— Что с ним, сестра? — спросил он. — Это сержант из моего батальона.

— Был ваш, а теперь станет нашим, — серьезно ответила Оксана. — Вы же видите, что с ним. Придется везти его в госпиталь, иначе начнется гангрена и тогда ему отрежут руку по плечо. Как звать сержанта? Вася…

Раненый застонал еще громче. В его глазах были страх и смятение.

— Он сапер, — сказал майор. — Что ж, везите его в госпиталь. Я буду знать, где он находится. О ранении сержанта доложу по команде.

Втроем — майор, сержант-водитель и Оксана — положили Васю в кузов машины, где на носилках лежали раненые.

— Товарищ майор, — проговорил сержант, — дайте знать моей маме, что ранен я… Меня подлечат, и я вернусь в родной полк.

— Отвоевался ты, Васек! — промолвила Оксана.

Она сделала ему укол, и полуторка двинулась в путь. Село Красный Яр, где расположился госпиталь, было уже недалеко.

Когда полуторка проезжала низину, неподалеку от проселочной дороги Оксана увидела глубокую воронку от бомбы. Разбитое орудие лежало на гребне воронки, а чуть дальше от него — три убитых лошади. На лафете орудия сидел боец-артиллерист и грыз сухарь.

«Хорошо, что в нашу машину не попала бомба, не то бы и раненым и мне конец…» От этой мысли на душе у нее похолодело, словно туда попал кусок льда.

Устроив раненых в палатах, Оксана поспешила в приемный покой, чтобы узнать, где лежит майор Бурлак.

— В третьей палате, — сказал ей дежурный врач. — Возьмите белый халат…

Бурмак неподвижно лежал на койке у окна. Оксана тихо подошла к нему и села рядом. У нее гулко стучало сердце, и она ничего не могла с этим поделать. Никак не ожидала она, что так сильно станет волноваться. Дежурная медсестра сообщила ей, что сделала майору укол и он уснул. Медсестра, небольшого роста девушка с тонким, слегка смугловатым лицом и карими глазами, была приветлива с ней, но все же попросила не будить раненого, пока он сам не проснется.

— Ночью у него был жар, и он не спал, — объяснила она.

— Я подожду, когда он проснется.

— Вас Оксаной зовут? — спросила медсестра.

— Да. Откуда вы знаете? — удивилась Оксана.

— Майор вчера бредил и называл это имя.

«Не забыл, значит, меня», — обрадовалась Оксана, но виду не подала. Она не знала, сколько прошло времени, но неожиданно Бурлак открыл глаза.

— Ты?! — вскрикнул он.

Оксана мягко и доверчиво улыбнулась.

— Я, Ванек… — Прильнула к его груди и поцеловала в щеку. Она была холодной, как лед.

«Это хорошо, значит, у него нет температуры», — отметила про себя Оксана, а вслух спросила:

— Как ты себя чувствуешь?

— В груди чуток побаливает. — Он сунул руку под подушку и тут же вынул ее, разжал пальцы, и на ладони Оксана увидела пулю.

— Хирург извлек из моего легкого, — пояснил Бурлак. — Пять грамм свинца. Оставил на память. — Он спрятал пулю. — Ну а где ты проходишь службу? — Иван Лукич взял ее за руку. — Меня вспоминала? — невинно спросил он.

Оксана рассеянно посмотрела ему в лицо.

— Очень даже часто вспоминала. — Она тихо вздохнула. — В санбате я служу, а сюда привозила раненых и случайно узнала, что ты здесь… Что же ты себя, Ванек, не уберег?

— Да вот и не уберег. — Он сжал губы так, что они побелели, потом разжал их. — Война, понимаешь… Помнишь, как тебя взрывная волна выбросила с палубы судна в Волгу? В один миг… Так и меня ужалила пуля. Очнулся, когда санитар тащил в блиндаж. — Он поднес ее руку к своим губам и поцеловал. — Как твое плечо, зажило?

— Давно зажило. — Она ласково ущипнула его за нос. — Я ждала, что ты проведаешь меня в госпитале, но увы…

— Понимаешь, я приезжал на тракторный завод получать танки после ремонта. — Иван Лукич перевел дыхание. — Заскочил в комендатуру, чтобы узнать, где госпиталь, куда тебя положили. Оказалось, что за два дня до моего прихода его эвакуировали в село Красный Яр. Это и есть то место, где я сейчас лежу.

Помолчали, каждый думал о своем. Потом Оксана заговорила, заметив, что посидит у него час-другой, а затем проведает дядю Андрея. При этих словах глаза у нее заискрились и стали похожи на два фонарика.

— Стоп, у меня есть фотокарточка. Хочешь посмотреть?

Иван Лукич оживился:

— Не шутишь?

Оксана вынула из своей санитарной сумки фотокарточку и отдала ему, пояснив:

— Когда уходила на фронт, взяла на память.

— На фото трое: ты, твоя мама и мужчина. Кто он?

— Дядя Андрей.

Бурлак вгляделся в лицо мужчины.

— Я где-то его видел, — сказал он, почесывая лоб. — Вспомнил! Познакомился с ним в поезде «Пермь — Сталинград», когда в июле ехал сюда на фронт. Мы с ним даже выпили. Он говорил мне, что его старший брат Сергей погиб в боях под Москвой в сорок первом…

— Это погиб мой отец, — тихо обронила Оксана, и в ее голосе Иван Лукич уловил дрожь. — Он тоже был танкистом, как и ты, Ванек.

— Тогда я предложил помянуть Сергея, и мы снова выпили, — продолжал Бурлак. — Он сказал, что сам из Сталинграда, живет на Заречной улице, неподалеку от Мамаева кургана, а работает проводником в поезде. Хороший парень, мне он понравился. Да, еще говорил, что у погибшего брата осталась дочь и зовут ее Оксаной. Это, значит, ты и есть?

— Я. — Она усмехнулась. — Дядя Андрей меня очень любит. Когда я училась в институте, он помогал мне.

Иван Лукич вернул ей фотокарточку.

— Когда мы расставались с твоим дядей, то на клочке бумаги он написал свой адрес, приглашал в гости, но этот клочок я где-то посеял. Так и не пришлось мне погостить у твоего дяди. Наверное, там и с тобой познакомился бы.

— Вряд ли, Ванек, я жила с мамой и к нему заходила редко.

Иван Лукич долго смотрел на девушку, подумал и вдруг сказал:

— Ты… ты хочешь быть моей женой?

Оксана едва сдержала радость. Она никак не ожидала, что вот так напрямую, без каких-либо объяснений, Ванек сделает ей предложение. А он, приняв ее молчание за согласие, горячо продолжал:

— Вот выпишут меня из госпиталя, я приеду к тебе в санбат, и мы сыграем свадьбу, а?

Оксана без слов нагнулась к нему и поцеловала. Губы у него были горячие, и она насторожилась. Спросила:

— У тебя нет температуры?

— Медсестра еще не давала градусник. А вот и она идет…

— Ну что, голубки, поворковали? — улыбнулась медсестра, глядя на них.

— Так, немного… — смутился Иван Лукич. — Что, снова будете ставить мне капельницу? Может, хватит? Вчера капельница, сегодня…

— Об этом спросите у своего лечащего врача, не я, а он назначил, — сухо и, как показалось Оксане, с обидой промолвила медсестра. — Вечером вам тоже будет капельница. Скорее пойдете на поправку. — Она достала из кармана своего халата градусник и дала ему: — Положите под мышку.

Пока медсестра готовила для капельницы раствор, Иван Лукич держал градусник. Наконец он вынул его и отдал Оксане:

— Погляди, что там…

Оксана едва не вскрикнула: 39 градусов!

— Вот видите, это вы его так разволновали, — упрекнула медсестра Оксану. — Вам пора уходить, а я сейчас приведу сюда врача посмотреть раненого.

Оксана молча поднялась. Ей так не хотелось уходить…

— Приходи еще, ладно? — тихо попросил Иван Лукич.

— Постараюсь. — Она снова нагнулась к нему и поцеловала в щеку. — Я люблю тебя, Ваня! — добавила она и шагнула к выходу из палаты.

Ноябрь пришел в Сталинград снежный и морозный. Но Волга еще не замерзла, лишь вдоль берега появились островки тонкого льда, что существенно осложнило работу переправ. А вот на дорогах колючий ветер намел сугробы, машины то и дело застревали в глубоком снегу, их приходилось вытягивать танками или тягачами. Лошади с трудом тащили за собой подводы, груженные боезапасом и продовольствием. Казалось, что холода остудят пыл гитлеровцев, но нет, бои в районе Сталинграда и в самом городе еще более обострились, и положение наших войск продолжало ухудшаться. Гитлеровское командование все силы бросило против войск 62-й армии генерала Чуйкова, перекинув на этот горячий участок фронта подкрепления из тех войск, которые ранее действовали против Донского фронта. 10 ноября врагу удалось занять южную часть завода «Баррикады» и выйти к Волге. Командующий Сталинградским фронтом генерал Еременко немедленно поставил в известность об этом Ставку. Сталин отреагировал на его донесение остро. Он вышел на связь по ВЧ со штабом фронта. Обычно, когда он звонил, разговор начинал с вопроса об обстановке на оборонительных рубежах и терпеливо выслушивал доклад командующего. В этот раз верховный повел себя по-другому. Услышав голос Еременко, он стал его отчитывать.