Сидеть и слушать, как дает разгон директор завода своим подчиненным, не входило в его намерения. Да и неприятно.
А тут еще истопники жарят. Прикоснись к трубам — руку обожжешь!
С окна коридора видна улица Киевская. Среди высоких зданий автомобили кажутся почти игрушечными. Они мчатся сплошным потоком. "Волги", "Москвичи", "Жигули", — как яркие летние цветы красуются на улице. Светло-серые, голубые, синие, вишневые, рубиновые, коричневые, кремовые и цвета морской волны — они делают улицу нарядной, праздничной.
А вот и их самосвалы. Плывут солидно, пожалуй, даже величественно, сверкая темно-зеленой краской. Эти большие машины вызывают одобрительные взгляды зеленогорцев. Не пользуются они симпатией только у регулировщиков и автоинспекции.
Алексей отошел от окна. Может, действительно осмотреть выставку работ изобретателей и рационализаторов? Правда, за короткое время не успеешь. Но зал рядом, а время в ожидании пропадает даром.
У самого входа стоит большой стенд с красиво нарисованным в перспективе автомобилем.
В зале никого нет. На стене большой плакат:
"В выпуске нашего автомобиля участвуют 600 предприятий страны, десятки тысяч советских граждан. Не подведем же их, товарищи! Выполним и перевыполним задания десятой пятилетки при отличном качестве!"
В центре зала макет завода с игрушечными корпусами. Посреди макета — большое, вытянутое в длину здание. Вокруг него — слева, справа, позади — множество зданий помельче. На крышах надписи — название цехов.
"Интересный макет, — подумал Алексей. — Производственная структура завода. Весь организм в миниатюре. Вот учащихся бы сюда на экскурсию! Не пришлось бы рассказывать, как говорится, вообще".
— Макет действующий? — спросил он у уборщицы, которая наблюдала за сохранностью экспонатов выставки.
— Да, я вам сейчас включу.
И вмиг все ожило, задвигалось, зашумело. Из литейного в механические цеха двинулись автокары, доверху нагруженные отливками. Из механических цехов, словно гигантские змеи, доставляли к центру рессоры, мосты, карданы, ящики с деталями. Как мощный магнит, притягивало к себе центральное здание.
Трудно отвести взгляд. А сколько фотографий, чертежей, диаграмм! Не хотелось уходить отсюда.
Когда Алексей зашел в приемную, в кабинете по-прежнему происходил крупный разговор директора со своими заместителями и начальниками служб.
"Уж не забыл ли директор, что должен принять меня в три часа? Но он же сам назначил время. При любых условиях я должен к нему попасть сегодня".
— Сколько шин на заводе? — спросил директор.
— Полторы тысячи.
— Это же на два дня работы!
— Мы пошли сейчас без запаски. До прибытия машин с шинами, думаю, продержимся.
— Дальше. Механический получил пруток?
— Харьковский завод не отгружает. Сообщают: у них не хватает мощностей.
— Что предпринимается?
— В Харькове Вербин. Говорит, что могут дать пруток, но только с дырочками.
— Зачем нам с дырочками? Это, наверное, дороже?
— Да, дороже. Это уже изделие, а не пруток. Не металл. Но другого выхода у нас нет. Нужда заставит и калачи есть.
— За эти калачи по шее бы надавать! Ну, ладно. Возьмите. Но не больше семи тонн. А почему Вербин этим вопросом занимается? Поменьше рангом надо было послать человека.
— У него там знакомство, — ответил Стрижов. — А пруток-то, в основном, для его цеха.
Как неприятно подслушивать разговоры, ведущиеся в кабинете директора, так подошел бы и закрыл массивные двери. Вот уж секретарша наслушается. Она в курсе всех дел завода.
— Вы уже никуда не уходите, — обратилась грудным голосом к Алексею, — совещание идет к концу.
И действительно, минут через пять директор подвел черту совещанию. Как-то даже неожиданно это было для Алексея. Для него неожиданно, а для секретарши закономерно. Она уже изучила стиль директора проводить совещания. Не один год здесь работает.
Привалов Павел Маркович если не отсутствовал (а отсутствовал он часто), то один раз в неделю собирал своих начальников служб и заместителей. Если дела шли плохо, приглашал и начальников цехов и участков. Сегодня начальников цехов и участков по пригласил, значит, дела на заводе идут не так уж плохо. Директор прежде всего хотел выслушать своих заместителей и начальников служб и узнать, что планируют они не только на завтрашний день, а на неделю вперед, на месяц. Что думают о своей работе. Все эти сведения во многом облегчали ему, Привалову, руководство заводом. Привалов старичком себя не считал, хотя давно перевалило за шестьдесят. Уж не раз ходили слухи, что он уходит на пенсию. Но вдруг главного инженера, который должен был взвалить ношу завода на свои плечи, назначили директором Брянского завода. И снова Павел Маркович оставался директором.
А сейчас и совсем не до этого. Создавалось зеленогорское автообъединение, куда входили завод колес, механический, автоагрегатный. Это только пока, поговаривают, несколько предприятий вольется.
Привалов автоматически стал генеральным директором автообъединения.
Кабинет директора покидали быстро.
— Заходите, заходите, пока он не ушел, — напомнила секретарша.
Алексей постучал о косяк второй двери и, услышав из глубины голос, вошел. В большом, в три окна, кабинете, лицом к двери, за длинным столом с телефонами и селектором, пепельницей и календарем, с подписанными и неподписанными бумагами сидел директор. На стенах — чертежи, фотографии автомобилей. Привалов встал и пошел навстречу. Высокий, худой, правое плечо выше, как у бильярдиста. Качнулся, шагнул левой ногой и, левой же рукой опираясь на стол, протянул правую, здороваясь.
"Наверное, директор играет на бильярде".
Привалов руку подавал редко, больше здоровался кивком головы.
"Значит, в духе, — отметил про себя. Алексей. — И главное — один".
— Садитесь! Слушаю вас.
— Я по вопросу размещения станков. Скученности. Во втором механическом.
— Я эту скученность оплатил рабочим. В порядке премий из фондов.
— Но существуют нормы.
— Да, из норм мы выходим. Но вы же знаете, страна строит КамАЗ. Туда идут миллионы. А за счет своих средств много не построишь. Много не внедришь.
— А если ссуду из банка…
— Им же надо расчет, прирост, эффект. Конечно, мы не стоим на месте. Занимаемся реконструкцией. Сейчас, кстати, на очереди экспериментальный. Иные думают, что стоит директору внедрить новшество — и оно даст большой эффект. А если не внедряем, то он консерватор. Все ясно. Я тоже так думал. А вот стал директором, понял: внедрять новое чертовски трудно. И, может быть, самое сложное тут — преодоление собственного внутреннего сопротивления, перешагнуть психологический барьер. Вступить в борьбу с другими, ломать, ломать!
— Мы немного просим. Но нам надо производственные площади. Новые станки мы не знаем, где поставить. "Цепочка", нарушена.
Алексей открыл папку.
— Вот так предлагаю разместить станки. Мы выиграем время, повысим производительность труда. Но о перестановке станков начальник цеха и слушать не желает.
— Где же мне найти вам помещение?
— Такое помещение освобождается. Склады уже почти перешли в новое здание. Можно две поточных линии разместить. Я набросал…
Но директор даже не взглянул на схему. Смерил длинными шагами кабинет туда и обратно. Остановился около Алексея.
— Я знаю, Вербину будет тяжело ломать. Он своими руками все делал, создавал. У него еще допотопные станки стоят. Никак не может с ними расстаться. А вы, молодежь, ломать можете!
— Я тоже против, чтобы ломать. Но надо хотя бы "цепочку" создать на первое время. Старые станки выбросить. Я тут прикинул.
— А я за то, чтобы сломать, все сломать и сделать по-новому. Поточные линии с цеховым диспетчерским щитом. Сложность автоматизации вашего цеха заключается в том, что технология здесь не непрерывная, а дискретная и к тому же чрезвычайно разнообразная. Вы же знаете, изготовление детален связано с выполнением большого количества технологических операции. Мы ужо многое получили. Но не все… Каждый год заказываем, а дают по чайной ложке. Надо уточнить только, что получено. А остальное будем выбивать. На съезде попытаюсь встретиться с одесситами. Мы им кузовами помогаем. Только как же с планом?
