине. На любую интересующую партию тему.

«Не торопись отказываться, — посоветовал Григулевич. — Я видел его имя в газетах. Может быть, будет полезен как пропагандист. Пусть напишет статью о тайном вывозе стратегического сырья из аргентинских портов в Германию, назовет организаторов этих поставок, их адреса, приведет данные об их доходах, покровителях в правительстве. Посмотрим, такой ли он осведомленный человек, как говорит».

Через несколько дней Кантони запросил срочную встречу.

«Я видел Юргеса. Он показал мне статью. Три листа машинописного текста через два интервала».

«Интересная статья?»

«Трудно сказать. Мне кажется, что все это я читал раньше. В разных местах. Компиляция, скорее всего. И буйная фантазия».

«Надо было взять для партийных изданий».

«Просит денег».

«Много?»

«Моя двухмесячная зарплата секретаря».